– Несомненно. Особенно если учесть, что она знала о моей любви к другой женщине.

– А ты был влюблен в другую женщину?

– Я и сейчас в нее влюблен…

– Бедная Джессика! Наверное, ей было очень тяжело. – Розалинда сделала небольшую паузу. – А она знает, что ты до сих пор любишь ту, другую женщину?

– Знает.

– Я бы очень хотела познакомиться с ней. Я имею в виду Джессику.

– Тогда тебе придется подыскать кого-нибудь другого, чтобы он представил вас друг другу. – С этими словами я демонстративно посмотрел на часы. – Извини, но мне, кажется, пора.

– Зачем? Ты можешь остаться ночевать здесь.

Эти слова, признаться, удивили меня, но потом я подумал, что она предлагает мне переночевать в комнате для гостей. И лишь взглянув ей в лицо, я понял, что это не так.

– Тебя это шокирует? – спокойно спросила Ро-залинда.

– Признаться, да. Немного. То есть я хочу сказать, что шел сюда без всяких…

– Я знаю.

Она поставила чашку с кофе на стол, и я, придвинувшись, обнял ее и начал целовать, ожидая, когда возникнет желание. Немного погодя Розалинда взяла меня за руку и по темному коридору повела в спальню. Она сразу начала раздеваться, а я по-прежнему стоял одетый и наблюдал. Желание не возникало. Когда Розалинда уже лежала обнаженная в постели, я окончательно убедился, что не смогу переспать с ней.

Я умолял ее простить меня. Я пытался объяснить: это не потому, что я считаю ее недостаточно привлекательной, а просто потому, что… Я не мог заставить себя посмотреть ей в глаза и, как обиженный школьник, в отчаянии бил кулаком по дверному косяку. А потом, к своему великому ужасу, понял, что рыдаю в ее объятиях.

Это быстро привело меня в чувство. Я пробормотал еще одно последнее извинение, что-то насчет большого количества выпитого, и поспешил убраться восвояси.

Было уже начало второго, когда я наконец вернулся домой и не обнаружил ни Джессики, ни ее вещей. Прекрасно понимая, что это не более чем очередная демонстрация, которая, как всегда, ничем не кончится, я поднялся наверх, собрал чемодан и рано утром отправился в Саффолк, чтобы разобраться с последствиями самого сильного за последние годы снегопада. Джессике я оставил записку, зная, что она приедет вслед за мной, как делала это всегда.

В следующий понедельник, когда я снова увидел Розалинду, она тщательно избегала малейшего намека на случившееся во время нашей последней встречи. Я был очень благодарен ей за это, хотя по-прежнему испытывал неловкость. Я настолько привык к постоянным жестоким насмешкам Джессики, что доброта Розалинды очень тронула меня, напомнив об Элизабет.

Годвин был признан виновным и получил два года условно. После суда я и Розалинда пригласили его с дочерью немного выпить.

После их ухода я неожиданно для самого себя предложил Розалинде сходить в галерею, где вечером открывалась очередная выставка Джессики. Она согласилась. Я позвонил Генри и попросил его сделать вид, что Розалинда пришла с ним и Каролиной, ведь, появись она со мной, Джессика обязательно устроила бы очередной скандал.

Когда я появился в галерее, Джессика в прекрасном настроении заканчивала последние приготовления. Отец тоже уже приехал и, как всегда, всем раздавал советы, которых у него никто не спрашивал. Мне было делать абсолютно нечего, а потому я просто взял бокал вина и спокойно наблюдал за царящей вокруг суетой.

Выставки Джессики всегда пользовались успехом, и картины раскупались практически сразу. Сдержанный стиль нынешней выставки был не свойствен Джессике, особенно если учесть ее недавние увлечения абстракционизмом и сюрреализмом. Этой весной мы около месяца провели в Тоскане, и ее живописные холмы и долины вдохновили Джессику на создание серии работ под названием «Ребенок, потерявшийся в Тоскане». Сам ребенок, неизменно присутствовавший на каждой картине, везде был удивительно похож на Джессику, за исключением одного или двух полотен, где он изображался в виде зародыша. На тот случай, если я вдруг не уловлю скрытого смысла ее полотен, несколько недель назад Джессика не преминула мне его разъяснить:

– Мне нравится думать, что наш ребенок находится где-то в красивом месте. А тебе, дорогой?

И сейчас, когда я наблюдал за возбужденной Джессикой, обходящей гостей, мною вдруг овладело непреодолимое желание уйти отсюда куда-нибудь подальше. Я был абсолютно чужд ее миру, сейчас даже больше, чем когда бы то ни было. Я ненавидел фарсы, которые она устраивала на каждом открытии своих выставок. Неудивительно, что о нас говорили и даже писали как о любящих супругах. Ведь только считанные люди знали, насколько это далеко от истины. Единственное, что удерживало меня сейчас рядом с ней и привязывало крепче любви, – это чувство вины. Не будь его, я бы никогда больше и близко не подошел к этой чужой мне женщине…

Наконец Джессика, видимо, решила, что пришло время разыграть очередной фарс. Улыбаясь и протягивая руки, она подошла ко мне, прошептала что-то, чего я не расслышал, и нежно поцеловала в щеку.

– Я совсем забыла о тебе, дорогой. Но в этом ты должен винить только своего отца. Он пригласил столько людей и захотел обязательно меня со всеми познакомить. Как прошел день? Хорошо?

Я механически кивнул и посмотрел ей в глаза. Да, Джессика несомненно добилась успеха и известности, но я-то знал, что она по-прежнему остается очень легкоранимой. Пройдет еще много времени, пока ей удастся восстановить былую уверенность в себе. И на данном этапе я ей был нужен больше, чем когда бы то ни было. Причем совсем по-иному, чем раньше. Несмотря на то, что она постоянно унижала и оскорбляла меня, казалось, она не может и шагу ступить, если меня нет рядом.

– Джесс! Наконец-то я тебя нашел! – На плечо Джессики легла рука отца. – Приехал репортер из «Таймс». Пойдем, он хочет с тобой поговорить.

Увлекая ее прочь, он повернулся ко мне и добавил:

– Тебя ищет Генри.

Генри и Каролина стояли рядом с импровизированным баром. Каролина была снова беременна – уже в третий раз. Я оглянулся по сторонам в поисках Розалинды.

– Пошла в туалет, – шепотом сообщил мне Генри. – Она безумно хочет познакомиться с Джессикой. Ты не боишься, что это может плохо кончиться?

– Во-первых, мне нечего скрывать. А во-вторых, я думаю, Розалинда даже не подаст вида, что мы знакомы.

– Понятно. В таком случае, с кем же она знакома?

– С тобой, естественно…

Полчаса спустя я заметил, что Розалинда стоит, в углу с Джессикой. Они рассматривали одну из картин. Казалось, я даже слышу, как Джессика объясняет, что именно она хотела этим сказать. Я еще некоторое время понаблюдал за ними и впервые задумался, насколько схожи судьбы этих двух женщин. И одной, и другой пришлось немало страдать по вине мужчин, которых они любили. Мне очень хотелось надеяться, что они подружатся – это было бы хорошо для обеих.

После выставки мы вшестером – Генри, Каролина, Розалинда, Джессика, отец и я – поехали в ресторан. Джессика и Розалинда почти не принимали участия в застольной беседе – они были слишком поглощены друг другом.

С тех пор Розалинда стала частым гостем на Белгрэйв-сквер. Они с Джессикой настолько сдружились, что я постоянно чувствовал себя третьим лишним. Правда, мы с Розалиндой иногда обедали вместе, но она упорно избегала разговоров о Джессике, заметив лишь, что та наконец начинает снова обретать уверенность в себе. Я не мог с этим не согласиться. Во-первых, благодаря Розалинде у Джессики снова пробудился интерес к женскому движению. Я понятия не имел, на какие именно сборища они ходят, но каждый раз, возвращаясь с собрания или демонстрации, Джессика словно становилась другим человеком. Ее борьба за равноправие полов уже не имела привкуса горечи. В ней появилась какая-то новая, не свойственная ей прежде мягкость, которая отражалась и в картинах.

Эта полузависимость-полунезависимость Джессики оказывала на меня странное воздействие. С одной стороны, я наконец смог вздохнуть спокойно и свободно, а с другой – мне стало ее не хватать. Мне недоставало даже наших ссор и скандалов. Когда я приходил с. работы, дом казался пустым. Мне не хватало ее прежних отношений с отцом. Но больше всего мне, пожалуй, не хватало ее неожиданных жестоких шуток, пьяной агрессии и разных садистских штучек, на которые она была так щедра раньше. Теперь, возвращаясь с работы домой, я часто обнаруживал поспешно нацарапанную записку: «Буду через несколько дней». Или Джессика звонила от Розалинды и говорила, что останется ночевать у нее. По мере того как она крепче становилась на ноги, я начинал чувствовать себя все более ненужным. Собственно говоря, теперь я в некоторой степени ощутил то, что испытывала Джессика все годы нашего брака; При всем при этом она и не думала уходить от меня. Мы по-прежнему спали в одной постели, иногда ели за одним столом, а изредка даже уезжали вместе куда-нибудь па уик-энд. Но теперь я все сильнее чувствовал, что она как бы переросла наш брак, научилась жить независимо от него.

– Тебе не кажется, что сейчас наши отношения лучше, чем когда бы то ни было? – спросила она однажды. – То есть я хочу сказать, мы больше не ссоримся, а я перестала тебя ненавидеть, и мне уже почти безразлично, что ты меня не любишь.

– В самом деле?

– Ну хорошо, я покривила душой. Конечно, мне это небезразлично, но теперь я гораздо лучше могу владеть собой. Розалинда так помогла мне! Благодаря ей я снова пришла в норму и начала воспринимать себя как индивидуальность. Теперь я просто Джессика, а не Джессика-и-Александр, как это было раньше.

– А для меня найдется местечко на этой идиллической картине?

– Перестань. Ты больше не проймешь меня сентиментальностью. Слишком часто я раньше попадалась на эту удочку и прекрасно знаю, чем это все всегда заканчивалось.

– Я никогда не причинял тебе боль сознательно.

– Знаю.

– Ты любишь меня, Джесс?

– Ты же знаешь, что да. А вот как насчет тебя? Теперь ты наконец смог бы полюбить меня?