Он страстно хотел увидеть ее глаза. Ему хотелось, чтобы они были мечтательными. И он не ошибся. Но кроме мечтательности в них было что-то еще: удивление, удовлетворение и что-то еще более глубокое…

— Скажи мне, что ты чувствуешь?

Эйприл дотронулась пальцами до его лица, провела по его бровям, скулам, губам.

— Я хочу тебя, Джек Танго. Можно, теперь я буду показывать тебе? — Она приподнялась и стала целовать его грудь, осторожно потираясь щекой о темно-русые волосы, которые полоской спускались вниз прямо по центру его живота. Изогнувшись, она слегка приподняла бедра, и он быстро помог ей снять трусики. Обхватив его ногами за бедра, Эйприл притянула к себе его голову.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, когда входишь в меня?

Весь самоконтроль, который он еще пытался сохранить, исчез куда-то в одно мгновение. Перенеся вес своего тела на руки, Джек с силой проник в нее, чувствуя готовность принять его. Его мозг лихорадочно подыскивал слова, которыми можно было бы описать свое необыкновенное блаженное состояние.

— Подними ноги немного повыше. Держись за меня.

Она повиновалась.

— Скажи мне, Джек.

Долгий стон вырвался из его груди, когда его ликующая плоть до конца вошла в ее жаждущее лоно.

— Сладко. Горячо. Вкусно. — Каждое слово сопровождалось толчком. — Я, как в раю. И ты — моя. Вся-вся моя. Боже мой, Эйприл, сделай и меня своим.

И после этого им больше не нужны были никакие слова.

Он дарил — она принимала. Она дарила — он принимал.

Когда он достиг оргазма, она полетела вслед за ним в бездну наслаждения.

На следующее утро, еще не открывая глаз, Эйприл уже знала, что его нет рядом с ней. Она понимала, что его не может быть рядом, потому что еще вчера он сказал, что хочет сделать несколько снимков на рассвете. Она чувствовала, что его нет рядом. Чувствовала с того самого момента, когда он вышел из комнаты, хотя и не просыпалась. И вот сейчас вместо него она прижимала к груди и животу его подушку.

Эйприл перекатилась с живота на спину и притянула подушку к глазам, чтобы загородиться от яркого солнечного света, льющегося в окно. Ей хотелось бы пойти вместе с ним, посмотреть, как он работает. Но он сказал, что вернется еще прежде, чем она проснется, и снова будет целовать ее; а потом они начнут заниматься любовью, и она подумает, что проспала бы полдня, если бы он не разбудил ее. Откуда только у него брались силы?

Пару секунд Эйприл боролась с соблазном поваляться в постели и еще немного вздремнуть в окружении приятных воспоминаний о прошедшей ночи. Но до начала заседания осталось меньше трех часов, если не врал стоящий возле кровати будильник, и она с тяжелым вздохом заставила себя принять сидячее положение. Позвонить, чтобы принесли что-нибудь позавтракать, быстренько принять горячий душ, влить в себя чашку чая. А потом заняться подготовкой своего выступления. Все это само собой пронеслось у нее в мозгу, привыкшем за долгие годы машинально составлять распорядок дня.

Она представила, как Джек сейчас охотится со своим фотоаппаратом, но эти, приятно возбуждавшие воображение картины, сразу же куда-то исчезли, как только она встала на ноги, мышцы которых заявили громкий протест, не желая слушаться ее. Хорошо, что Джек не видел, как она вперевалку, неуклюже переставляя ноги, потащилась в ванную, отдав предпочтение горячему душу, который передвинулся в распорядке ее дня со второго места на первое.

Через пятнадцать минут Эйприл с обмотанной банным полотенцем головой, натянула на себя одну из футболок Джека и подошла к телефону, чтобы заказать себе чай. Если повезет, то его принесут раньше, чем они освободят завтра номер. Слава Богу, она вспомнила, что Джек обещал принести ей что-нибудь на завтрак, поэтому не было необходимости утруждать себя такими сложными задачами, как составление меню.

Она не спеша вошла в маленькую гостиную и уселась на диван, чувствуя, что после душа, распарившего ее тело, ее мышцы протестуют уже не так громко. Попытавшись выбросить из головы воспоминания о событиях сегодняшней ночи, Эйприл взялась за подготовку своей речи. Не прошло и четверти часа после того, как она заставила себя согнать с лица глупую улыбку, не имевшую ничего общего с бедственным положением местных индейцев, а блокнот с набросками выступления уже был брошен на кофейный столик.

Эйприл хотела одеться, но, даже несмотря на работающий кондиционер, воздух в комнате был слишком жарким, и она решила, что будет лучше одеться сразу перед тем, как отправиться на заседание. Ее взгляд, поблуждав по комнате, остановился на дверях спальни, и на губах Эйприл появилась кривая усмешка — скоро придет Джек, и они будут заниматься любовью, так зачем же сейчас одеваться?

Улыбка тотчас же озарила ее лицо, и, взяв в руки расшитую подушечку с кистями, лежавшую в углу дивана, она крепко прижала ее к животу. Сегодня утром она не чувствовала себя ни неловко, ни смущенно. Ни капельки. И это благодаря Джеку, благодаря тому, что проведенная с ним ночь изгнала из души все прежние сомнения. Она не знала, что им готовит завтрашний день, но впервые за десять лет у нее было чувство, что никакие жизненные невзгоды не смогут сломить ее.

Входя в спальню, Эйприл заметила лежавшую на столике нейлоновую сумку Джека, замок которой был расстегнут. Без какой-либо задней мысли, движимая единственным желанием узнать, чем он живет, она подошла к столику и заглянула в сумку. Из ее внутреннего кармана выглядывала стопка каких-то фотографий. Их уголки разрозненно торчали в разные стороны, и было похоже, что Джек засунул их туда совсем недавно. У Эйприл мгновенно разыгралось любопытство. Желание взглянуть на эти снимки начало борьбу с разумом, который говорил, что этого делать не стоит и напоминал о том, что вышло, когда она в прошлый раз поддалась подобному искушению.

Но разве можно сомневаться в том, что Джек разрешил бы ей посмотреть на них, после всего, что произошло с ними за эти последние два дня? Даже если это были ее фотографии, она бы не стала больше возражать. Теперь все по-другому. В ту ночь, когда Джеку стало известно все о ее прошлом, в котором жили кошмары, он с таким пониманием отнесся ко всему, так поддержал ее. К тому же он совершенно искренне рассказал ей о причинах, заставивших его волею судеб оказаться в «Лазурном Раю». И все же, вдруг вся та ночь была только спектаклем, разыгранным Джеком исключительно ради того, чтобы помочь ей выздороветь, как он тогда выразился? Вдруг он что-то о себе скрывает? В таком случае, может быть эти фотографии дадут ей возможность лучше узнать его, понять его внутренний мир? Больше всего на свете ей хотелось так же заглянуть в его душу, как он заглянул в ее.

Вытерев внезапно вспотевшие ладони о его желтую футболку, она осторожно вытянула фотографии из сумки.

Глава 9

Джек переложил бумажный пакет и футляр с фотоаппаратом в левую руку и, с трудом удерживая все, открыл дверь их номера.

— Прости, что задержался. Местные ребятишки такие занятные, что уже по дороге домой я остановился, чтобы поснимать как они играют. Думаю, что ты любишь фрукты, я купил… — Джек замолчал, застыв на месте, и непроизвольно прижал коричневый бумажный пакет к груди, совершенно забыв о том, что там лежат нежные фрукты, которые он мог раздавить.

— Что ты делаешь? — спросил он, наконец, даже не пытаясь скрыть тревогу.

Он ожидал, что она виновато посмотрит на него и станет торопливо оправдываться, поэтому чуть не выронил все, что у него было в руках на пол, когда Эйприл медленно перевела взгляд с фотографий, которые держала в руках, на его лицо. Ее ошеломленные глаза лишили его дара речи. Не может быть, чтобы она догадалась, насколько важны были для него эти снимки. Неужели?

— Джек, скажи, это… — Она оборвала фразу, и взгляд вернулся к зажатым в руке глянцевым фотографиям. Он наблюдал за ней со смешанным чувством напряженного ожидания и боли. Ее пальцы стали медленно перебирать снимки.

Для него самого эти фотографии представляли собой нечто гораздо более значимое, чем простые пятна цвета. За каждой из них стоял эмоциональный всплеск, оставивший неизгладимый след в его сердце. Каждую из них он помнил до мельчайших подробностей, и несмотря на то, что они всегда были с ним, ему совсем не обязательно было смотреть на них, чтобы снова пережить те неповторимые мгновения. Его внимание полностью переключилось на лицо Эйприл, самый незначительный оттенок выражения которого говорил Джеку, какой снимок она рассматривает в данный момент. Вот что-то, вроде намека на улыбку, светлой грустью отразилось в ее теплых глазах: должно быть перед ней сейчас снимок, на котором изображена маленькая девочка, вертящая обруч на палке, а рядом весело подпрыгивает смешная собачонка.

Хотя это описание и напоминает что-то из Нормана Роквелла, однако единственным сходством здесь было только настроение ребенка да и, пожалуй, собаки тоже. Лохмотья, в которые одета девочка, весьма отдаленно напоминают платье, ее обруч сделан из ржавого обода колеса телеги, а родословная маленькой кривоногой собачки затерялась уже несколько веков назад.

Эйприл подложила этот снимок под остальные фотографии, и Джек заметил, что зрачки ее слегка расширились от удовольствия. Ему казалось, что вся она светится, словно бы всю ее окутала искрящаяся радугой изморось водопада. Она не знала, что всего в нескольких сотнях метров от нее люди, на чем свет стоит, проклинали друг друга. Но Джеку это было хорошо известно.

Следующий снимок, оказавшийся перед ней, заставил его неловко переступить с ноги на ногу. Резкая стрела молнии, как глубокая извилистая рана, располосовала на две половины глянцевый лист бумаги, и Эйприл замерла, как будто не только услышала раскатистый удар, последовавшего за вспышкой молнии грома, но и ощутила, каким бессильным и ничтожным чувствует себя человек перед лицом могущественных сил природы.