Будущие балерины и танцовщики быстро разбежались по своим местам вдоль деревянных перил. Для Мишель осталось единственное свободное место в конце зала, очень далеко от балетмейстера. Она с грустью поняла, что призыв Арно к ученикам отнестись к новой однокашнице с максимальной доброжелательностью не был услышан. Что ж, ничего не поделаешь. Придется ей просто держаться от них подальше. К тому же, кроме Арно Димпьера, ей здесь никто не нужен…

Гордо подняв голову, Мишель заняла место у станка и во все глаза уставилась на балетмейстера.

– Начнем с плие, – объявил Димпьер. – Дюваль, вы готовы? Итак, присели – встали! Присели – встали! Еще раз…

Мишель, не отрывая взгляда от Арно, старательно делала упражнения…

Прошло три часа. Девушка, обливаясь потом, тяжело дышала и, как ей казалось, была готова упасть в обморок. Но тут как раз Димпьер объявил обеденный перерыв.

С трудом отдышавшись, Мишель отерла носовым платком пот с лица и осмотрелась. Она с удовлетворением отметила, что другие девушки устали не меньше. Значит, она выдержала очередное испытание!

Туго обвязав плечи толстым полотенцем, Мишель присела на деревянную скамью. Но тут же заметила, что остальные, вместо того чтобы подойти к ней и познакомиться, дружно бросились в раздевалку, где оставили принесенные из дома еду и напитки…

Мишель стало совсем горько и обидно. А в душе нарастало глухое раздражение. Она не привыкла к подобному отношению. Всю жизнь, включая и годы, проведенные в Виргинии, она пользовалась всеобщим вниманием и уважением. Что происходит? Может быть, будущие балетные звезды опасались за свое положение в студии и потому боялись сказать доброе слово новенькой? Возможно…

Чувствуя себя совершенно опустошенной и смертельно усталой, Мишель дождалась, пока раздевалка опустела, и спустилась туда за своей корзинкой с провизией, приготовленной поваром мадам Дюбуа.

Корзинка оказалась очень вместительной и аппетитно пахла. Мишель взяла ее и собралась пройти в маленькую комнатку напротив, чтобы без помех перекусить. Но в этот момент перед ней вырос один из танцоров студии. Молодой человек был не высок, но пропорционально сложен, с копной растрепанных черных волос на голове и светло-зелеными глазами.

Юноша низко поклонился Мишель:

– Мадемуазель Вернер, разрешите представиться: Луи Ласкот – всегда к вашим услугам.

Мишель, чуть покраснев, присела в реверансе:

– Рада знакомству, месье Ласкот. Вы – единственный из всей студии, кто осмелился подойти ко мне.

Луи уловил горестные нотки в голосе девушки. Он улыбнулся, и его лицо при этом сделалось совсем мальчишеским:

– О, другие сторонятся вас только потому, что считают не совсем приличным проявлять слишком явный интерес к новенькой. Кроме того, быть вежливым сейчас не в моде. А вообще-то все просто сгорают от любопытства. И хотят узнать о вас как можно больше. Но я постараюсь опередить их.

– Каким образом?

– Перекусив сейчас вместе с вами и задав несколько довольно дерзких вопросов. Вы согласны?

Мишель утвердительно кивнула головой:

– Конечно. Мне будет очень приятно пообедать с вами. К тому же повар положил в эту корзинку столько всякой всячины, что впору накормить всю труппу.

Луи рассмеялся и взял корзинку из рук Мишель.

– Пойдемте, мадемуазель Вернер. Найдем укромное местечко подальше от остальной компании и отлично поедим. А они пусть умирают от любопытства, думая, что мы с вами делимся какими-то секретами.

Мишель, приободрившись, последовала за Ласкотом в соседнюю комнату с нишами у стен, где стояли столики и стулья. Луи выбрал самую дальнюю нишу, после чего они сели за стол и вывалили на него все содержимое корзинки. Мишель сразу же почувствовала голод. Запах вкусной еды напомнил ей, что утром она почти ничего не ела.

– Чудесно! – воскликнул Луи после того, как Мишель развернула половину жареного цыпленка.

Затем она откупорила небольшую бутылку легкого белого вина, вытащила из пакета полдюжины груш, сливы, большой сладкий пирог, батон воздушного французского хлеба, солидный кусок сыра, баночку маринованных луковиц и разрезанный на кусочки марципан.

– Все это вы должны съесть вместе со мной, Луи, – сказала она, протягивая ему цыпленка. – И в первую очередь – вот эту птичку. А также сыр. Должна признаться, что я проголодалась. Но не настолько, чтобы справиться со всем этим в одиночку.

– С удовольствием, – улыбнулся Луи. – Мои собственные припасы сегодня довольно скудны.

Мишель и Луи с такой жадностью набросились на еду, что очень скоро на столе не осталось ничего, кроме остатков вина в маленькой бутылке. Мишель настояла, чтобы Луи его допил.

– А теперь, – сказала она, перегнувшись к нему через столик, – я попросила бы вас оказать мне честь и ответить на несколько вопросов.

Луи похлопал ладонями по своему животу.

– На какие угодно, милая, не стесняйтесь. Ведь теперь я ваш вечный должник. Боже мой, что это была за еда! Ни с чем не сравнимое наслаждение! Хотя я теперь вряд ли смогу станцевать хотя бы одно па!

– Расскажите мне об остальных членах труппы. Как их зовут, чем они занимаются в свободное от занятий время. Каковы их успехи, что они танцуют и на что могут рассчитывать в будущем.

Луи неожиданно рыгнул, даже не успев прикрыть рот ладонью, и откинулся на спинку стула.

– Извините, дорогая! Это от обжорства. Ну а теперь перейдем к вашим вопросам. Кстати, ответы на них дать нетрудно. Я начну с себя.

– Прошу вас!

– Итак, я – Луи Ласкот, премьер труппы. Мишель сразу же выпрямилась и с любопытством посмотрела на своего визави:

– Серьезно? Вы – премьер труппы месье Арно Димпьера?

Луи тихо засмеялся:

– Почти что так. Хотя официально нашим премьером считается вон тот нахальный долговязый парень, что стоит сейчас, прислонившись к стене. Его зовут Ролан Марэ.

Мишель бросила взгляд по направлению указательного пальца Луи и увидела высокого, с крепкими руками и ногами молодого человека с соломенного цвета волосами. Выражение его лица, равно как и поза, в которой он стоял, действительно дышали самовлюбленностью и надменностью. Каждое его движение, казалось, было призвано продемонстрировать, что существование Ролана Марэ на этом свете не только очень важно, но и крайне необходимо для всего человечества.

– Простите меня за грубость, – шепнул Луи, – но этот тип, помимо всего прочего, первый среди ублюдков. Постарайтесь держаться от него подальше. Ибо он очень ревниво относится к каждому, в ком есть хоть искра таланта.

Мишель тем временем продолжала разглядывать молодого человека с соломенными волосами, которого Луи назвал «первым среди ублюдков». И нашла его пусть холодным и самовлюбленным, но все же вполне представительным и даже красивым. Затем она перевела взгляд на Луи и неожиданно спросила:

– Значит, вы думаете, что я талантлива? Луи ехидно улыбнулся:

– Разве я что-нибудь сказал? Что ж, это, наверное, невольно сорвалось у меня с языка. Боже мой, какая неосмотрительность!

Он снова повернулся к стоявшим и сидевшим поодаль танцорам.

– Вон ту молоденькую девушку, что стоит за Роланом, зовут Дениз Декок. Она одна из лучших наших танцовщиц. Вторая после прима-балерины Сибеллы, которой сегодня здесь нет. Но эта Дениз – холодная, злая фурия с сердцем заводной куклы. Думаю, что подобные качества характера она унаследовала от своей матери – еще большей ведьмы, нежели ее дочь. Тем не менее она поддерживает очень тесные отношения с Роланом Марэ. Это о чем-то говорит…

Девушка, о которой говорил Луи, была яркой блондинкой маленького роста и очень хрупкой. На вид ей было лет шестнадцать. Наружность Дениз скрашивали большие холодные серые глаза и тонкие изящные губы. Мишель в душе согласилась с оценкой Луи: от Дениз так и веяло жесткостью и неискренностью.

– У нас есть еще два великолепных танцора, – продолжал Луи. – Один из них – ваш покорный слуга. Надеюсь, вы не сочтете меня нескромным. Другой же – Морис Деколь, которого обычно называют «Кафе о Лэ».[1] О причинах такого прозвища вы, думаю, догадались.

Мишель проследила за взглядом Луи и увидела еще одного высокого молодого человека, цвет кожи которого действительно напоминал кофе с молоком. Волосы у него были курчавыми, а губы – полными, что наводило на мысль о негритянском происхождении юноши. Мишель вопросительно посмотрела на Луи. Тот пожал плечами:

– Его отец – очень важная и знатная персона, он принят при дворе. Мать – писаная красавица, мулатка. Профессиональная балерина. Отец очень о нем заботится и поддерживает материально. Но официально за сына не признает.

Мишель только хотела расспросить Луи о хорошенькой шатенке, о чем-то разговаривавшей с мулатом, как дверь открылась, и с порога раздался густой бас Арно Димпьера:

– Перерыв окончен. Прошу всех вернуться к станку.

Пока труппа переходила в репетиционный зал и растекалась по своим местам у станка, хорошенькая шатенка подошла к Мишель и, улыбаясь, сказала:

– Я хотела бы с вами познакомиться. – И, осторожно взяв Мишель за руку, шепотом добавила: – Меня зовут Мари Рено.

Ее улыбка была открытой и дружественной. Мишель не могла не улыбнуться в ответ.

– Я очень рада, – ответила она.

– Давайте как-нибудь поболтаем с вами подольше, – вновь зашептала Мари. – Может быть, на днях, во время перерыва. И тогда вы мне расскажете об английских колониях в Северной Америке. Это меня очень интересует.

– С удовольствием, Мари, – ответила Мишель.

Но уже начался урок, и продолжить разговор не удалось.

* * *

Следующие две недели были до отказа заполнены занятиями и репетициями. Труппа работала над новым балетом, который Димпьер намеревался показать в ближайшее время, поэтому он заставлял всех репетировать до седьмого пота.

Мишель танцевала в кордебалете. С отчаянной завистью смотрела она на прима-балерину Сибеллу Манэ. Сибелла, по подсчетам Мишель, была всего на год старше ее. Но отличалась редкой грациозностью и отлично владела своим телом. Слишком высокая для балерины, она обладала изящными длинными ногами совершенной формы, красивым торсом и гибкими, казавшимися лишенными костей руками. Ее прямые темно-каштановые волосы были расчесаны на пробор и откинуты назад, открывая классические черты ее лица. Сибелла и после занятий держалась и выглядела как настоящая балерина. Мишель с тайной завистью мечтала добиться такого же совершенства.