Теперь пути к отступлению не было.

— Я ходила в отель «Сенчури Плаза», — спокойно говорила Кармен. — Дэнни приезжает послезавтра. Он зарезервировал два многокомнатных номера и шесть обычных. Его жена будет с ним.

Беверли пристально смотрела на гигантские папоротниковые деревья, обрамляющие ее окно. За ними золотые бархатцы и красные розы превращали сад в рай. В китайской вазе на изысканном столике из красного дерева стояли недавно срезанные лилии. Они были очень хрупкие, их цветение длилось только один день.

Беверли не видела Дэнни с того вечера, когда устраивался банкет в Сан-Франциско. Она не видела его после краткого, головокружительного момента, когда разделила с ним внимание окружающих на помосте. Тогда она посмотрела на золотой религиозный медальон, который он подарил ей, спокойно поблагодарила его и вернулась к своему столу. Она успешно избежала его компании после этого, торопливо уйдя сразу же после окончания банкета. Но, начиная с той ночи, ее имя было связано с именем Дэнни. Именно так, как она планировала.

— Когда «Лос-Анджелес Таймс» получит пакет? — тихо спросила она.

— Через три дня с настоящего момента. С этого все и начнется.

— Ты обо всем позаботилась в «Бабочке»?

— Все готово, Бев.

— Фред Бэнкс?

— Джонас уехал в Мексику. Он поможет Фреду с его заявлением для печати.

— А что насчет Энн?

— Мэгги пошла за ней. Они скоро должны быть здесь. Когда приедет Боб?

— Он звонил из Далласа сегодня утром. Он должен приземлиться в международном аэропорту Лос-Анджелеса с минуты на минуту.

— У него все удачно?

— Да, — сказала она. — У него все удачно.

Беверли обернулась.

— Ты помнишь, Кармен? Ты помнишь мою первую ночь у Хейзел и как ты заботилась обо мне?

— И ночь, когда ты заботилась обо мне, когда я пыталась совершить самоубийство. И как ты учила меня мечтать. — Кармен подошла к ней и сказала: — Такие вещи не забываются, amiga. Мы прошли длинный путь, ты и я.

— Да.

— И конец уже близок.

Беверли закрыла глаза. Конец…

Колокольчики на двери зазвучали снова, и Мэгги вошла в библиотеку вместе с озадаченной Энн.

— Беверли, — спросила она, — что все это значит? Мэгги сказала мне только, что ты закрываешь «Бабочку». Почему?

Беверли посмотрела на Кармен и Мэгги, потом подошла к Энн и произнесла:

— Пойдем прогуляемся в саду. Я должна тебе кое-что рассказать.

Боб Маннинг поспешно попрощался с пилотом личного реактивного самолета Беверли и поспешил сесть в ожидающий его «роллс-ройс».

— Везите меня прямо к дому мисс Хайленд, пожалуйста, — сказал он шоферу, сильно прижимая к себе портфель.

Его сердце бешено колотилось. Он был испуган, возбужден и чертовски нервничал. Он чувствовал себя так, будто нес в кожаном портфеле часовую бомбу. «Быстрее, — мысленно умолял он водителя. — Быстрее, быстрее…»


Они стояли в зеленой беседке из бугенвиллии, называемой техасской зарей. Ее серебристо-лиловые лепестки трепетали над головами двух женщин, когда Энн с бледным лицом вздохнула:

— Мой бог, Беверли!

— Мне жаль, что пришлось вывалить все это на тебя таким образом. Не было никакого другого выхода.

— Знаешь, — сказала Энн, когда они развернулись и пошли по направлению к дому, — я подозревала нечто уже давно. У меня было чувство, что ты, Кармен и Мэгги связаны тайной. Беверли, ты могла сказать мне! Ты знаешь, что мне можно доверять! Мы знаем друг друга тридцать лет.

— Это не вопрос доверия, Энн. Это… это очень личное. Но теперь ты имеешь право знать то, что должно произойти в следующие несколько дней. Ты должна быть подготовлена.

Энн пристально смотрела на дорожку, по которой они шли с Беверли. Это все было таким потрясающим — странный и грязный рассказ о сбежавшей девочке из Техаса, ее преображении в Голливуде, пластической хирургии, перемене имени, в в течение долгих лет готовящей месть против человека, который сделал это с ней. Энн знала, что ей потребуется время, чтобы привыкнуть к этому, к прошлому Беверли и к тому, что Беверли собиралась сделать. Но Энн сохранит эти секреты. Беверли была ей единственным настоящим другом все эти годы, женщина, которая сделала одну рождественскую вечеринку поворотным пунктом в жизни несчастной девочки и которая включила ее в захватывающий процесс роста к известности и благосостоянию. Для Беверли Энн Хастингс сделала бы все что угодно.

— Я поговорю с Роем, — пообещала она, когда они подошли к дому. — Он поймет. Он сохранит твою тайну. Рой обязан тебе так же, как и я, Бев. Никто никогда не узнает правду о «Бабочке».

В библиотеке они нашли весьма взволнованного Боба Маннинга, который показывал содержимое своего портфеля Мэгги и Кармен. Когда он повернулся и увидел, что вошла Беверли, то сказал:

— Ты не поверишь тому, что я принес… — Он замолчал, увидев, что Энн тоже вошла.

— Все в порядке, Боб, — проговорила Беверли. — Я все рассказала Энн. Ты можешь спокойно говорить в ее присутствии.

Он вручил портфель Беверли.

— Это все здесь. И даже больше.

— Давайте начнем, — произнесла она.

Июнь

47

На следующее утро после голосования газеты пестрели заголовками «Маккей выиграл первичные выборы в Калифорнии».

Сопутствующая статья на первой странице описывала ситуацию в общем, но на этой последней стадии предвосхищала победу преподобного Дэнни Маккея над его республиканскими противниками в этих «определяющих для кандидатов» первичных выборах. Выиграв у всех калифорнийских делегатов, которых было гораздо больше, чем у любого другого штата, основатель «Пасторств Благой вести» должен был набрать теперь всего восемьдесят голосов для получения президентского назначения. Эксперты предсказывали, что у него не будет никаких проблем с получением недостающих голосов на съезде, который должен состояться через шесть дней. Текст включал фотографию улыбающегося Дэнни, торговую марку «Стетсон» на его голове. Вечеринки проходили круглосуточно в отеле «Сенчури Плаза», его временной резиденции в Лос-Анджелесе.

Однако на следующий день на первой странице появился совершенно другой и весьма неожиданный заголовок: «Имя Маккея связано с борделем на Беверли Хиллз».

— Иисус Христос! — пробормотал Дэнни, когда увидел утреннюю газету. У него было похмелье после вечеринки по поводу победы прошлым вечером, и он пытался прийти в себя при помощи томатного сока и соуса «Табаско». К тому же он не выспался, потому что не мог спать после звонка из газеты, прозвучавшего после двух часов ночи.

Они позвонили, чтобы сообщить ему об информации, которую получили от полиции и которую собирались печатать. «Принимая во внимание ваше положение в обществе, — сказали ему, — мы подумали, что было бы справедливо предупредить вас».

И вот она, эта статья.

Дэнни бросил газету и посмотрел на Боннера. Из внешней комнаты он мог слышать звонки телефонов и постоянный стук в дверь. В своей личной спальне Дэнни включил телевизор. И увидел на экране свое лицо — фотографию для общественности из его собственного досье. Голос за кадром говорил:

— «…проверено вскоре после полуночи. Полиция, реагируя на анонимный донос, обыскала комнаты над магазином одежды и обнаружила то, что они описывают как помещение, основанное с целью ведения незаконной деятельности. „Фанелли“, дорогой магазин мужской одежды на Родео Драйв, как только что выяснилось, принадлежит компании „Королевские фермы“, которой владеет сам Дэнни Маккей, кандидат в президенты. До настоящего времени прямой связи между преподобным Маккеем и заведением наверху установлено не было, но полиция изучает некоторые улики, которые были найдены в помещении, похожем на офис этого незаконного предприятия».

В то время как его штат во внешней комнате занимался репортерами и телефонными звонками, Дэнни стоял в пижаме и шелковом халате, глядя на экран и не веря своим ушам.

Его пресс-секретарь сидел всю ночь, составляя заявление о том, что преподобный отрицает, что он знал об учреждении над мужским магазином, и, так как «Фанелли» был лишь маленькой частью многих его холдингов, Дэнни Маккей никогда за все годы владения «Фанелли» не заглядывал в этот магазин.

— Черт побери, Бон, — сказал он, садясь завтракать куриной отбивной с картофельными оладьями. — Как могло случиться что-то подобное? Я думал, что ты проверил это место.

— Я проверял, но это было одиннадцать лет назад! Я лично осмотрел это место. Это было обычный магазин мужской одежды. А наверху были офисы, арендованные различными законными организациями.

Дэнни пнул газету, которая лежала на полу.

— Офисы! Ты читал, что они нашли там? Кнуты и цепи, презервативы, приспособления для секса! Где, черт побери, Дуэйн?

— Он все еще в штаб-квартире полиции, Дэнни. — Они говорили о Дуэйне Чедвике, адвокате Дэнни.

Дэнни поднял свою «Кровавую Мэри» и залпом выпил коктейль. В коридоре за дверями его номера телохранители не подпускали близко репортеров и любопытных. Две его телефонные линии обслуживались секретарями, которые объясняли ошибку нужным людям — его тестю-сенатору и другим сильным политическим сторонникам, — в то время как отель готовил комнату, из которой Дэнни сможет передать по телевидению публичное опровержение нелепых утверждений.

— Не волнуйся, — сказал Боннер немного нервно, пробуя успокоить своего босса. — Разве кто-нибудь в этом мире поверит, что ты знал об этом борделе. Послушай, ведь это случалось и прежде, не так ли? Люди неожиданно брали на себя ответственность за то, о чем они понятия не имели. Рассказывай, что это была идея какого-то идиота, решившего быстро обогатиться. Полиция найдет управляющего магазином, он все выложит, и ты больше не будешь на крючке.