— Вы собираетесь провести осень здесь, Фредди? — с нарочитой небрежностью спросил его отец однажды утром, когда они играли в бильярд. — Твоя мать хочет, чтобы вы приехали к нам на Рождество. Клара сможет путешествовать? Вы должны по возможности приехать. Лес решил через месяц поехать в Италию, и матери будет одиноко без вас обоих.

— Мы приедем, — сказал Фредерик. — Я еще не решил насчет осени. Вероятно, я останусь здесь.

Так он и сделает, мгновенно решил он. Не было ничего особо важного, ради чего стоило бы возвращаться в Лондон. Если бы поехал туда, то только снова начал бы играть в азартные игры, а ведь после недавнего кризиса он зарекся играть. Кроме того, было бы интересно поработать над своим браком и посмотреть, что из этого может выйти. Он был вынужден признать, что начал испытывать нежные чувства к Кларе. Возможно, он был даже немного влюблен в нее, хотя, когда эта мысль пришла ему в голову, она показалась ему абсурдной. Он испытывал к ней симпатию и хотел хотя бы на некоторое время остаться, чтобы посмотреть, как пойдут дела.

Однако через нескольких дней его планы резко изменились. Родители уехали, а Гарриет неотлучно находилась возле его жены, делая его присутствие неловким. Однако ему вовсе не хотелось предлагать Кларе избавиться от Гарриет. Они с Кларой были подругами, и она, несомненно, была бедна, ей некуда было ехать в случае своего увольнения. Кроме того она могла понадобиться, если и когда он решит уехать в город на несколько недель или месяцев.

Он изобретал способы встречи наедине со своей женой. В один пасмурный и холодный день он поехал с ней кататься на лошади. Это было неблагоразумно, хотя оба они наслаждались этой прогулкой. Дождь начал накрапывать, а затем хлынул как из ведра, прежде чем они успели вернуться в конюшню. Фредерик повернул лошадь по направлению к беседке, торопливо снял Клару с седла и, хлопнув лошадь по крупу, отправил ее скакать галопом по направлению к дому. Затем он поспешил в беседку.

Они с Кларой дружно рассмеялись.

— В такой день, как сегодня, папа не позволил бы мне даже просто открыть окно, — сказала она.

— Иногда, — сказал он, устраиваясь в кресле и усаживая ее к себе на колени, — я начинаю понимать, что ваш папа был мудрым человеком.

— У вас плечо мокрое, — сказала она, смахивая рукой дождевые капли, прежде чем прижаться щекой к его плечу. — Я думала, что мы наверняка упадем. Фредди. Мы ехали очень быстро. Не смейтесь.

Чтобы спастись от дождя, Фредерик пустил лошадь в легкий галоп.

Он поцеловал ее.

— По крайней мере, здесь тепло, — сказал он. — Воздух все еще нагрет утренним солнцем.

— Ммм… — сказала она. — Здесь уютно.

Несколько минут они тепло и неспешно целовались.

— Я скучал по вам, — сказал он, — когда здесь были мои родители. И Гарриет все время находится рядом.

— Теперь вы больше не будете чувствовать себя обязанным проводить со мной так много времени, — сказала она. — У вас появится больше свободы.

— А кто сказал, что мне хочется большей свободы? — спросил он.

Она не ответила, и он снова ее поцеловал.

— Вы счастливы, любимая? — несколько минут спустя спросил он.

— М-м, — пробормотала она.

— Этот ответ, полагаю, я могу интерпретировать так, как я захочу, — сказал он с тихим смешком. — Что ж, я счастлив.

— Это была прекрасная прогулка, — сказала она, — несмотря на дождь.

— Именно благодаря дождю, — поправил он ее. — Если бы не было дождя, я бы не догадался привезти вас сюда, и мы бы не провели время так приятно. — Он куснул ее за мочку и прошептал ей на ушко: — А вы рады тому, что пошел дождь?

Он почувствовал, как она сглотнула.

— Да, Фредди, — ответила она.

— А вы тоже скучали по мне? — спросил он.

Последовала длинная пауза.

— Да, — сказала она.

— На этот раз «да», а не просто «м-м»? — сказал он, приподнимая плечо так, чтобы он мог улыбнуться ей в глаза. — Мы приблизились к серьезному объяснению, любовь моя.

— Не надо, Фредди, — сказала она.

— Что не надо? — Он коснулся лбом ее лба и поцеловал ее в кончик носа. — Не выпытывать ваши секреты? Я бы хотел услышать, как вы это говорите. Я могу произнести эти слова. Я люблю вас. Вот. Это достаточно легко сказать. Намного легче, чем принято считать. Я люблю Вас, Клара.

— Не надо. — Она уткнулась лицом ему в шею. — В этом нет необходимости. Так вы только все портите.

Он нахмурился и коснулся рукой ее затылка.

— Порчу? — переспросил он. — Говоря собственной жене, что я ее люблю? Вы не хотите, чтобы я любил вас, Клара? Или все дело в том, что вы не можете ответить мне взаимностью? В этом нет ничего страшного. Я могу подождать.

Она подняла голову, и он обнаружил, что она одновременно расстроена и сердита.

— Нет никакой необходимости в притворстве, Фредди, — сказала она. — Я считаю, что нам необычайно хорошо вдвоем. Разве мы не можем довольствоваться этим? Для чего эта ложь?

— Ложь?

Все тепло, казалось, ушло из летнего домика. Ему стало довольно холодно.

— Ваши утверждения о любви ко мне, — сказала она. — Вы называете меня своей любовью, а иногда даже — любимой. Вам нет нужды все это говорить, Фредди. Вы считаете меня глупой только потому, что я калека? Неужели Вы думаете, что я не знаю правды и что я не понимала все с самого начала? Единственное, чего я не знаю, так это размера ваших долгов. Моего приданого хватило?

Если бы она могла ходить, он бы оставил ее и ушел в дождь. Он не хотел смотреть ей в глаза. Но будь он проклят, если отведет взгляд.

— Да, — ответил он. — Если вы все это знали, Клара, то почему же вышли за меня замуж?

— Мне двадцать шесть лет, — сказала она. — Я уродливая калека. Мне продолжать?

— Вы не уродливы. — Казалось, его губы не до конца ему подчинялись.

— Добрее использовать слово «некрасивая»? — сказала она. — Хорошо, тогда я некрасива. Мы оба вступили в брак, чтобы удовлетворить наши желания, Фредди. И пока все было не так уж ужасно, правда? Давайте довольствоваться этим. Не нужно говорить мне о своей любви, потому что я знаю, что это ложь. Я не ребенок.

— Мои извинения, мадам, — сказал он.

Она посмотрела на него и вздохнула, гневное выражение на ее лице смягчилось.

— Я только что совершила непростительную глупость, — сказала она. — Это всего лишь немного раздражало. Мне бы следовало и дальше молчать. Так было бы лучше. Я смутила вас, правда?

— Напротив, — сказал он. — Всегда лучше иметь отношения, основанные на правде. Да, мои долги оплачены, мэм. И других, которые могли бы причинить ущерб вашему состоянию, не будет.

Она молча смотрела на него в течение нескольких мгновений, а затем еще раз вздохнула и опять положила голову ему на плечо.

— Я глупа, — сказала она. — Простите меня.

— Тут нечего прощать, — ответил он.

Он более получаса чопорно и безмолвно держал ее на коленях, но наконец дождь прекратился, и он все так же молча поднял ее и понес к дому, ступая по мокрой траве. Замешательство и унижение, которые он испытывал, были более тяжелым бременем, чем женщина, которую он нес на руках. Она знала правду. Конечно же, она знала. На самом деле, он никогда и не верил, что она не осознает реальное положение вещей. Она, должно быть, и раньше сталкивалась с охотниками за состоянием. Но раз уж она приняла его предложение, правила хорошего тона требовали, чтобы они оба продолжали этот спектакль.

Возможно, слова, которые он ей говорил, были фальшивыми. Но он честно играл свою роль. Все, что он делал с нею и для нее в течение двух прошедших недель, было направлено на то, чтобы продемонстрировать ей любовь, которой он в полной мере не испытывал. Он старался быть добрым и благодарным по отношению к ней.

Он занес ее в дом и поднял по лестнице в гардеробную. Усадив Клару в кресло, он потянулся к сонетке.

— Я распоряжусь насчет горячей ванны, — сказал он. — Не хочу, чтобы вы простудились. Горячий напиток после ванны, и, по крайней мере, час в постели.

Она решила обратить все в шутку и весело спросила:

— Это приказ, сэр? — Но было уже слишком поздно для притворства.

— Это приказ, мадам, — сказал он, поворачиваясь к ее горничной, с похвальной скоростью явившейся по вызову. Отослав девушку на кухню распорядиться насчет горячей воды, он покинул комнату жены, даже не взглянув на прощание в ее сторону.

Больше он не заходил к ней ни в гардеробную, ни в спальню до самого своего отъезда в Лондон на следующее утро. После завтрака в присутствии компаньонки он церемонно попрощался с женой и сказал ей, что уезжает на месяц. В действительности, он был полон надежды, что его отсутствие продлится гораздо дольше.


Клара много плакала в одиночестве, однако, не могла скрыть предательских следов под глазами и на лице. По крайней мере, не от близкой подруги. Но на первых порах Гарриет помалкивала.

— Ты запретила мне говорить что-либо против него, — выпалила она как-то после обеда через несколько дней после отъезда Фредерика. — Но я не могу этого больше выносить, Клара. Мне больно видеть тебя такой несчастной. Я ненавижу его.

— Это целиком и полностью моя вина, — сказала Клара. — Я не позволю сваливать все на Фредди, Гарриет.

И она все ей рассказала про тот ужасный день. За несколько дней до этого она решила что-нибудь ему сказать. Спокойно и разумно. Она подумала, что они знали друг друга уже достаточно долго и испытывали взаимную симпатию, достаточную для того, чтобы сказать друг другу правду. Если бы они прекратили притворяться, было бы намного лучше.

Они бы смогли сосредоточиться на построении дружбы.

— Мы могли стать друзьями, — убеждала она недоверчивую подругу. — Мы много разговаривали в течение недели после нашей свадьбы, Гарриет. И смеялись. Я никогда в жизни не смеялась так часто за столь короткий отрезок времени. Я хотела избавить его от неловкости. Мне казалось, не имеет значения, что мы друг в друга не влюблены. Я думала, что мы могли бы признать это. Но я ошиблась.