Он словно единый комплекс, и, почему-то увидев его в этой среде, я чувствую себя более связанной с ним, чем когда-либо. Нас объединяет тайная связь, которую я не в состоянии буду игнорировать, потому что когда профессор Скотт подходит и становится передо мной, единственное, о чем я могу думать, ― это то, что бы я ощущала, сидя на его члене.

Тихий смех привлекает мое внимание до того, как я полностью погружаюсь в свои фантазии, и я вдруг очень ясно понимаю, что заигрываю со своим профессором-любовником, который стоит в нескольких шагах от меня и в ожидании пристально смотрит на меня своими черными глазами.

Он ухмыляется, и мое сердце начинает глухо колотиться в груди.

― Рад, что вы вернулись к нам, мисс?..

Мое лицо горит, будто к нему поднесли огонь, но все же я прочищаю горло и произношу:

― Джозефин Харт.

― Мисс Харт, ― мурлычет он, и мои внутренности переворачиваются от того, как мое имя звучит из его уст. ― Я предполагаю, что только что вы нас не слушали. Так вот, мы делаем перекличку, и я просил каждого из присутствующих встать и представиться.

Его темные глаза пригвождают меня к месту, и, несмотря на его улыбку, я чувствую себя как муха под микроскопом. Даже за пределами спальни он все тот же доминирующий человек, который всегда контролирует ситуацию.

Профессор Скотт скрещивает руки на груди, слегка наклоняет голову, и я понимаю, что ситуация его веселит.

― Угадайте, кто следующий, мисс Харт.

Мои внутренности сжались в клубок. Ораторство ― не сильная моя сторона. На самом деле, это худший мой кошмар. Он бы знал, если бы хоть иногда утруждался узнать меня.

― Я? ― тихо пищу я и после его кивка поднимаюсь на дрожащих ногах.

Я ненавижу его за то, что он вынуждает меня делать это. Как могу я, та, кто каждую ночь танцует стриптиз в комнате, забитой мужчинами, трястись лишь от того, чтобы излагать свои мысли перед аудиторией? Я не понимаю этого, но опять же не все в жизни имеет смысл.

Сосредоточившись, я переключаю все свое внимание на него, черпая всю нужную мне силу из его пронзительных глаз, которые заставляли меня быть непоколебимой в течение последних нескольких месяцев. Я принимала его вызовы до этого и, без сомнения, приму снова.

Когда я открываю рот, чтобы начать говорить, то сама удивляюсь тому, насколько четкий и спокойный мой голос.

― Меня зовут Джозефин, но все зовут меня Джоз. Я выросла в Мичигане, но переехала сюда в школу почти четыре года назад, ― произношу я со вздохом и уже собираюсь садиться на свое место, но голос профессора Скотта останавливает меня.

― И какую же ученую степень вы хотите получить?

― Ну... ― мямлю я, поднимаясь вновь и глядя ему в глаза.

Я могу поклясться, что вижу в них отблеск чего-то, будто он испытывал удовольствие оттого, что я чувствую дискомфорт. Зная его, вероятно так и есть. Скрестив руки перед собой, я произношу:

― Искусство. Искусство ― мой профильный предмет.

― Вы стремитесь преподавать или творить?

― Творить?

― Живопись, рисование, лепка, ― разъясняет он, и легкая кривая усмешка на его губах подсказывает мне, что он наслаждается этим.

Я сразу же начинаю испытывать неприязнь к этой его стороне, той, которая вторглась в мой гуманитарный мир, но в то же время я вся трепещу. Знаю, я не должна испытывать возбуждение от всего этого, но все же я чувствую его.

― Живопись и рисование, ― уверенно отвечаю я и знаю, судя по его слегка сузившимся глазам, что он одобряет мой выбор. Мне не стоит быть такой счастливой из-за этого.

Он отводит взгляд, освобождая меня от его гипнотизирующего эффекта, и я плюхаюсь обратно на стул. Мое сердце продолжает колотиться со скоростью мили в час на протяжении оставшегося часа. Когда наше занятие закончилось, я бросаю все в сумку и хватаю Энни за запястье, подгоняя ее, будто моя задница горит. Я не останавливаюсь, пока мы не покидаем территорию кампуса, теплое утреннее солнце греет мое лицо.

― За нами кто-то гонится? ― смеется Энни, когда вырывает у меня свою руку и поправляет рюкзак на плече. Она вращает запястьем и морщится. ― Черт, кажется, ты оторвала мне руку. Что там произошло? Выглядело, будто он был сосредоточен только на тебе. Вы с ним уже были знакомы ранее?

О, я была знакома с ним очень хорошо. Он во всех отношениях трахал меня каждое воскресенье. Боже, ну и дела. Качая головой, я до боли сжимаю пальцами свою переносицу.

― Нет, это наша первая встреча, ― лгу я. ― Но что за придурок.

― Возможно, он решил преподать тебе урок как привлекать к себе меньше внимания, ― говорит она, слегка усмехаясь. ― В чем бы ни состояла его проблема, думаю, ты попала в беду. Либо он планирует создать тебе проблемы и превратить твою жизнь в ад, либо же превратить тебя в своего любимчика.

Мои губы кривятся в отвращении:

― Вот почему я люблю сидеть на последних партах.

Может быть, там мне бы удалось не попадать под радар его глаз до конца семестра. Теперь любая надежда испарилась.

― Слишком поздно для этого. ― Быстро обняв меня, Энни машет мне, когда срывается по направлению к научному корпусу. ― Увидимся.

Я на автомате поднимаю руку в ответ и смотрю ей вслед. Любимчик преподавателя? Часть меня абсолютно негативно относится к такой идее, хотя другая обдумывает все выгодные варианты, которые сможет извлечь из этого. Еще никогда ранее мы не занимались сексом, перегнувшись через парты.

Должно быть, я опережаю события. "Ничего хорошего из этого не выйдет", ― говорю я себе. Этот человек может подвести меня в любой момент, если я разозлю его. Мое будущее в буквальном смысле в его руках. Все-таки Энни права. Сейчас уже слишком поздно что-то менять. Я потерпела поражение, и мне нужно окончить эти курсы любой ценой.

Мысли тяготят меня, потому что я знаю, что моя судьба в его руках, неважно, понимает он это или нет. Но сейчас у меня нет времени стоять и раздумывать о своей судьбе. У меня есть еще четыре часа, чтобы дойти и подготовиться к своей смене в клубе "Мираж". Оставив прошедший час позади, я направляюсь к кафедре английского языка.

Глава 4

Как только заканчивается последняя пара, я бегу к своей машине. Пусть солнце еще высоко и время обеденное, но бизнес в "Мираже" будет процветать, как всегда. Там всегда непрерывный поток клиентов, если в меню есть выпивка и голые тела.

Открыв багажник своей выцветшей на солнце "Тойоты Камри", я забрасываю внутрь сумку, полную книг и с сегодняшним домашним заданием, и меняю ее на черную сетчатую сумку, в которой находится платье для сегодняшнего вечера. Таинственная улыбка появляется на моих губах, когда я представляю его. На мгновение я сомневаюсь, появится ли мой мужчина-загадка — эмм... профессор Скотт — в клубе. Если да, то мне интересно его мнение, если я надену черную мужскую классическую рубашку, изумрудно-зеленый галстук и стринги. Интересно, подумает ли он, что я нарядилась так для него.

Маневрируя по стоянке, я замечаю знакомую фигуру. Он стоит перед своей машиной, блестящим серебристым "БМВ", заглядывая под открытый капот с выражением ужаса. Он напряжен — я вижу это по положению его плеч, и когда он взъерошивает свои темные волосы и сильнее хмурит брови, я решаю съехать на обочину.

— Помощь нужна? — спрашиваю я.

Профессор Скотт переносит всю тяжесть своих темно-карих глаз на меня, и я трепещу, но в то же время и пугаюсь. Он не просто напряжен, он разозлен. В руке он сжимает мобильный телефон и указывает им на машину.

— Этот кусок дерьма не заводится. Просто выдает какие-то щелчки, — рычит он.

Узнав меня, он прищуривается, и я надеюсь, что это всего лишь солнце бьет ему в глаза, что и побуждает такую реакцию. Однако, меня не проведешь.

— Я впервые слышу, чтобы "БМВ" называли куском дерьма, — язвительно отвечаю я, игнорируя его реакцию. — Вы вызвали кого-нибудь посмотреть машину?

Вопрос риторический. Само собой, если у него в руке телефон, значит, он уже кого-то вызвал.

— Конечно, — отрезает он, взглядом давая мне понять, каким глупым он считает мой вопрос. — Я плачу почти две сотни в год, а они сказали мне подождать час и сорок пять минут, пока приедет эвакуатор.

Он бросается проклятьями, эти яркие выражения делают его похожим меньше на профессора, а больше на обычного человека. На мужчину, к которому я привыкла.

Его агрессия напоминает мне о нашей прошлой ночи. О жесткой двери, исцарапавшей мою спину, и о синяках, которые он оставил на моих бедрах, когда пальцами впивался в мою плоть, я чувствую между своих бедер болезненную потребность от этих воспоминаний.

Уставившись на открытый капот на минуту, я взвешиваю все варианты. Если я останусь, то опоздаю на работу. Если уйду, буду выглядеть дурой. И хотя он вывел меня из себя ранее, когда выставил из номера и пытался унизить перед всем классом, у меня не создалось впечатления, что он полнейший кретин. На самом деле, кажется, грубость — это всего лишь часть того, кто он есть. А прямо сейчас он выглядит действительно чертовски уязвимым. Может, если я сыграю роль доброй самаритянки, он позволит мне скрыться с глаз до конца года.

С этой маленькой искрой надежды, бурлящей в голове, я ставлю машину на стоянку и открываю дверь. Профессор Скотт наблюдает, как я выхожу из машины, так, словно впервые меня видит. Это абсурд, если учесть, что он наблюдает за мной на сцене стрип-бара в течение многих месяцев и почти столько же раздевает меня в приватной обстановке.

Он внимательно рассматривает меня, начиная с лица, постепенно опускаясь к ногам и обратно. Когда его взгляд задерживается на моей груди дольше, чем полагается, я улавливаю предательскую искру, которая позволяет мне убедиться, что ему нравится то, что он видит.

Я не могу его винить за это. Каждый день я вижу тот же взгляд мужчин в клубе. Классическое интуитивное притяжение. Мужчине нравится то, что он видит, но в действительности он не знает меня, так что на этом все и заканчивается.