Оставшись в одиночестве, я зависла, будто программа, в окне которой в скобочках значится «Не отвечает». Мысли зарождались и умирали на полпути к воплощению, я не хотела пить, не хотела есть, не хотела смотреть телевизор, но также ленилась подойти и выключить поставленную на беззвучный режим программу новостей. Взгляд невольно перескакивал с объекта на объект. Телевидение производит отупляющий эффект, его зритель теряет волю, перемещая внимание в соответствии с замыслом оператора: разглядывает крупные планы, переходит на общие – в том порядке, в котором эти сцены появляются перед ним. В конце концов, меня взбесило то, что я в самых детализированных подробностях рассматриваю какую-то аварию на загородном шоссе в Бельгии. Я отвернулась и посмотрела в окно. Передо мной стояла задача, как потратить целый день, не занимаясь ничем. Я устала от этого уже через час. Даже сон уплывал из рук, хоть я и устала, как тысяча чертей. Видимо, когда спать надо, это уже не так необходимо.


Я полистала журналы, в основном по дизайну, оставленные в номере явно для рекламных целей. Завсегдатаи таких отелей вполне могут натолкнуться на какой-нибудь особенный способ устроить быт, например, на систему сверхнового «умного дома», и тут же загореться отличной возможностью слить в унитаз (возможно, даже, в прямом смысле этого слова) бешенные деньги. На меня же эти рекламные страницы идеальной жизни навевали тоску.


Я позвонила в Москву. К моему удовольствию, гостиничные телефоны вполне позволяли воспользоваться услугами международной связи. Я была уверена, что стоило это как пароход, но мне было глубоко наплевать. Андре не оставил мне сотового телефона. Он, если уж на то пошло, не оставил мне ничего, кроме халата и гостевой карты отеля. Досадная оплошность. После того, как я обнаружила, что гостевая карта так же является и кредитной, во всяком случае в отеле, мой день сразу задался.


– Шура! – кричала я, наматывая на палец крученый телефонный шнур. Я сто лет уже не звонила по приборам, к которым были приделаны шнуры. Устаревшая техника шипела и плевалась звуками прямо в ухо, но я не жаловалась. – Меня слышно? Как вы там? Как у вас дела? Как мама?

– Маму сегодня будут обследовать, Даша. Слышишь? Будут делать комплексное МРТ. Тут отличные доктора, Дашенька, в этом центре. Я и не знала, что у нас в Москве есть такие клиники. Ты уверена, что все это покроется страховкой? Честно говоря, я не понимаю, как это работает, но у твоей мамы отдельная палата, и все кругом такие, знаешь… отзывчивые. Как в Советском Союзе. Все же и у нас есть медицина, да? – гордо воскликнула Шура, и интонации знакомого голоса вдруг заставили меня расплакаться. Я не смогла ответить на ее вопрос: «Когда ты приедешь?», и тем самым только еще больше напугала ее.

– Я просто очень соскучилась и переживаю. Я… мне должны сделать документы со дня на день, – соврала я, и Шура, конечно, поверила. Еще бы, как можно было предположить, что я сижу в фешенебельном французском отеле, в местном махровом халате, утратившая всякий контроль над своей жизнью. Французский плен – я решила, что пора покончить с ним. Проговорив с Шурочкой чуть ли не целый час, я заказала в номер бутылку вина – одиночество стало особенно острым, когда меня снова окружила тишина. Вакуум требовал немедленных действий. Бутылка вина – это был мой «ответ Чемберлену».

* * *

Я ждала Андре с минуты на минуту, но он все не приходил. Бутылка красного уже закончилась, и бежевые стены номера стали давить, словно пресс, под которым я чувствовала себя алюминиевой банкой, брошенной в переработку. Я хотела было набрать номер Андре, но память сыграла злую шутку. Уже сидя на кровати с проводом и трубкой в руках, я поняла, что не помню номера. Я помню, как вбивала цифры в мой старый телефон. Помню, как боялась, что мама увидит и спросит, почему у меня куча принятых и непринятых звонков от Мистера Х или от Доктора Клиника – рабочий номер Андре. Мама заподозрила бы, что я обсуждаю вопросы ее здоровья, пластическую операцию, к примеру, или ее анализы. Ей бы и в голову не пришло, что Андре позвонил мне, чтобы попросить, точнее приказать, снять белье.


Я не могла связаться с Андре, но могла позвонить на ресепшен, потратив перед этим несколько минут, чтобы подготовиться к очередной встрече с Матрешкой. После нашей ночной эскапады видеть ее было последнее, чего мне хотелось. Однако я позвонила. Сразу же после первого гудка мне ответили – голос был мужской, и меня это вдохновило. Я собралась с мыслями и спросила, где и как я могу раздобыть себе каких-нибудь вещей. Эта фраза удивила мужчину сверх меры.

– Вещи? Какого плана вещи вам нужны? – уточнил он, старательно маскируя удивление в голосе. Он, видимо, надеялся, что проблема заключается в моем незнании всех тонкостей французского языка.

– Вещи, которые можно было бы надеть. И которые можно было бы записать на счет номера, – уточнила я невозмутимо, после чего пауза продлилась куда дольше. Мужчина абсорбировал информацию с трудом, но желание клиента – закон. Я победила: клерк подумал и сообщил мне самым любезным тоном, что в гостинице работают сувенирные лавки, в которых можно приобрести и вещи. Однако оплатить их гостевой картой не представляется возможным, магазины принимают наличные, кредитные и дебетовые карты, а также дорожные чеки American Express.

– Ага, – невозмутимо отметила я, допивая последние остатки вина из бокала. – А если я таковые вещи-сувениры закажу в номер?

– Теоретически… – пробормотал клерк уже тусклым, выцветшим голосом. – При окончательном расчете…

– При окончательном расчете – звучит идеально, – я брала его за рога. Попросив принести мне всякой разной одежды размера S, я тут же добавила, что хотела бы искупаться и отдохнуть, выйти прогуляться. Ибо журналы по дизайну загородных особняков мне наскучили. Потому как в моих загородных особняках все эти штуки уже давно есть, а некоторые оказались вовсе не такими классными, как их расписали.

– Да, мадам, – прервал мою ироническую речь клерк, а я уже так вошла во вкус. Я даже двигалась в своем халате по номеру, как престарелая дворянка, единственная проблема которой заключается в том, какие цветы поставить в вазу на журнальном столике сегодня. – Я все организую, мадам, – и он отключился.

– Я мадам! – гордо сказала я самой себе, разглядывая свою пьяную, раскрасневшуюся физиономию в зеркале, где еще вчера отражались наши с Андре обнаженные, бесстыдно совокупляющиеся тела. – Мадам Робен, твою мать.


Клерк не обманул, видать, он был готов ко всему и по своей работе сталкивался с разными мадам – через четверть часа ко мне в номер прибыл парень, нагруженный моими потенциальными приобретениями. Выбор был невелик, из сувенирной лавки для меня выгребли все самое дорогое и ненужное. Большая часть принесенного барахла была непригодна, но я все же выудила маечку с «оригинальной» надписью «I love France» на фоне стандартной Эйфелевой башни, и шорты-бермуды, которые все же оказались мне велики. После некоторых переговоров мне также принесли сувенирный купальник, который я планировала использовать в качестве белья, шлепки на прозрачной подошве, бейсболку с французским флагом и зачем-то зонтик. Со всем этим абсурдным добром я смотрелась куда более туристкой, чем за все время моего пребывания в городе любви.

– Все хорошо? – спросил меня клерк, когда последний помощник покинул мой номер. Я ответила по телефону, что все просто прекрасно, великолепно, формидабль. Хотела было добавить от себя, что неплохо бы списать с карты и дать мне немного наличных, но мои действия и так слишком напоминали попытку побега. Настроение мое поднялось, как только я покинула треклятый номер. План мой был весьма смутным, придуманным по большей части под воздействием вышеупомянутой бутылки вина, употребленной мною вместо обеда, от которого я отказалась.


Здание отеля было таким огромным, что в нем можно было бы при желании бродить хоть целый день. Террасы, кафе, бар на первом этаже, конференц-зал на последнем. Красивые сосредоточенные люди сновали по коридорам, ждали лифтов, переговаривались, кивали друг другу. Я набрела даже на небольшой фитнес-центр и бассейн, в котором пахло хлоркой и еще чем-то незнакомым, отдаленно напомнившим мне наш «Олимпийский». Запах большой воды. Я смотрела на плавающих по искрящимся голубым дорожкам людей и вспоминала те беззаботные счастливые времена, когда между мной и Андре не было ничего, кроме умопомрачительного, предосудительного романа на одну-две ночи. Его кожа пахла хлоркой, его тело всегда было по-звериному сильным, оно требовало физической нагрузки, даже когда в ней не было смысла. Оно требовало меня.


– Вы планируете поплавать, мадемуазель? – спросил меня незнакомый мужчина средних лет, в расстегнутой сверху рубашке и шортах, с мокрыми, блестящими волосами. Седина не портила его, но старила. Возраст пловца варьировался от пятидесяти до семидесяти, в зависимости от того, выглядел ли он очень хорошо для своих лет или очень плохо, но я склонялась к шестидесяти пяти, подозревая в нем частого клиента Андре или его коллег. Он был из тех, о ком принято говорить «он еще ого-го». Я замотала головой, почему-то смутившись, а мужчина разглядывал меня с явно недвусмысленным интересом. Видимо, моя майка «I love France» делала меня в его глазах легкой добычей.

– Нет-нет, я ищу своего мужа, – сказала я и тут же покраснела. Образ взбалмошной туристки – еще куда ни шло, но гоняться по всему отелю за своим мужем, шаркая шлепками на прозрачной подошве, – какая проза жизни! А муж не иначе как шпилит какую-нибудь горничную, считая, что я не стану его искать.

– О! – только и сказал мужчина, с неохотой оставляя меня. Иррациональным образом мне захотелось вернуться в номер, но я отмахнулась от этого желания, и зашла в ближайший бар, после чего упросила бармена налить мне кофе, записав его на счет моего номера – определенно, к постояльцам здесь относились более чем лояльно. С чашкой восхитительного латте я пробиралась сквозь хаотично расставленные по просторному залу столики, желая попасть к окну, чтобы сидеть и рассматривать людей на улице, пока Андре не прибежит и не станет искать меня. Я представляла себе в деталях, как этот мерзавец возвращается со своей дурацкой встречи и застает в номере только пустую бутылку, нетронутый обед и валяющийся на полу махровый халат. Ради этого момента все и затевалось. Мое тело, вернее, его отсутствие во вверенном мне номере – это было мое единственное оружие против полного бессилия. Если на секунду поверить – всерьез – что Андре не придет, то можно было тут же сойти с ума.