Воисанна также встретилась с Тидой и шепотом поведала ей о том, что им предстоит совершить ночью. Реакция Тиды была противоположной реакции Чаи. Мысль о том, чтобы ускользнуть при свете луны, заставляла ее сильно нервничать. Она заламывала руки, беспокойно смотрела по сторонам и часто останавливалась на полуслове, чтобы успокоиться. Воисанна старалась убедить ее, что попытаться бежать, даже если это связано с риском, все равно для нее безопаснее, чем оставаться с Индраварманом. В конце концов Тида пообещала Воисанне встретиться с ней у поваленного дерева, а Воисанна поклялась ей, что они будут бежать вместе — держась за руки, если понадобится.

Теперь, идя по длинным коридорам Ангкор-Вата, она в ожидании приближающейся ночи обдумывала, как будет лучше покинуть свое жилище, какую дорогу выбрать и не стоит ли ей чем-то измазаться, чтобы быть менее заметной ночью. Она испытывала нечто среднее между чувствами Чаи и Тиды. Она рвалась сбежать от своих чамских господ, чтобы быть с Асалом, но также осознавала, что должна предупредить своих о готовящемся нападении Индравармана. Она очень боялась того, что могла принести эта ночь. А вдруг стража заметит, как они убегают? Вдруг ассасин, враг Асала, выследит их? Существовало слишком много того, что могло повлиять на будущее, о котором она мечтала, будущее, в котором в их королевстве царит мир, а она находится рядом со своим возлюбленным. Жизнь казалась ей такой хрупкой, а страх подтолкнул ее отправиться в «комнату эха». Ей было необходимо помолиться.

В этой комнате было прохладно, тихо и пусто. Воисанна подошла к голой стене и прижалась лопатками и позвоночником к камню. Закрыв глаза, она семь раз ударила себя кулаком в грудь и, услышав доносящийся издалека звон колоколов, начала молиться. Вначале она помолилась за своих предков, испытывая вину, что несколько дней даже не вспоминала о них. Затем она попросила, чтобы этой ночью все прошло удачно. Она заклинала богов не оставить своим вниманием ее и близких ей людей, когда они скроются в темноте. Все они будут вести себя достойно, пообещала она. И каждый из них оставит в этом мире заметный след.

«Пожалуйста, прошу вас, помогите нам! — мысленно взывала она, ударяя себя в грудь кулаком еще семь раз. — Мой отец говорил, что вы слышите людей в этом месте, как ни в каком другом. Так что, пожалуйста, выслушайте меня. Я знаю, что для вас я не больше, чем какая-то пылинка, но, как и вам в свое время, мне в ближайшие дни придется столкнуться с демонами, и мне нужна ваша помощь. Я не могу сражаться с ними одна. Так вы поможете мне? Поможете женщине, у которой не хватит сил поднять саблю, но которая никогда не была трусихой и которая сделает все, чтобы спасти свой народ? Мы построили этот храм в угоду вам, и мы заслуживаем того, чтобы продолжать жить и строить. Так даруйте нам победу, боги всех богов, и я уверена, что мы возведем для вас новые храмы».

Воисанна развернулась и встала к стене лицом. Она поцеловала камень, чего раньше никогда не делала. Она знала, что этого же места касались тела близких ей людей и других ее соотечественников. Хотя камень не мог говорить, эта комната была полна жизни, полна волшебной силы. Как иначе удары кулака в грудь могли превращаться в колокольный звон? А если здесь есть своя жизнь и свое волшебство, то боги, конечно, могли услышать ее мольбы. Да, она была всего лишь пылинкой, но разве не из множества пылинок состоит вселенная?

В комнату вошла кхмерская девочка. Воисанна улыбнулась ей, но улыбка эта осталась без ответа. Глаза у девочки были красными, похоже, ее охватила глубокая печаль. Воисанне захотелось обнять ее, сказать ей, что все будет хорошо и что ее молитвы будут услышаны. Шмыгнув носом, девочка прижалась спиной к стене и замерла, прежде чем бить себя кулаком в грудь.

— Хочешь, я помолюсь вместе с тобой? — мягко спросила Воисанна. — Помолюсь за тебя?

Девочка кивнула, и по щеке ее скатилась тяжелая слеза.

Воисанна встала рядом с ребенком. Прижавшись спиной к каменной кладке, она ударила себя кулаком в грудь. И снова в ушах зазвучали колокола. Только теперь Воисанна молилась уже не за себя, а просила богов за незнакомку, за эту девочку, не слишком отличающуюся от нее самой.

* * *

Все, кто собирался отмечать Праздник плавающих фонариков, не могли дождаться наступления темноты. Вот уже для многих поколений кхмеров этот праздник был одним из самых любимых. Во время празднования все его участники просят прощения у Земли, за то что загрязняли ее в течение прошедшего года.

Более пяти тысяч кхмерских мужчин и женщин выстроились по берегам реки, тогда как их дети собрались на специальном бамбуковом помосте, установленном поперек нее выше по течению. В руках у детей были плавучие фонарики размером с тарелку, вырезанные из древесины упавших деревьев. Вокруг единственной восковой свечи, установленной посередине, раскладывали орхидеи, хризантемы, цветы лотоса. Свечи пока что не горели.

На дальнем краю помоста отдельно от детей стояли Аджадеви и Джаявар. При виде смеющихся детских лиц Аджадеви улыбалась. Несколько недель тому назад, когда ей в голову впервые пришла мысль о проведении этого праздника, она послала гонца к сиамцам, чтобы тот попросил их доставить, помимо таких жизненно важных вещей, как лекарства и оружие, еще и свечи. Свечи прибыли за несколько дней до праздника — все длинные и тонкие, каждая была аккуратно завернута в шелк.

Все ждали наступления полной темноты. Уже почти совсем стемнело, и многие короли давно подали бы сигнал начать праздник. Но Джаявар был человеком терпеливым и поэтому ждал самого наилучшего момента, чтобы зажечь свечи. Где-то ниже по течению ритмично били барабаны. Протяжные голоса затянули песню, которую распевали их предки, — песню, в которой они просили прощения у земли и воды.

Джаявар держал в руках фонарик, который он сделал вместе с Бона — мальчиком, бывшим рабом, которого он когда-то спас и который потом спас его самого. В последнее время Джаявар не раз после встречи со своими командирами и обсуждения военной стратегии шел искать Бона. А потом эти такие непохожие напарники сидели у изгиба реки и мастерили вместе плавучий фонарик. За этим занятием они говорили о том, что Бона хорошо знал и понимал, — о джунглях, об их обитателях, о красотах Кбал Спина, которых было немало. Бона чем-то напоминал Джаявару его детей, и, находясь рядом с мальчиком, он ощущал мир в своем сердце. Они часто улыбались, а время от времени даже смеялись вместе. Джаявар начал заботиться о Бона и строить планы, которые помогли бы ему выжить и в конце концов стать счастливым.

— Пора, — наконец сказал Джаявар, сделав знак группе мужчин и женщин с горящими свечами, которые стали обходить детей и зажигать их фонарики.

Из всей детворы ближе всего к Джаявару стоял Бона. Он улыбался, хотя в руках у него ничего не было.

Джаявар вышел на середину помоста. Сердце билось часто, а мысли собирались, выстраивались и наливались силой, как грозовые тучи перед бурей. Ему хотелось подобрать правильные слова, и поэтому он уходил в джунгли и громко репетировал там свою речь. Впервые он не поделился своими соображениями с Аджадеви. Он хотел удивить ее, а также порадовать как кхмеров, так и сиамцев.

Он поклонился людям, стоящим вдоль реки, поднял свой плавучий фонарик над головой и кивнул. Когда он заговорил, его глубокий голос разнесся далеко в темноте ночи.

— Друзья мои, если бы я сказал вам, что где-то во вселенной есть мир, в котором краски поражают своим великолепием, а воздух сладостен и полон благоуханий, как бы вы на это отреагировали?

Люди на берегах зашумели. Они не привыкли к тому, чтобы король задавал им вопросы, и просто не знали, что сказать. Видя нерешительность на лицах стоявших неподалеку людей, Аджадеви ободряюще улыбнулась им, чтобы они не стеснялись.

— Если бы я сказал вам, — продолжал тем временем Джаявар, — что где-то во вселенной этот мир действительно существует и что в нем под золотым солнцем летают волшебные создания, что там есть бескрайние воды, бесчисленные долины и горы, как бы вы на это отреагировали?

На этот раз раздались голоса, в основном мужчин, хотя отозвалось и несколько женщин.

Джаявар улыбнулся:

— И что, если бы я сказал вам, что этот прекрасный мир чист и совершенен? Что звезды там сияют ночью, словно бриллианты? Что жизнь возникает там, затухает и снова зарождается? Решили бы вы, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой? Посчитали бы вы этот мир лишь игрой воображения? Или стали бы молиться, чтобы попасть в него?

— Я хочу попасть в этот мир! — воскликнула девочка, и слова ее вызвали множество улыбок. — А можно? — спросила она у своего короля.

— Но, дитя мое, — отозвался Джаявар, — ты и так уже бегаешь по этому миру, потому что место, о котором я говорю, находится здесь, где мы сейчас стоим. Каждый день мы наслаждаемся его красотой. Мы нюхаем цветы, гуляем под деревьями. Пьем воду, текущую с гор. Этот мир, какого не найти больше нигде во всей вселенной, лежит у вас под ногами. И это наша родина.

Люди засмеялись и захлопали в ладоши.

Джаявар подал знак Бона, чтобы тот подошел. Они вдвоем держали плавучий фонарик, пока женщина поджигала на нем свечу.

— Поскольку мы обитатели этого мира, мы и должны защищать его, — продолжал Джаявар. — И должны просить прощения за то, что рубим деревья, за то, что пачкаем воду, за то, что едим растения и животных, за то, что мы загрязняем воздух. Именно в эту ночь мы пускаем наши плавучие фонарики по реке и просим прощения у Земли за ее осквернение.

Медленно опустившись на колени, Джаявар и Бона поставили свой фонарик на воду и осторожно отпустили его. Река приняла это подношение, закружила его и понесла вниз по течению. Люди на берегу оживились. Джаявар выпрямился, поблагодарил Бона, после чего жестом пригласил остальных детей подходить к краю помоста и спускать свои фонарики. Сам же он отступил в сторону, освобождая им место. Бона поклонился, а потом, улыбаясь, побежал вдоль берега. Десять детей торопливо прошли к краю помоста, спустили свои горящие фонарики на воду и отошли, чтобы следующие десять ребятишек могли сделать то же самое. Процесс продолжался, огоньки плыли по реке, напоминая в темноте мерцающие звезды, но эти двигались и вращались. По обоим берегам реки кхмеры и даже некоторые сиамцы хлопали фонарикам, которые, в зависимости от вкуса ребенка, были разными по размеру и по-разному украшены.