Чаши слабо догорали, остальное, давно потушенное Маратом, лежало в сторонке. Рядом копошились Юля и Ира, складывая чашки и веера в пакеты.

Сразу стало как-то пусто и холодно.

В такие моменты Гуля понимала истинность фразы «шоу должно продолжаться». Для артиста — должно продолжаться…

Гуля подошла к Марату, присела рядом с дымящейся конструкцией.

— Гуль, все нормуль. Сейчас дотушу и поедем. Зови девчонок, переодевайтесь. До города ехать полтора часа, пусть мне не помогают, я сам…

— Хорошо, позову, — Гуля подошла к девочкам и передала им слова Марата.

— Гуль, а может, мы закусим чего здесь, а? Весь день ничего не ела… — Юля дотронулась рукой до живота, — Ира тоже голодная. То сюда полтора часа ехали, здесь час, и еще ехать полтора часа…

Гуля прищурилась. Она прекрасно понимала Юлю: у самой давно сосало под ложечкой, да и еще керосин, мизерную часть которого она все-таки проглотила… Она сейчас прополоскает рот, но от проглоченных капель керосина ей не избавиться.

— Есть роллы, в том ресторанчике, — кивнула Юля на здание, стоящее рядом с тем, где проходил банкет, — может, закажем, а? Хоть парочку, если дорого…

— Ладно. Ради такого случая, раз все голодные, я угощаю. Только деньги заберу.

— А мы закажем пока! Гуль, на сколько по денежкам?

— На тысячу, если будет там наборчик, ну можно чуть больше…

— Окей! А чай так выпросим, как артисты! У меня своя заварка! — и девочки, прямо в костюмах, умчались заказывать роллы.

— Марат, мы поедим чуть. И чая выпьем. Потом поедем. Хорошо?

— Да, как скажешь…

Гуля забрала деньги за выступление у ведущего, узнала от него, что гостям выступление понравилось, и пошла в гардероб. Юля и Ира уже переодевались.

Гуля опасалась, что Паша опять начнет сплетничать про Антона, но его в гардеробе не оказалось. Не было и его чемоданчика. Скорее всего, он ушел показывать зрителям свои фокусы с картами.

Гуля спокойно сняла костюм, надела джинсы и майку, накинула сверху кофту. Оттерла влажными салфетками копоть с лица и рук, проверила костюмы — как они сложены — одновременно болтая с Юлей и Ирой о выступлении и о том, что у кого случилось во время него. У Юли веер ненадолго зацепился за цепочку, у Иры все нормально, но, когда она танцевала с чашками, они с Юлей встали не в линию…

Через пятнадцать минут девушки вместе с Маратом сидели за столом загородного суши-бара и поедали роллы.

— Когда мы будем крутые- крутые, круче, чем Антон, давай, Гуль, после каждого выступления кушать там, где выступаем, а? — хихикнула Юля, вылавливая палочкой очередной ролл.

— Ты ж толстая будешь тогда, как бочка, — подколола Ира Юлю.

— Н-не буду.

— Да запросто, — засмеялась Гуля, — сперва только надо самыми крутыми стать…

— Станем, Гуль, обязательно, — мечтательно закатила глаза Юля, пихнула локтем в бок рядом сидящую Иру, — Ир, согласна?

— Спрашиваешь! Гуля, даешь раскрутку!

— А может, Антона похитим? — сделав огромные глаза, заговорщицким шепотом произнесла Юля, — Посадим…эм-м… в подвал. Будем кормить и выпускать на выступления…

— Как дрессированного медведя? — девочки смеялись во весь голос, представляя в красках, как они это сделают.

— А кормить — водой и хлебом?

— Только на выступления выпускать? И ни за чем больше? Я бы еще его кое-зачем выпустила!

— Это зачем?

— Совсем от рук отбились. Вот что значит женщины, — ворчал Марат беззлобно, наливая себе еще чая, — только соберутся вместе — начинают чушь городить…

— Ты, Марат, нас не слушай, — веселилась Юля, — мы еще не то придумаем…

Гуля сидела, блаженно прикрывая глаза. Ощущение сытости было очень приятно, но еще приятнее было другое. Ребята — ее коллектив, ее команда. Люди, на которых можно положиться. Деньги деньгами, но хороших людей не купить, только случайно познакомиться или найти…

И Гуля забывала в эти мгновения, смеясь над шутками девочек и Марата, что дома ее вновь ждет пьяный отец, а завтра — ненавистная работа продавщицы. Они обсуждали свои планы за десятки километров от города, и сегодня не торопились домой…

Глава 7

— …И все эти выступления… Гуля! Раньше ты была еще юной, но сейчас… Может, пора прекратить?

Дядя Расим осуждающе смотрел на Гулю. Она слушала его уже минут пятнадцать.

Началось все с того, что Гуля пьет кофе на рабочем месте (ну попалась она, попалась, да! Никто не спорит. В одиннадцать утра дядю Расима никак не ждала), потом от кофе он плавно перешел к тому, что в кассе небольшая недосдача (и в этом Гуля виновата — наверно, кому-то из покупателей сдачу дала больше, чем нужно), связал две эти вещи и вынес вердикт: танцы вредят ее основной работе. Гуля не могла согласиться с ним, но спорить не пыталась. Он же начальник, у него еще ее мама работала. Дядя Расим никогда не обижал их семью деньгами, дарил мелкой Гуле подарки на Новый год, принял ее без образования на работу и все твердил: получи хоть какие-нибудь корочки, я помогу. Гуля упрямилась: еще чего не хватало! Так и осталась она без образования с одиннадцатью классами школы — и только. В школе Гуля была почти отличницей, они с родителями планировали, что Гуля поступит в институт, отец с матерью даже откладывать деньги стали на ее образование. Потом эти деньги ушли на похороны, а еще — на памятник для матери. А об институте Гуля и думать забыла.

Именно в тот день, когда они похоронили маму, вечером Гуля ушла в сквер из дома. Сидела там, плача навзрыд. Ей не разрешали родители гулять так поздно, тем более — здесь, но теперь Гуле было все равно: отец валялся дома в алкогольной отключке, родственники и знакомые матери разошлись — разъехались («Гульмира, ты теперь взрослая и главная хозяйка в доме. Береги отца, смотри за ним»).

В общем, Гуля осталась одна.

Она одиноко рыдала, сидя на скамейке. Но, если честно, не совсем одиноко. Вдалеке крутил шары на веревочке какой-то мужик, и крутил уже давно и долго. Гуля краем глаза понаблюдала за ним, как пришла, но тот все крутил и крутил, она устала на него смотреть, разревелась: шарики отвлекли ненадолго. Гуля разглядела за деревьями палатку: хиппи, кочующие по стране, часто разбивали в сквере лагерь. Район располагался почти за городом: и к магазину близко, и от шумного города на приличном расстоянии. Гуля всю жизнь жила здесь, много лет замечая странноватеньких людей. Они то йогой по утрам занимались, то медитировали, то в барабанчики били, каждое лето поражая обитателей района новыми выкрутасами. Теперь — шарики на цепочках. Гуле было параллельно: боль внутри выворачивала душу наизнанку. Она сгибалась в три погибели на скамейке, прижимая ладони к груди: там жила эта боль, которая никак не могла выйти — будто в груди застыло что-то острое до жути.

Позже она устала плакать, сидела, изредка всхлипывая и вытирая мокрым насквозь платком лицо. Платок ей дал кто-то на похоронах, Гуля его зажала в кулаке и так проносила весь день. Она отвлеклась и не заметила, как к ней подошел тот парень.

Когда увидела его стоящим напротив, она вздрогнула, но не очень испугалась. Мешковатая яркая одежда, длинные вьющиеся волосы, собранные в хвост, открытый взгляд и добрые карие глаза не предвещали плохого.

Он стоял, склонив голову немного на бок, и сочувственно смотрел на Гулю. В правой его руке, покачиваясь на цепочках, висели два мячика. Больше в руках у незнакомого парня ничего не было.

— Привет. Меня зовут Женек. Хочешь покрутить? — незнакомец поднял руку и показал Гуле свои шарики на цепочках.

Гуля всхлипнула и мотнула головой, немного ежась.

— Мы поставили палатку вон там, — парень махнул рукой, — приехали в ваш город, хотим пожить немного. Я фаерщик. Знаешь, кто это такие?

Гуля отрицательно мотнула головой.

— Танцую с огнем. Шарики — конечно, не совсем эти, другие, — поджигаются, и я их кручу. Есть горящие шесты… Много чего. Сегодня будем поджигаться, как совсем темнеет. Оставайся, посмотришь! А пока темнеет, могу научить самой легкой крутке. Вставай, покажу…

— Гуля, ты меня даже не слушаешь! — жесткий тон дяди Расима резанул по нервам. Гуля заморгала глазами: она и правда задумалась, вернувшись на много лет назад, в тот самый день, когда впервые взяла пои в руки.

— Извините, Расим Ислямович. Я… я немножко не выспалась.

— Гуля, ты постоянно не высыпаешься! Сколько тебе говорить можно? Это вредно для тебя — выступать ночами, ездить не знаю куда… Гуля, я уже молчу о том, что ты татарка! Татарским женщинам…

— Я не совсем татарка, — перебила дядю Расима Гуля. Такие вещи типа «татарской крови» она пресекала тут же. Не терпела выпендрежа по поводу национальности: Руслан и его мамаша уже однажды хорошо проехались по «крови» Гули. Второй раз выслушивать подобное, пусть и от давно знакомого человека, уважаемого, «друга семьи», Гуля не хотела.

— Я не совсем татарка, Расим Ислямович, но от этого я как человек не становлюсь лучше или хуже…

— Гуля, я, наверное, не так выразился, — прищурил свои темные глаза дядя Расим, и сеточка морщин резко обозначилась вокруг его глаз. Он выглядел моложаво, был подтянутым, следил за собой. Но взгляды у него были, как считала Гуля, поистине стариковскими. Вот и сейчас он затянул шарманку о женском достоинстве:

— Гуля, дело даже не в том, что ты татарка или нет. Я считаю, что ни одна женщина не должна танцевать за деньги! Тем более, с огнем! Это опасно!

— Огонь не опасен, если умеешь…

— Я тебе про твои танцы говорю! А если к тебе кто-нибудь из гостей пристанет? Ты танцуешь полуголая, Гульмира! Я понимаю, перед мужем…