— Ах, Фредди! — Она повернула голову, чтобы посмотреть на него. Ее чуть покрасневшие глаза блестели. — Мне хотелось бы, чтобы нам вообще не нужно было возвращаться. Чтобы это продолжалось вечно. Какой глупой вы, должно быть, меня сочтете. Ведь для вас это самая обыденная вещь в мире, правда? И вам должно казаться, что мы движемся черепашьим шагом.

— Мы поедем снова, — сказал он, — и снова, и снова, Клара. Вы больше не будете прикованы к дому. Вы будете выходить из дома и дышать свежим воздухом. Это — приказ. И, уверяю, я потребую от вас повиновения.

На мгновение в ее глазах мелькнула смутная тоска, затем она опустила их и отвела взгляд.

— Я надеюсь, что буду слушаться вас, Фредди, — сказала она. — Я всегда слушалась папу.

Он повернул лошадь и направил ее назад к дому. Он надеялся, что она не влюблена в него. Боже, как он на это надеялся. Он собирался быть добрым по отношению к ней и принести немного счастья и немного подвижности в ее жизнь. Но он сомневался, что сможет оправдать ее ожидания любви. Вернее, он это точно знал.

Она устала, хотя и не признавалась в этом. Через несколько минут она наклонилась и оперлась плечом о его грудь. Когда он крепче обхватил ее рукой, она развязала ленты своей шляпки и сняла ее, чтобы можно было положить голову ему на плечо.

— Мир за стенами дома — волшебное место, — сказала она. — Интересно, осознают ли это до конца люди, которые всегда были здоровы?

— Вероятно, нет, — сказал он, касаясь щекой ее макушки. — Мы многое принимаем как данность.

Он чувствовал себя счастливым, внезапно и весьма неожиданно понял он. Прекрасный день, идиллические окрестности, великолепный дом. Это был его дом, а женщина в его объятиях, все еще молча осматривавшая чудеса природы, была его женой. Возможно, в конце концов, ему удастся остепениться. Возможно, в конце концов, ему не придется искать снег в июле как свидетельство того, что невозможное действительно иногда возможно.


В течение следующей недели Клара время от времени ловила себя на желании, чтобы Гарриет и лорд Беллами с супругой приехали попозже. И всякий раз она одергивала себя при этой мысли. Гарриет давно уже стала ей дорогой и верной подругой, а не просто платной компаньонкой, а родители ее мужа были очень любезны с ней в Бате. Она должна была бы с нетерпением ожидать встречи с ними. Она действительно с нетерпением ждала этого.

Но она не хотела, чтобы ее медовый месяц заканчивался. У нее было чувство, что это произойдет окончательно и бесповоротно, как только в поместье прибудут другие люди. Это не могло продолжаться вечно. Все происходящее чудесным и неожиданным образом было чересчур идеально.

Ее муж проводил с ней дни напролет. Он сидел рядом с нею во время многочисленных визитов соседей, узнавших о ее возвращении, особенно после того, как начала распространяться новость о ее недавнем замужестве. Все эти годы она со многими поддерживала дружбу, так как это всегда было одной из немногих доступных ей радостей жизни. Фредди не выказывал никаких признаков скуки и был вежлив с джентльменами и очарователен с дамами. Последних он покорил всех без исключения. Можно было практически проследить, как леди сначала робели перед его привлекательной внешностью, после короткого периода времени начинали чувствовать себя польщенными его вниманием, а затем — подпадали под его очарование. Можно было видеть, как все они немного влюбились в него во время их самого первого визита.

Один раз он сопровождал ее, когда она совершала визиты. Он переносил ее в экипаж и в три дома, куда они заезжали, и бодро высидел три чаепития. Это день чрезвычайно ей понравился. Она привыкла к тому, что визиты обычно наносили ей и нечасто сама ездила в гости. Фредди пообещал, что скоро они поедут в Лондон и выберут открытую четырехместную коляску. А пока они ездили в экипаже, широко открыв окна, что уже само по себе было новизной. Ее отец всегда ограждал ее от малейшей возможности сквозняков.

Они еще раз ездили кататься верхом.

Фредди даже отвез ее в воскресенье в церковь, где ее тепло встретили прихожане, уже ранее заходившие к ней домой, и священник с женой, выразившие желание навестить ее в течение нескольких ближайших дней.

— Пожалуй, я впервые посетил церковь с последнего Рождества, — сказал Фредерик, когда они снова направились домой. — Как вы думаете, Клара, моя душа вновь спасена?

— О, Фредди, — сказала она, смеясь, — не говорите глупостей. По крайней мере, вы не спали во время проповеди, как это делал мистер Соамз. Вы видели, что миссис Соамз толкала его локтем, когда он начинал храпеть?

— Удивительно, что он не закричал, — сказал он, — локоть выглядел достаточно острым.

Они оба рассмеялись. Казалось, на этой неделе они, делали это довольно часто.

В воскресенье днем он вывез ее в кресле на террасу и не позволил ей взять шаль, предупредив, что она расплавится от жары, если сделает это. Она удовлетворенно вздыхала, когда он вез ее по террасе, и поднимала лицо к солнечному свету и теплу.

— Со дня на день придет осень, — сказала она. — Разве нам не повезло с такой прекрасной летней погодой в это время августа, Фредди?

— Та беседка, которую мы видели, когда ездили верхом, находится не так далеко, — сказал он. — Давайте отправимся туда.

Она знала, что там была беседка. Ей рассказывали о ней. Но впервые она увидела ее во время второй поездки на лошади с Фредди. Это было восьмиугольное каменное сооружение с куполом и большими стеклянными окнами, выходившими на все восемь сторон. В солнечные дни ее отцу нравилось ходить туда читать, даже когда погода была весьма прохладной. Стекло сохраняет тепло, объяснял он ей.

— Мое кресло не может двигаться по траве, — сказала она довольно печально. — Вы идите, Фредди. Я посижу здесь и отдохну. Или вы можете сначала отнести меня обратно в дом, если хотите. Я почитаю.

Но он широко ей улыбнулся, наклонился и подхватил ее на руки.

— Мои ноги могут двигаться по траве, — сказал он, шагая вместе с ней в направлении деревьев, скрывавших беседку, отчего ее было не видно с террасы.

— Но это слишком далеко, — запротестовала она. — Я слишком тяжелая.

— Вы легче перышка — сказал он. — Хотя, как я заметил, в последние дни вы ели больше, Клара. Достаточно для вас и для лошади.

— Вы несносны! — воскликнула она. — Я думаю, что аппетит появился у меня из-за свежего воздуха, Фредди. Я слишком худая, не так ли?

Она не напрашивалась на комплимент. Она всегда знала, что некрасива. Просто иногда ей хотелось быть хотя бы сносно привлекательной. Особенно теперь. Ей хотелось, чтобы он считал ее красивой. Глупая, глупая мысль.

— Вы такая, какая есть, — сказал он. — Для меня вы прекрасны, любовь моя. Но я рад видеть, что у вас есть аппетит и не расстроюсь, если вы наберете еще несколько фунтов веса. Хотя у меня может начаться одышка, когда нужно будет таскать их к беседке или Бог знает куда еще.

— Вы сами виноваты, что запыхались, — сказала она. — Я не просила меня нести.

В беседке было слишком жарко. Температура внутри напоминала раскаленную духовку. После того, как он опустил ее на одну из скамей, опоясывающих строение, они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Запеченная плоть на ужин сегодня вечером? — спросил он. — Как вам это понравится?

— Не особенно, — ответила она, — мой возросший аппетит не простирается пока так далеко.

Он вынес ее наружу, опустил на траву и сел рядом с ней. Она обнаружила, что трава была просто чудесной на ощупь, мягкой, прохладной и душистой.

— Папа никогда бы не позволил бы мне сидеть на траве, — сказала она, ложась на спину, закрывая глаза и опуская руки по сторонам. Она легко водила ладонями по траве. — Он боялся сырости.

— Дождя не было уже много дней, — сказал он, приподнявшись на локте и глядя на нее. — Или недель? Доктор Фредерик Салливан предписывает вам побольше травы, свежего воздуха, солнца и еды. Это все принесет вам огромную пользу. Ставлю на это свою репутацию медика.

Она рассмеялась, а затем сморщила нос от щекотки и, открыв глаза, со смехом обнаружила, что он водит по нему травинкой.

— Это чудесно, — сказала она, — так чудесно.

Она лежала неподвижно и слушала пение птиц, гудение насекомых и еле слышный шелест ветерка в верхних ветвях деревьев. Она могла чувствовать солнце, согревавшее ее лицо, и запах травы.

Вокруг была жизнь. Именно поэтому снаружи все было совершенно другим. Все вокруг было живым, даже трава под ее спиной. Она была окружена жизнью. И она сама была живой. Она вдыхала жизнь и чувствовала, как она заполняет ее легкие и ее тело. Она чувствовала себя так, словно могла встать и пойти или даже побежать, если бы попробовала. Она попыталась согнуть свои ноги в щиколотках. Ее ноги не были парализованы. Только слабы и бесполезны. Ее лодыжки не подчинялись усилию ее воли.

Она открыла глаза и пристально посмотрела вверх, на редкие облачка, которые проплывали мимо.

— Котенок, — сказала она. — Посмотрите, Фредди. Вон то облако.

Он посмотрел, зажав между зубами травинку.

— Котенок? — сказал он. — Это парусник.

— Нет, другое облако, вон там, — сказала она, — и… ой, смотрите, рядом с ним цветущая роза!

— Это лошадь, вставшая на дыбы, — сказал он.

Она снова закрыла глаза и улыбнулась.

— Вам доставляет удовольствие дразнить меня, — сказала она.

Что-то внезапно загородило солнце, и его рот накрыл ее губы.

— Облака могут быть тем, что каждый хочет в них видеть, любовь моя, — сказал он. — В этом-то и есть их загадка.

— Я никогда не смотрела на них прежде, — сказала она, снова открывая глаза. — Какой огромный и замечательный мир, Фредди, и мы — его часть. Под нами вращается земля.

— У меня кружится голова, — сказал он, целуя ее снова и скользнув языком в ее рот, — вам придется покрепче держать меня, Клара, чтобы я не упал.