Внезапно Вибол привалился к борту лодки, и его вырвало. Боран обхватил сына здоровой рукой и крепко держал его, пытаясь понять, не ранен ли он. Не обнаружив никаких повреждений, он про себя воздал благодарственную молитву богам, а Вибол тем временем, выронив копье, содрогался в приступах рвоты.

Кхмеры и сиамцы принялись торжествующе кричать. Тысячи голосов слились в единый мощный вопль. Боран подумал, что крик этот, возможно, донесся даже до богов, так как казалось, что его подхватили джунгли, вода озера и даже его собственное тело. Люди вокруг него радостно вскидывали над головой свое оружие, и создавалось впечатление, что мир вот-вот разлетится на куски от мощи их голосов.

Продолжая поддерживать Вибола, Боран поцеловал его в потный затылок. Потом он посмотрел на север и подумал о том, где сейчас находятся Сория и Прак. Битва утихала, и вскоре должен был подойти обоз их армии, но до сих пор не было видно ни одной женщины и ни одного ребенка.

— Где же они? — прошептал он.

У линии воды несколько оставшихся в живых, но раненых чамов были заколоты копьями с отталкивающей деловитостью. Боран повернул голову Вибола так, чтобы тот не видел этого зрелища. Зная, что им предстоит еще одно сражение, Боран пытался сосредоточиться на вздымавшейся волнами поверхности озера и представить себе, какая рыба может под нею скрываться. Такие вопросы, занимавшие его практически всю жизнь, теперь казались до умиления несущественными.

Один его сын был жив. Но Сория и Прак находились неизвестно где, и эта разделенность ранила его сердце не хуже клинка. Он чувствовал себя неуютно, сидя в чамской лодке и поддерживая своего оцепеневшего ребенка, в то время как остальные члены его семьи, должно быть, сейчас гадали, жив ли он и Вибол.

Кхмерские и сиамские командиры начали перегруппировывать отряды; они рассаживали часть своих людей в чамские лодки, а других расставляли по границе лагеря в качестве часовых. Несколько десятков кхмерских погонщиков слонов вскарабкались на спины захваченных животных и увели их в джунгли. Боран не знал, что произойдет дальше, но понимал, что денек выдастся тяжелым.

Вибол наконец поднял голову; глаза у него были красные, а на запыленном лице были видны следы слез. Все еще дрожа, он начал было говорить, но тут заметил красный след от удара на отцовском плече.

— Ты ушибся? — едва слышно спросил он.

— Ветка ударила, когда мы бежали.

Глаза Вибола вновь наполнились слезами.

— Как я хочу, чтобы все уже закончилось! Чтобы сражаться больше не пришлось.

— Я тоже.

— Сколько их еще?

— Множество, — ответил Боран, не желая обманывать его. — В Ангкоре еще полно чамов. На Великом озере тоже. Мы пока что только расшевелили гнездо шершней.

— Ох…

Командир на берегу подал знак отцу и сыну, чтобы они подошли. Вибол закрыл глаза, затем поднял свое копье и начал переступать через борт. Боран придержал его за локоть.

— Погоди, — остановил он сына.

— Что?

— Ты пришел сюда… потому что хотел стать мужчиной. Но должен тебе сказать, что, просто убив человека, мужчиной не станешь. Мужчиной тебя сделает только выбор более трудного пути, такого пути, который выбрали мы. Этот путь и привел нас к этому моменту.

— Я уже… убил человека. И не почувствовал себя от этого сильнее.

— Ты и не стал сильнее. Поэтому не убивай для того, чтобы что-то себе доказать. Убивай, чтобы остаться в живых, только если ты должен будешь сделать это. Но не для того, чтобы показать, чего ты стоишь.

— Хорошо.

— Мне ты все уже доказал много раз, когда был со мной на воде. Каждый божий день ты показывал, какой ты на самом деле. И я все время радовался, что нахожусь рядом с тобой. Как же мне дороги те дни!

— Мне тоже, — отозвался Вибол, и по щекам его опять побежали слезы.

Боран обнял сына и крепко прижал к себе. Он наблюдал за Виболом, пока тот выбирался на пристань. Он шел за ним по пятам, двигаясь осторожно из-за боли в плече и в колене. Теперь, когда запал боя прошел, он чувствовал себя очень уставшим и очень старым.

* * *

Индраварман и По Рейм расположились ближе к корме длинной чамской лодки, рассекавшей воды Великого озера. До берега нужно было плыть еще половину утра. Это судно очень отличалось от тех лодок, которые привезли чамов в Ангкор. Оно было тридцати шагов в длину и шести в ширину, у него был задранный нос и один парус. Вдоль бортов теснились гребцы, а между ними ощетинились оружием тридцать лучших воинов Индравармана. На корме капитан правил лодкой с помощью шеста, который был соединен с рулем. Рядом с ним стоял пожилой чам, монотонным голосом задававший ритм гребцам.

Люди потели под уже жарким солнцем, а Индраварман сидел на помосте, выложенном шелковыми подушками. Возле него сидел на коленях По Рейм. Оба они находились в тени искусно сделанного навеса, державшегося на бамбуковых шестах. Края навеса подрагивали каждый раз, когда лодка усилиями гребцов рывком продвигалась вперед, подгоняемая ветром. Нос лодки украшала вырезанная из дерева голова петуха с толстым клювом в обрамлении пучков перьев.

На лодке Индравармана разместилось более семидесяти чамов. По озеру плыло около ста пятидесяти судов разных размеров, перевозивших одиннадцать тысяч человек. Две тысячи воинов король оставил в Ангкоре, чтобы держать в узде тамошних кхмеров, но основная часть его армии была с ним. Еще три тысячи воинов плыли навстречу ему с юга, выбрав непрямой маршрут с их родины.

Шпионы По Рейма докладывали, что Джаявар выступит примерно с семью тысячами своих людей, а это означало, что, когда Индраварман дождется подкрепления, соотношение сил с противником будет два к одному. Перспектива столь неравной схватки заставляла короля чамов дышать учащенно от возбуждения. Он смотрел на юг, ища взглядом своих соотечественников. Небо было безоблачным, но над водой висела легкая дымка, не позволявшая видеть далеко. Он знал, что приближающаяся подмога уже рядом — об этом доложили разведчики, посланные вперед на быстрых лодках.

Индраварман не знал, атаковал ли уже Джаявар лагерь чамов на берегу озера, но подозревал, что это уже произошло. Со стороны кхмеров было мудро принять тактику нескольких мелких сражений вместо одного большого. Если шпион По Рейма не ошибся, Джаявар должен был напасть на чамов у озера и наверняка разгромил их. К этому времени его люди, скорее всего, уже на воде и гребут изо всех сил навстречу врагу. Выдав себя за чамов, люди Джаявара могли обескуражить воинов подкрепления и застать их врасплох. Однако, поскольку Индраварман уже предупредил своих людей об этом коварном плане, они просто подпустят Джаявара поближе, а затем силы чамов объединятся, чтобы окружить кхмеров и перебить их. И на этом война будет закончена.

Повернувшись к По Рейму, Индраварман машинально потер кусочек железа под кожей.

— Когда Джаявар поймет, что он в ловушке, он должен будет разыскать меня, — сказал он. — Единственный шанс для него победить сегодня — это убить меня.

— Пусть этот поедатель дерьма только появится, о великий король! Наши люди слетятся на него, как мухи на падаль.

Индраварман хмыкнул:

— Мы с ним оба знаем, что, если один из нас падет, другой выиграет. Если ему удастся пробиться ко мне, он умрет от моей сабли. Но, если хочешь, можешь убить его со спины. Нанеси ему серьезную рану, и в награду я отдам тебе его душу.

— Благодарю вас, о великий король. Душа короля… даже если это фальшивый король… будет для меня бесценным подарком.

— А что насчет моей души, По Рейм? Ты и ее отберешь в один прекрасный день?

— Простите…

— Если меня убьют, ты станешь ничтожеством. Запомни это. — Индраварман кивнул, довольный посетившей его мыслью. Он решил, что после этой битвы убьет По Рейма и скормит его тело рыбам. Когда тот будет умирать, он заглянет в глаза ассасину и постарается забрать у него всю ту силу, какую тот, возможно, наворовал у своих жертв.

— Вы мой господин, король королей. И вы станете свидетелем того, как я сокрушу ваших врагов.

Индраварман, развернувшись, стал смотреть на юг.

— Асал придет с ними?

— Скорее всего да.

— Он должен прийти, потому что он — боец. Сейчас он дерется за любовь, поскольку страсть вводит его в заблуждение. Но по натуре своей он воин. Он знает, что не сможет чувствовать себя в безопасности, пока мы живы, и поэтому он должен встретиться с нами лицом к лицу.

— В этом случае мой клинок найдет его спину.

— Будь осторожен, По Рейм. Я знавал людей, которые сражались за любовь, и таких убить нелегко. Страсть может затуманить мозги, но она же дает великую силу. Убей его быстро, или сам погибнешь от его сабли.

По Рейм кивнул и отодвинулся от солнца подальше в тень.

— К концу этого дня, — продолжал Индраварман, — с кхмерской империей будет покончено. Мы вернемся в Ангкор, соберем все войска, перебьем всех предводителей за участие в мятеже и заселим эту землю своими людьми. Кхмерская история, их достижения, их слава — все это будет нашим.

— Они тогда…

— Так что точи свой клинок, ассасин. Брось Джаявара на эту палубу — и станешь бессмертным. Брось сюда еще и Асала, и ты украдешь для себя ту страсть, о которой я тебе говорил.

— Да, король королей.

— А теперь иди. Оставь меня наедине с моими мыслями.

По Рейм развернулся и встал. Индраварман, похоже, не заметил его ухода.

Король чамов поднялся на ноги. Крепко сжимая древко своей боевой секиры, он начал нервно расхаживать по помосту, с нетерпением ожидая начала побоища.

* * *

В это время в разгромленном чамском лагере Джаявар смотрел на стоявшего перед ним Бона. У мальчика были небольшой щит и кинжал, который он вложил в ножны, как саблю. Лицо ребенка казалось огорченным и обиженным, и это заставило Джаявара нагнуться и заглянуть ему в глаза.