Донна Кауфман - Танго в раю

Если есть на свете что-нибудь хуже преисподней, то для нее таким кошмаром было начало сегодняшнего дня.

— Что это значит — они оба уехали? — спросила Эйприл Морган в трубку радиотелефона, выходя через боковую дверь «Лазурного Рая» под ослепительное мексиканское солнце. Еще не было и девяти часов, а густая пелена влаги уже окутала побережье, и даже хозяйничавший здесь ветер не в силах был разогнать ее.

Эйприл тяжело вздохнула и прислонилась к одной из оштукатуренных колонн, обрамлявших главный вход в здание, слушая, как ее помощница сообщала о неожиданно свалившихся на них неприятностях.

— Если я правильно поняла тебя, Кармен, то все это значит, что я потеряла старшего бармена и единственного штатного фотографа? — Эйприл переложила папки из левой руки в правую, взглянула на часы, потом, чуть не выронив документы, снова взяла их в левую руку. — И это за пять часов до начала репетиции венчания единственной дочери сенатора Смитсона! Ты не в курсе, почему они это сделали?

Эйприл стиснула зубы и снова расстроенно вздохнула, а Кармен принялась объяснять ей, что Стив и Бернардо, распив бутылку вина решили, что не могут друг без друга и захотели попробовать пожить вместе.

— Они так решили после бутылки «Кьянти?» Не могли они попробовать пожить вместе после церемонии, а не до нее? — Риторический вопрос Эйприл повис в воздухе, а Кармен тем временем продолжала рассказывать ей о том, что эти двое собрали свои пожитки и, по всей вероятности, укатили от них навсегда.

Раздраженная тем, что все это случилось так некстати, Эйприл заставила себя выбросить из головы все свои сердитые «как» и «почему» и стала лихорадочно соображать, как исправить положение.

— Найди Паоло и скажи ему, что сегодня ему придется проследить за работой бара. А потом свяжись с клубом «Мед» и выпроси, вымоли, укради, в конце концов, у них фотографа. Заплати им, сколько потребуют. Сомневаюсь, что сегодня они смогут нам чем-то помочь, но завтра, на свадьбе, все должно быть как положено. В общем, делай что хочешь, но этот вопрос надо решить. Звякни мне, как только что-нибудь выяснится.

Эйприл щелкнула рычажком телефона и сунула его в карман своей цветистой юбки. Она смотрела куда-то вдаль невидящим взглядом, и тщетно пыталась разработать какой-нибудь запасной вариант на случай, если Кармен не удастся раздобыть фотографа.

Она огляделась вокруг, Когда десять лет назад она бежала из Вашингтона в поисках уединения к своему деду, который жил тем, что сдавал рыбакам лодки, в ее планы вовсе не входило устройство здесь, на самом краю света, зоны отдыха. Если бы дед был сейчас жив, он бы наверняка посмеялся вместе с ней над ее наивностью. Она думала, что далекий берег незнакомой южной страны станет для нее ключом к решению всех ее жизненных неурядиц. А вышло совсем наоборот — он превратился в настоящий источник бесчисленного множества новых проблем. И все же со многими из них удавалось справляться, и помогал ей в этом мудрый совет старика.

— Эйприл Мария, — говорил он ей, — если тебе чего-то уж очень хочется, так ступай и возьми то, что тебе нужно. Запомни, что само собой ничего не делается.

Она взглянула на результат своего труда, на все, что построила здесь, и не смогла удержаться от довольной улыбки. Она слышала скрипучий голос деда так отчетливо, словно он стоял сейчас рядом с ней.

— У меня все в порядке, дедуля, — тихо сказала она, вдыхая аромат цветущей буганвилии, которую он особенно любил. — Мне только хотелось бы, чтобы ты научил меня, куда пойти и где взять то, что мне нужно, если мне просто некуда пойти и негде это взять.

Эйприл с улыбкой кивнула выходившим на террасу постояльцам. И в этот миг с автомобильной стоянки до нее донесся шум какого-то спора, ведущегося на повышенных тонах, и улыбка тотчас же исчезла с ее лица.

Спорили двое мужчин. Один из них говорил с певучей мелодичной интонацией, присущей испанскому диалекту местных жителей, из которых обычно набирался штат «Лазурного Рая». Голос другого был глубоким, даже резким. Его раздраженная, отнюдь не вежливая английская скороговорка сердито перебивала музыкальную речь мексиканца.

Как правило, Эйприл предоставляла своим сотрудникам самим улаживать мелкие недоразумения, но на этот раз ей почему-то захотелось вмешаться, несмотря на то, что повестку ее сегодняшнего дня можно было сравнить разве что с генеральным планом по проведению важнейших реформ в странах третьего мира. Вполне вероятно, это была та самая последняя капля, переполнившая чашу ее терпения. Но скорее всего, она просто-напросто не смогла устоять перед искушением решить проблему, справиться с которой ей не составляло труда.

Обойдя одну из больших каменных колонн, подпиравших крышу просторной террасы, Эйприл увидела двух мужчин. В одном из них она сразу же узнала Мигеля, который давно работал у нее и был лучшим швейцаром.

Вид другого, по всей видимости, только что прибывшего гостя, заставил ее приостановиться.

Он был значительно выше Мигеля, волнами его густых русых волос играл ветер. Закатанные рукава белой в голубую полоску хлопчатобумажной рубашки обнажали мускулистые руки. Поношенные узкие джинсы, плотно обтягивающие сильные бедра, были настолько старыми, что давно уже приняли форму ног. Эйприл не смогла удержаться, чтобы не окинуть взглядом его фигуру еще раз. Даже издалека он притягивал к себе внимание.

Эйприл вдруг с удивлением подумала, что ей хочется смотреть на этого человека. Но она заставила себя оторвать от него взгляд и прислушалась к их спору. Это напоминало перетягивание каната, за один конец которого держался ее любезно улыбавшийся, но непреклонный швейцар, а за другой — высокий приезжий, на лице которого не было и намека на улыбку. Неожиданно она заметила серебристый металлический ящик, очень похожий на тот футляр, где Стив, ее пропавший фотограф, держал свою фотоаппаратуру; правда, этот был не таким новеньким и блестящим, но все же…

«Не может быть», — подумала она. Не может быть, чтобы все так удачно складывалось. Ей всегда приходилось прилагать максимум усилий, чтобы добиться чего-нибудь.

«Если тебе чего-то уж очень хочется, так ступай и возьми то, что тебе нужно». — Дед снова произнес эту фразу. Она улыбнулась и направилась к стоянке.

— Ты прав, дедуля!

Эйприл подошла ближе к незнакомцу, вид которого поразил ее. Его лицо заросло щетиной, похоже, он не брился дня два, не меньше. Волосы же, неравномерно выгоревшие и раздуваемые ветром, оказались светлее, чем ей показалось сначала. И в этих почти белых прядях, так же как и на его джинсах и рубашке, было столько пыли, что можно было подумать, что прежде чем приехать сюда, он валялся на дороге.

Никто из мужчин не заметил ее появления, и она быстро заглянула в побитый «Джип», возле которого стоял высокий блондин. На заднем сидении лежал парусиновый вещмешок, а рядом — потертая нейлоновая сумка. Ее замок был расстегнут, и оттуда выглядывал какой-то ремень, похожий на ремень фотоаппарата. Неужели?

Она снова оглядела гостя. Ну и что из того, что он совсем не такой выхоленный, как почти все постояльцы «Лазурного Рая», кошельки которых туго набиты? Если в этом обшарпанном серебристом футляре действительно находится фотоаппаратура (о чем она молила Бога), то будь на нем хоть набедренная повязка, лучшего подарка судьба и не могла ей сейчас преподнести.

Она вдруг представила его в набедренной повязке и, улыбнувшись, закашлялась. Когда ее попытка обратить на себя внимание не возымела действия, она дотронулась пальцами до руки незнакомца. И сквозь горячую и шершавую от налипшего песка кожу Эйприл почувствовала пульсирующую, рельефно выступающую на его запястье жилку. Она быстро убрала свою руку.

— Простите, могу я чем-нибудь помочь вам?

Он обернулся к ней, бросил оценивающий взгляд на невысокую, тоненькую фигурку девушки, заставив ее при этом почувствовать себя так, будто ее обыскали, и, не сказав ни слова, снова повернулся к швейцару. Эйприл уже собралась было снова вмешаться в их спор, на этот раз более настойчиво, когда он вдруг удостоил ее ответом.

— Вы сможете помочь только в том случае, если сумеете заставить этого парня перестать скалить зубы и кивать головой на то время, пока я заберу из машины свою фотоаппаратуру.

Его глубокий голос был похож на скрип накалившегося на солнце песка, пыльный и шероховато-резкий. Эйприл решила не обращать внимания на далеко не любезный тон. За свои тридцать два года она имела дело с грубиянами и похуже. Сохраняя полное спокойствие, она вклинилась между мужчинами и быстро заговорила с Мигелем на местном испанском диалекте. Швейцар кивнул и, вежливо улыбаясь, подал приезжему его серебристый ящик.

— Спасибо, Мигель, — сказала она. — Будь добр, привези нам тележку.

После того, как швейцар удалился, Эйприл повернулась к гостю; на губах ее застыла дежурная улыбка. Если она ожидала услышать от него слова благодарности, то по выражению его лица было ясно, что ждать ей пришлось бы очень долго. По всей вероятности, она немного поспешила посчитать себя благодетельницей; и слово «признательность» никак не соответствовало тому, что отражалось в глазах незнакомца.

Раздражение, крайняя усталость, неприкрытое недовольство тем, что приходилось устранять еще одно неожиданно возникшее препятствие. Все это она прочла в его удивительных светло-зеленых глазах-омутах.

— Послушайте, мисс! Я очень рад, что вы помогли мне избавиться от этого дрессированного тюленя. Большое вам спасибо. Но мне не нужна никакая тележка. Я тащил эти вещи на себе тысячи миль, и мне кажется, что теперь-то я уж как-нибудь сумею донести их до вестибюля гостиницы без посторонней помощи. — И в качестве доказательства он повесил на плечо нейлоновую сумку, набросив на шею длинную петлю кожаного ремня. Потом вытащил из своего «Джипа» вещмешок и только после этого повернулся к ней лицом.