Поскольку Ролан Марэ уже танцевал в двух спектаклях, Димпьер назначил исполнителем главной роли в новой постановке Луи. Его партнершей должна была стать Сибелла. Наблюдая их парный танец на репетиции, Мишель убедилась, что Луи просто замечательный танцор: сильный, с атлетической фигурой и вместе с тем в высшей степени грациозный. С Сибеллой они составляли исключительную пару. Мишель не уставала ими восхищаться, втайне думая о том, чтобы когда-нибудь стать партнершей Луи вместо Сибеллы. Но очень скоро заметила, что не только она мечтает об этом. Маленькая блондинка Дениз Декок холодными серыми глазами, полными зависти и ненависти к Сибелле, напряженно следила за танцующей парой. В этот момент она была похожа на бешеную кошку.

Несмотря на напряженное расписание занятий и невероятную требовательность Арно Димпьера, Мишель получала огромное удовольствие от уроков и репетиций. Постепенно она становилась полноправным членом труппы, знакомясь день за днем с остальными ее участниками. Отношение их к новенькой тоже заметно теплело. Мишель особенно подружилась с Мари Рено, которая могла часами слушать ее рассказы о жизни в Америке.

Мишель чувствовала, что ее дела идут совсем не плохо. Она медленно, порой испытывая раздражение, догоняла своих партнеров по студии, разучивала партии в уже идущих на сцене балетах. И надеялась, что скоро Димпьер разрешит ей танцевать в этих спектаклях хотя бы в кордебалете.

На знакомство с Парижем или на светскую жизнь времени у Мишель почти не оставалось. Тем не менее однажды вечером мадам Дюбуа сказала, что ей уже пора выезжать в свет и показывать себя. В ближайшее воскресенье мадам Дюбуа намеревалась устроить большой прием в своем салоне, который пользовался успехом в парижском свете. Мишель и Андрэ должны были присутствовать на нем в качестве почетных гостей. Были приглашены многие старые друзья Андрэ, и он с нетерпением ждал встречи с ними. Мишель же не терпелось узнать, что такое великосветский прием. Особенно в самом Париже. Поэтому она ждала приближающегося воскресенья с радостным волнением…


Погода в воскресенье выдалась ненастной. Но это не помешало гостиной мадам Дюбуа сиять бриллиантами и блестящими туалетами многочисленных гостей.

Мишель чувствовала, что она, хотя и излишне пышно одетая, все же не лишена элегантности и не посрамит столь роскошное собрание. Накануне она показала свой туалет мадам Дюбуа. Та заставила ее одеться, внимательно осмотрела со всех сторон платье цвета морской волны и неодобрительно покачала головой:

– Дорогая, цвет хорош. И ткань – тоже. Но позвольте моей модистке исправить кое-какие мелочи.

Подобное замечание обескуражило Мишель. Ее платье было сшито лучшим портным Виргинии за несколько дней до отъезда в Европу. И он уверял ее, что такой фасон сейчас считается криком моды не только в Париже, но и во всем мире. Мишель обиженно посмотрела на мадам Дюбуа и, надувшись, спросила сквозь зубы:

– Что вы имеете в виду?

– Сейчас в моде широкие кринолины. Ваше платье для них не подходит. Надо значительно расширить юбку.

– Но мой портной в Виргинии уверял, что это последний парижский шик.

– Да, милая, – усмехнулась мадам Дюбуа, – это было бы именно так, если бы речь шла о парижской моде, какой ее представляют в Америке. Но вы должны понять, что проходит много месяцев, прежде чем наша последняя мода достигает берегов Нового Света. После чего требуется еще немало времени, чтобы ее скопировать, скажем, в той же Виргинии. Сегодня широкие кринолины в большем почете у парижанок. Кроме того, в вашем наряде есть и некоторые недоделки, которые исправят за несколько минут. Тогда вы будете выглядеть действительно модно одетой и приведете в восхищение сливки парижского общества. Поверьте мне, милая.

Еще следует попросить мою первую камеристку подыскать для вас хороший парик и сделать вам макияж. Она все это умеет. Я хочу, чтобы вы выглядели сногсшибательно. С вашей природной красотой это будет совсем нетрудно.

Хотя Мишель была очень благодарна мадам Дюбуа за участие к ее внешнему виду, парик она решительно отвергла. Он показался ей неудобным и совсем не красивым. Она настояла на том, чтобы ей разрешили оставить свои собственные волосы, уложив их в замысловатую прическу.

После этого мадам Дюбуа и Джинни потребовали, чтобы она хорошенько напудрила волосы. Пришлось согласиться…

Итак, на следующий день Мишель, одетая по последней моде, причесанная, напудренная и нарумяненная, сидела в парадном зале среди многочисленных гостей мадам Дюбуа, исподтишка бросая любопытные взгляды на собравшихся.

Все это пестрое и говорливое общество напоминало ей стаю экзотических птиц, усевшихся на ветках огромного раскидистого дерева. Мужчины в напудренных париках и шелковых камзолах, в облегающих бедра панталонах и чулках всевозможных оттенков, не говоря уже о каскаде кружев на манишках и рукавах, соперничали своими разноцветными нарядами с женщинами, утопавшими в осыпанных драгоценностями платьях с необъятными кринолинами.

Мишель заметила, что Андрэ сегодня выглядит особенно импозантно. На нем были элегантный камзол из пурпурного бархата с выглядывавшими из-под рукавов дорогими манжетами, ослепительно белый шелковый жилет с кружевной манишкой, обшитые серебряной тесьмой панталоны и туфли с блестящими пряжками. При этом он казался еще жеманнее и изнеженнее, чем в Малверне. Заметная и ранее женственность его движений и жестов стала еще очевиднее. Правда, такими же были и манеры некоторых других присутствовавших на вечере мужчин. Наблюдая за ними и за Андрэ, Мишель подумала, что они выглядели столь же утонченными и очаровательными, как и женщины. И решила, что ей больше по вкусу мужские одежды, принятые в Виргинии. В них представители сильного пола по крайней мере выглядели мужественно. За исключением, пожалуй, Андрэ, в котором и там проскальзывало какое-то едва уловимое женское начало. Сейчас же его лицо просто-таки сияло от счастья. Ведь он вновь оказался среди своих соотечественников и друзей.

Рассмотрев как следует мужскую половину салона, Мишель принялась изучать присутствующих женщин. Большинство дам приехали в бархатных масках, которые они снимали только в дверях гостиной. Этот маскарад объяснялся опасением, как бы резкие порывы ветра не окрасили румянцем их столь бледные лица, ведь бледность высоко ценилась в аристократических кругах. Все женщины были в париках и роскошно одеты. Но никто из них не мог соперничать по красоте и изысканности наряда с хозяйкой салона – мадам Дюбуа.

Ее белое атласное платье было богато расшито золотыми узорами. Можно было только удивляться, сколько времени пошло на его создание и обработку. Оборки нижних юбок повторяли очертания покатых бурых холмов, поросших развесистыми деревьями, высокой сочной травой, цветами и кустарником, из-за ветвей которого тут и там выглядывали забавные мордочки разных зверюшек. Рукава и все остальные детали платья были расшиты виноградными листьями, цветами настурции и жимолости и множеством других растений, встречавшихся в природе или же выдуманных сказочниками. Листья некоторых деревьев окаймлялись серебряными нитями, а силуэты древесных стволов – золотом. Вообще при взгляде на платье мадам Дюбуа можно было представить себя на лесной опушке, освещенной лучами солнца, пробивающимися сквозь листву и ветви деревьев.

Мадам Дюбуа была в таком огромном кринолине, что с трудом проходила в дверь. А ее парик искрился бриллиантами, соперничая с платьем. Лицо было сильно, но очень искусно загримировано. Правую щеку украшала крошечная мушка.

Глядя на мадам Дюбуа, Мишель вдруг почувствовала себя неловко. Как будто женщина, которую она хорошо знала и успела искренне полюбить, неожиданно куда-то исчезла, а вместо нее возникла совсем незнакомая, холодная и непонятная особа.

Однако глубокий, несколько хриплый голос хозяйки дома остался прежним. Это немного успокоило Мишель, и она постаралась прислушаться к тому, что говорила мадам Дюбуа. Оказалось, что та развлекала гостей довольно пошлым анекдотом из личной жизни Людовика XV. Но все слушали ее с большим вниманием. И это несколько шокировало Мишель. Она почувствовала, что стала пунцовой от стыда, и принялась яростно обмахиваться веером.

Из этого состояния ее вывел раздавшийся над самым ухом мужской голос:

– Вижу, что сказочки, которыми потчует гостей мадам Дюбуа, не слишком вам по вкусу. Не так ли?

Мишель обернулась и увидела стоявшего у нее за спиной элегантного молодого человека в костюме из светло-голубого атласа. У него было худое порочное лицо с измученными серыми глазами, в которых тем не менее прятался сарказм. Мишель, решив, что молодой человек все же заслуживает ответа на свой вопрос, бесхитростно сказала:

– Боюсь, что я не привыкла к подобным анекдотам. Скажите, пожалуйста, французы часто злословят о своем короле?

Молодой человек громко и искренне расхохотался, что никак не вязалось с его рафинированной внешностью:

– О, боюсь, что это так, мадемуазель. Откровенно говоря, для парижского света нет большего удовольствия, нежели посудачить по поводу личной жизни его величества. Обсуждается буквально все: что он делает в данную минуту, кто его любовница и сколько их, кого он соблазнил на днях. Не говоря о сотнях всякого рода мелких грешков, львиную часть которых выдумывают сами собиратели сплетен. Впрочем, так было всегда. Разве вы этого не знали? У нас считают, что чуть ли не первейшая обязанность короля – давать обильную пищу для непристойных разговоров о нем. И надо отдать должное нынешнему королю: он эту обязанность выполняет безупречно!

Мишель тоже от души рассмеялась. Молодой человек, видимо, был большим шутником. Но она не знала его имени и тут же постаралась восполнить этот пробел:

– С кем имею честь и удовольствие разговаривать, месье?

Он поклонился так низко, что даже при своем маленьком росте Мишель не могла не отметить чрезмерное количество пудры на его парике, чистота и свежесть которого все же вызывали сомнение…