— Это мы, что ли, умные? Горстка бедных рыбаков? Мне они мочились на голову, а ты ничего не видишь. Так что же, они должны жутко нас с тобой бояться?

— А далеко увело тебя твое хорошее зрение? Возможно, Вибол, если бы ты на самом деле был слепым, все было бы намного яснее для тебя. Может быть, ты…

— Значит, это тебе сейчас все ясно? И ты знаешь, что нам всем делать?

— Знаю.

— Да ничего ты не знаешь!

Прак заметил, что родители двинулись в их сторону, и сделал им знак, чтобы они пока не приближались.

— Я знаю, что чамы причинили вред моему брату. Я знаю, что ум может быть таким же острым и губительным, как сабля. И я знаю, как победить их на озере.

Вибол помолчал. Последние слова брата одновременно и насторожили, и воодушевили его. Какая-то его часть сжималась при мысли о том, что вновь придется столкнуться с чамами лицом к лицу, однако же он по-прежнему всем сердцем желал прогнать их со своей земли.

— И как же? — наконец спросил он, продолжая крутить палочку — движение, которое скрывало дрожь в его руках. — Как же мы их победим?

— Ты уверен, что хочешь услышать это от меня, ты, мальчик, у которого со зрением все в порядке?

— Говори.

— Я ведь слабак, помнишь об этом?

— Прекрати же, наконец! Расскажи мне, как мы можем их одолеть.

— Мы завоюем их доверие, продавая им рыбу каждый день, но в один прекрасный день наша рыба окажется отравленной. А на следующий день мы атакуем.

— А как… как ты отравишь нашу рыбу?

— Наша мама знает такие способы. В джунглях сотни растений, от которых можно заболеть. Или же просто продадим им рыбу, которая день полежала на солнце. Чамы будут слишком плохо себя чувствовать, чтобы сражаться. По крайней мере некоторые из них. Возможно, этого будет достаточно, чтобы мы сравнялись с ними по численности.

— Но…

— И прямо сейчас, глядя на этот костер, я вдруг подумал: что будет, если мы разожжем огонь напротив лагеря чамов? Здесь ветер часто дует с севера, как раз в сторону Великого озера. Если ветер погонит пламя в сторону чамского лагеря, они вынуждены будут уходить на воду. Мы сможем атаковать их с лодок, а их слоны и лошади будут напуганы. Чамы окажутся в ловушке между огнем и нашей армией.

Вибол, по-прежнему теребя палочку, выпрямился.

— Какой еще армией?

— Нам придется отправиться в путешествие с тобой, Вибол. Пройти через джунгли и найти наших кхмерских братьев и сестер. Мы вольемся в их ряды, а затем расскажем о наших планах. Я уверен, что большинство чамов находятся в Ангкоре, так что это будет не самая большая битва. Но у меня пока что нет идей, как нам вернуть город.

Вверху закричала обезьяна, невидимая среди листвы. Вибол вздрогнул от этого неожиданного звука и посмотрел по сторонам.

— А что скажет отец?

— Он согласится.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я уже говорил с ним. Потому что, когда они били тебя, они причинили боль и ему. И он хочет, чтобы мы снова жили, как раньше, не опасаясь боли. Именно это он и сказал мне прошлой ночью, когда наша мать была с тобой. Он хочет, чтобы наша жизнь вернулась в привычное русло, и он считает, что для этого нам необходимо прогнать чамов с нашей земли.

Вибол ткнул пальцем брату в грудь:

— А ты? Что думаешь ты?

— Я хочу, чтобы Вибол стал прежним — нескладным болтливым балбесом, который думает только о том, как бы плескаться во рву с красивыми девушками, и больше беспокоится о чистоте своих зубов, чем об умении обращаться с саблей. И единственный для меня способ добиться этого — прогнать чамов с нашей земли. Поэтому я помогу отцу и буду помогать тебе.

— А как же мать?

— Если никто из нас не пострадает, с ней будет все в порядке. Когда она думала, что ты погиб, казалось, что она тоже умерла. Она не выдержит этого еще раз. Просто оставайся целым и невредимым и не уходи от меня. Вдвоем мы сможем сделать то, что не удастся сделать поодиночке. Вместе мы сможем заставить чамов пожалеть о том, что они пришли в Ангкор.

* * *

Дорога на Ангкор была очень оживленной. Огромные тиковые и фиговые деревья дарили свою тень группам путников — простым жителям, воинам, священникам и паломникам. Дорожная пыль была усеяна кучами навоза слонов и лошадей. Рабы несли роскошные палантины, в которых путешествовали знатные чамы. У придорожных лотков обезьяны выпрашивали еду, периодически уворачиваясь от камней, запущенных в них рассерженными торговцами. Время от времени налетал легкий ветерок, который был не в силах разогнать повисший над дорогой запах животных, пота, мочи и специй.

Сидя под сенью большого баньяна, Джаявар и Аджадеви смотрели на бесконечный поток путников. Оба, покрытые грязью, с нечесаными волосами и с пустыми чашками для подаяний, выдавали себя за нищих. Они усердно бормотали что-то себе под нос, не обращая внимания на роившихся над ними мух и насмешки, которыми осыпали их прохожие. Время от времени кто-нибудь бросал в чашки мелкую монетку, и тогда они низко кланялись ему.

Несколько раз Джаявара подмывало сказать кому-то из своих соотечественников, кто он такой на самом деле и что нужно делать, но он сдерживал себя и ожидал появления подходящего для этого человека. Он опасался предательства, поэтому, призвав все свое терпение, продолжал побираться, жалобно взывая к милосердию шедших мимо людей.

Солнце припекало, и он периодически поглядывал в сторону водоема, находящегося за дорогой. Там уже купались тысячи кхмеров. Ему очень хотелось присоединиться к ним, но он боялся того, что может случиться, когда вода смоет с него грязь.

— Тебе полезно нищенствовать, — шепнула ему Аджадеви, когда поблизости никого не было. — Однажды, когда ты вновь станешь правителем своей страны, ты вспомнишь о страданиях собственного народа.

— Ты считаешь, что я нуждаюсь в таких напоминаниях?

— Не в напоминаниях, а в воспоминаниях.

— А какая между ними разница?

— Напоминания нужны тому, кто не может запомнить. А воспоминания — тому, кто хочет помнить.

Джаявар подумал о своих детях, представляя лицо каждого из них, начиная с самого младшего. Воображение рисовало их ему в самые счастливые дни их жизни. Вот его маленькая дочка Чиви радостно смеется, когда он катает ее, усадив себе на плечи. Его старший сын, Косал, радуется рождению своего собственного ребенка. Джаявар пожелал им всего хорошего, как делал это всегда, и продолжал думать о них, стараясь мысленно воссоединиться с дорогими ему людьми.

— Думаю, именно воспоминания делают нас людьми, — наконец отозвался он. — Они подпитывают наши души энергией.

— Это правда.

— Я… я боюсь, что запомню этот день не таким, как мне хочется. И еще боюсь того, что сегодня услышу. Несмотря на то, что сказал тот чам, у меня все же остается надежда.

Она протянула к нему свою руку и положила ее на его грязное колено.

— Я знаю. И я тоже надеюсь. Но, что бы мы ни выяснили, Джаявар, терять надежду нельзя. Пока ты жив, могут появиться новые воспоминания. Они не являются конечными, как и дни молодости. Их всегда можно воссоздать.

Он задумался над ее словами, понимая, что такой взгляд на вещи возможен благодаря ее вере в то, что человек возрождается вновь и вновь. Она часто рассказывала ему о своих смутных воспоминаниях о прошлых жизнях, о голосах, которые слышала, погружаясь в сон, забытых, но все же знакомых голосах. Хотя он также пытался раскрыться для подобного опыта, всегда оказывалось, что его сознание слишком привязано к настоящему, к тому, что происходит здесь и сейчас. И все же он разделял ее убеждения и верования. Он сам видел, что окружающий мир ежедневно перерождается, и представлял себе, что он тоже каким-то образом является частью этого процесса.

Мимо прошел отряд чамских воинов, тянувших за собой цепь, к которой были прикованы кхмерские узники. Кхмеры — все это были мужчины — были высокими, но очень истощенными. Джаявар догадывался, что раньше они были воинами, а теперь их превратили в рабов. Ему хотелось кинуться к ним, попытаться освободить, но он лишь сжал кулаки, чувствуя свою беспомощность.

— Посмотри, кто тенью следует за ними, — прошептала Аджадеви, указывая на одинокого мужчину, который шел за конной упряжкой. Похоже, все его внимание было сосредоточено на пленниках. Хотя в руках у него была мотыга, он не сутулился, как человек, всю жизнь проработавший в поле. Он шагал с достоинством, широко расправив плечи.

После недолгой паузы Джаявар поднялся и пошел к дороге, низко опустив голову. Увернувшись от колес повозки, он подошел к кхмеру и только тогда поднял глаза.

— Помоги старому дураку, сын мой, — тихо сказал он, — и я расскажу тебе, как освободить твоих друзей.

Кхмер нахмурил брови, взглянув на удаляющихся узников, а затем снова посмотрел на Джаявара.

— У меня нет никаких друзей, — заявил он.

Джаявар кивнул:

— Покорно прошу последовать за мной, и я все объясню.

Мужчина явно колебался, однако все же повернул налево и прошел за Джаяваром на обочину дороги. Они сели возле Аджадеви, которая приветливо улыбнулась незнакомцу. Все они молчали, потому что как раз в этот момент мимо них проходил большой отряд чамов, вооруженных копьями и щитами.

Пока отряд не прошел, Джаявар сидел, низко склонив голову. Наконец он поднял глаза.

— Где ты сражался против чамов? — спросил он.

— Что?

— Я вижу, что ты воин. Поэтому расскажи мне, где ты сражался с врагом и как это происходило?

Незнакомец подозрительно прищурился:

— А тебе какое дело до этого, старик?

— Это важно, поверь мне.

— Если хочешь знать, я был на западной стене Ангкора. Я видел, как они пришли, и наши люди продержались некоторое время. Но в конце концов нас разгромили.