Нещадно царапая щёки, ветер кидал в лицо пригоршни сухого колючего снега; сворачиваясь в полупрозрачные затейливые узелки, вились по стылым тротуарам закрученные ленты невесомой позёмки. Хрипло похрустывая выхолощенными на ветру промерзшими пальцами, бились друг о друга звонкие ветки тополей и ясеней, и, словно окунувшись в эту потерянную ледяную стынь, ныло и болело от отчаяния и необъяснимого страха измученное сердце Марьи.

— Кирюш, скоро праздник, а ты чего-то расклеился совсем. — Стараясь удержать тонкую, почти перетёршуюся ниточку их ненадёжно хрупких отношений, Марья заставила себя улыбнуться и посмотреть в глаза мужу.

— Мне и впрямь нехорошо, не то просто замёрз, не то простудился, не пойму. — Вытащив из карманов заледеневшие руки, Кирилл сильно потёр ладонью о ладонь и, несколько раз горячо дыхнув на кончики пальцев, неожиданно предложил: — А пойдём в магазин, там тепло и уже вовсю ёлочными игрушками торгуют.

— А не поздно? — Отодвинув варежку с запястья, Марья взглянула на крошечные часики. — Половина, ещё полчаса до закрытия, успеем.

— Тогда пойдём? — Не дожидаясь ответа Марьи, Кирилл схватил жену за руку и, как буксир, увлёк её за собой к освещённым окнам универмага.

Хотя до закрытия оставалось всего ничего, народу в магазине было полно. Торопясь купить новогодние подарки, граждане старательно отталкивали друг друга локтями от прилавков и что есть сил тянули шеи, пытаясь разглядеть написанные неразборчивым почерком ценники на товарах. Гудя, словно растревоженный улей, свернувшаяся калачом очередь в кассу обеспокоенно шевелилась и ежесекундно бросала тревожные взгляды на круглые настенные часы над входными дверями.

Практически около каждого прилавка была толчея, но в отделе ёлочных игрушек народу было столько, что, казалось, протиснуться к яркой витрине не было никакой возможности. Обвитые блестящей мишурой полки ломились от коробок с пузатыми разноцветными шарами и фигурками сказочных персонажей. Посверкивая тусклым матовым блеском, за стеклом красовались стеклянные ёлочные бусы и сходящие остриями на «нет» кручёные витые макушечки шпилей. Переключаясь, где-то под прилавком, щёлкал тумблер реле, и, мигая, крошечные разноцветные фонарики развешенной вдоль прилавка гирлянды переливались разноцветными огнями.

— Зина! Закрывай кассу, я не успею всех обслужить! — перекрывая людское гудение, зычно гаркнула продавщица и, не обращая внимания на протестующие голоса покупателей, протянула руку вперёд: — Следующий!

— Встань впереди меня, а то тебя затолкают. — Стараясь оградить Марью от напирающей со всех сторон толпы, Кирилл обнял худенькую жену за плечи, и она буквально утонула в мощном кольце его рук. — Готова? — заговорщически подмигнул он и, ловко протискиваясь между спинами и сумками, стал приближаться к заветному прилавку.

— Товарищ, что вы прёте, как танк, кругом же люди! — недовольно взвизгнула оттёртая от прилавка дамочка в тяжёлых толстых очках.

— Ишь ты, какой деловой выискался. — Пытаясь оттолкнуть шедшего на пролом Кирилла, упитанный гражданин в пыжиковой шапке упёрся в бок Кряжина потёртым кожаным портфелем. — Думает, вырос каланчой, так всё можно. Граждане! Не пускайте его! — Брызгая слюной, обладатель пыжиковой шкурки грозно свёл мохнатые брови у переносицы, но Кирилл, не обращая внимания на выкрики недовольных, методично продвигался к прилавку.

— У меня чек, возьмите! — Худенькая девица упорно тянула руку к прилавку, но, неумолимый людской поток отодвигал её назад.

— Вы здесь не стояли, так что нечего руку протягивать, сейчас моя очередь. — Радостно наблюдая картину отплытия худосочной девицы, мужчина в высокой каракулевой шапке назидательно сложил губы колёсиком и, словно прощаясь надолго, пару раз кивнул исчезающей девушке вслед.

— Зина, всё, закрывайся, уже без пятнадцати! — Встав на цыпочки, продавщица замахала кассиру рукой и, строго окинув гудящий человеческий улей у прилавка, трубно прогудела: — Все, кто без чеков, отойдите!

Оказавшись у самой витрины, Марья по-детски радостно улыбнулась и, обернувшись, благодарно кивнула Кириллу.

Блестящий мир сказки за стеклом завораживал, ненадолго возвращал в далёкое детство. Запах ёлки, мандаринов, блестящая мишура серебряного дождя и упругие пружинки скатанных в тугие трубочки завитушек серпантина, россыпь конфетти и тепло маминых рук — всё это был Новый год, самый волшебный и добрый праздник на земле.

Глядя на переливающееся всеми цветами радуги оперенье маленьких стеклянных птиц на пружинках вместо ножек, на золотые моторчики зелёных самолётиков и лилово-вишнёвые колокольчики, Марья приблизилась к затёртому до лакового блеска деревянному прилавку почти вплотную и, чтобы было лучше видно, встав на цыпочки, вытянулась в сторону витрины.

Внезапно от сильного толчка в спину она повалилась на стол прилавка животом и, ощутив горячую боль, полоснувшую по рёбрам, поняла, что Кирилла сзади неё нет. Обернувшись, насколько было возможно, в толчее назад, Марья растерянно пробежала глазами по бурлящей людской толпе и почти сразу же увидела высокую фигуру мужа у соседней витрины.

Белый, как мел, он стоял неподвижно, повернувшись спиной к прилавку и, не мигая, смотрел на что-то широко открытыми глазами. Проследив за его взглядом, Марья поняла, Кирилл смотрит в сторону выхода, но что заинтересовало его конкретно, она разобрать не могла, потому что в этом море людских локтей и спин была чуть ли не самой маленькой. Подхваченная людским потоком, она попыталась встать на цыпочки и вытянуть шею, но переливающаяся от одной секции к другой толпа была настолько плотной и монолитно-неприступной, что, несмотря на все старания, у неё ничего не получилось.

— Кирюша! Кирилл!!! — ударившись о соседние спины, голос девушки утонул в громогласном гуле и шарканье подошв.

Через плотную толпу Марья потихоньку пробиралась к Кириллу, и, по мере того, как расстояние между ними сокращалось, её сердце, словно в предчувствии чего-то недоброго, сжималось всё чаще и болезненнее. Подобравшись к мужу почти вплотную, она хотела крикнуть ему ещё раз, но что-то в его лице, до этого мгновения незнакомое, заставило её промолчать.

Остановившись в двух шагах от Кряжина, Марья посмотрела в ту же сторону и в редкие просветы между людьми увидела то, что заставило Кирилла стать белее мела. Укладывая бумажные свёртки покупок в авоську, почти у самых дверей находился её родной дядя, Михаил Викторович Крамской, а рядом с ним — и в этом не было ни малейшего сомнения, — сверкая жёлто-зелёными кошачьими глазами, стояла Шелестова.

* * *

Переливаясь богатой блестящей парчой, свежевыпавший снежный отрез искрился золотыми и синими бликами. Больно впиваясь в глаза яркими острыми иголочками, блики неспешно перетекали ледяными струйками остывшего зимнего солнца вниз. С вершины холма Савелию было видно, как, тяжко вздыхая, на самом дне широкой балки, закутавшись в тёплое пуховое одеяло, дышал и ворочался во сне кто-то огромный и уставший. Издалека изумрудные шапки вековых сосен и размашистые подолы бурых елей казались совсем тёмными, почти чёрными. Если бы не яркий лазурный лоскут настывшего декабрьского неба, можно было бы подумать, что мир отчего-то растерял все краски и звуки, став в один миг немым чёрно-белым снимком любительской фотографии.

Широкие самодельные лыжи почти не тонули в рыхлом пухе свежевыпавшего снега; едва слышно поскрипывая, они лишь слегка проминали его поверхность, оставляя позади себя неглубокие прямые полосы. Ритмичное и ровное, горячее дыхание Савелия вырывалось изо рта густым облачком белёсого пара и, осев полупрозрачными кристалликами инеевых сосулек, склеивало жёсткие волоски бороды и усов прочной наледью.

Перекинув через плечо брезентовый ремень старого вещмешка, Савелий поддерживал его левой рукой, одетой в толстые овчинные рукавицы. Залоснившаяся на локтях и вороте промасленная телогрейка была с виду кургузой и не по размеру короткой и вряд ли бы подошла для такого важного дела, как зимняя охота. Но толстые ватные штаны, простёганные по всей длине, прикрывали поясницу чуть ли не до самых лопаток, превращая непоправимый недостаток ватника в ощутимое достоинство. Перепоясавшись толстой верёвкой и нацепив до самых бровей лохматый потёртый от времени треух, Кряжин неторопливо переставлял широкие добротные лыжи и, поглядывая в морозное чистое небо, изумленно пожимал плечами.

Ещё с вечера на улице было почти тепло, и падавший сверху мелкий лёгкий снежок не предвещал никаких неприятностей, но к полуночи он прекратился, и, накрывая Озерки широкими морозными кольцами, на землю стал плавно спускаться холод. Старательно заполняя все уголки и трещинки, мороз заливал деревенские дворы прозрачным ледяным студнем, и, звеня хрустальными осколочками, мёрзлая тишина накрывала деревню стылым покрывалом инея.

Выйдя к ночи на крыльцо, Кряжин ощутил, как горло моментально прохватило обжигающей струёй промёрзшего воздуха, и, глубоко потянув ноздрями, почувствовал, как, жарко склеившись, на какой-то миг они прилипли к носовой перегородке. Сплюнув с крыльца, Савелий провёл сухим рукавом по губам и вгляделся в снег, ожидая увидеть ледяной смёрзшийся шлепок, но темнота была настолько густой и плотной, что разглядеть что-либо было абсолютно невозможно, и, недовольно перекосив губы на сторону, Кряжин потянулся к ручке входных дверей.

— Ядрить твою! — Впустив в дом густое сизое облако пара, Савелий наклонился и, миновав низкую притолоку, плотно прикрыл дверь. — Ишь, чего на улице делается, пронимает ажно до кишок. — Поёжившись, он подошёл к печке и, приложив ладони к белой извёстке, передёрнул плечами. — К утру, глядишь, так настынет, что колодец умёрзнет, надо бы сейчас с вёдрами выйти.

— Да куда же в такую темень! — Закрыв внутренний ставень на крюк, Анна встревоженно обернулась и посмотрела на Савелия. — У нас ещё два ведра стоят полными, авось хватит, а там, смотри, и мороз схлынет.