— О, но я вовсе не имела в виду… — растерянно пролепетала Софи и начала подниматься с кровати. — Пожалуй, мне лучше уйти.

Вэл не мог больше этого вынести. Унижать Софи было еще преступнее, чем лгать ей. Но сказать правду было невозможно.

— Простите меня, Софи, — хриплым от волнения голосом произнес Вэл. — Я не хотела сделать вам больно.

— О, Вэл! — всхлипнула Софи и вдруг бросилась к нему и забилась в рыданиях, прижимаясь к его груди.

Вэл понимал, что должен оттолкнуть ее. Но руки его, словно сами собой, уже обнимали хрупкие плечи девушки. Он гладил и покрывал поцелуями пахнущие цветами белокурые волосы, тихо бормоча слова утешения, а Софи все рыдала и рыдала в его объятиях. Но внезапно девушка замерла неподвижно, и Вэл понял, что все кончено. Ведь руки ее касались его небритого лица, а голова прижималась к его груди — абсолютно плоской и абсолютно мужской груди.

В следующую секунду Софи резко вскочила с кровати, бросилась к окну и распахнула ставни. Комнату сразу залил яркий свет. Она молча смотрела на него, и лицо ее было абсолютно белым от потрясения. Одеяло сползло с груди Вэла, он лежал перед ней во всей красе. И чувствовал себя последним мерзавцем на свете.

— Вы негодяй, — произнесла наконец Софи, и в голосе ее слышались горечь и отчаяние.

— Честно говоря, вы правы. — Он сбросил с себя одеяло и встал с кровати.

— Вы солгали мне! Обвели меня вокруг пальца!

— Да, — снова согласился Вэл.

— И вы все время смеялись надо мной! Над маленькой глупой провинциалкой, готовой бросить все ради страсти к другой женщине.

— Я никогда не смеялся, — возразил Вэл. — Я был… тронут.

— Черт бы вас побрал!

— Да.

Софи выбежала из комнаты, хлопнув дверью, и Вэл не пытался ее остановить. Ему нечего было ей сказать. Ничего такого, что могло бы оправдать его в глазах обманутой девушки. Что ж, он всегда знал, что у них двоих нет будущего. И только надеялся сохранить нежную, добрую память о своей любви…

Дверь снова распахнулась, но на этот раз на пороге стоял Фелан.

— Что здесь, черт побери, произошло?

— Разве так трудно догадаться? — устало произнес Вэл, отворачиваясь от окна. — Она предложила бежать вместе со мной. Я отклонил ее предложение. Софи сказала, что любит меня. Я сказал, что лучше ей подождать любви к мужчине. Тогда она бросилась в мои объятия, а дальше случилось то, что и должно было случиться. Софи ненавидит лжецов.

— Ты попытался объяснить ей причины?

— Нет.

На секунду в комнате воцарилась тишина.

— Что ж, это хорошо. — Фелан, как всегда, был сама практичность. — Чем меньше народу знает о нас, тем лучше.

— Нам пора убираться отсюда, Фелан. Как только обитатели Хэмптон-Реджис узнают…

— Софи никому ничего не расскажет: это прежде всего пагубно отразилось бы на ней же самой. Ведь все знают, что последние несколько недель она буквально ела у тебя с рук. Не говоря уже о том, что провела ночь в гостинице наедине с тобой. Если выяснится, что ты мужчина, репутация ее будет погублена.

— Но она может не понимать этого! Она так наивна, так невинна…

— Да, она невинна. Но далеко не глупа. И никому ничего не расскажет — причем не только ради себя. Успокоившись немного, Софи поймет, что, должно быть, у тебя были весьма веские причины лгать ей. Она может не понимать этих причин, но, готов спорить, она не станет тебя выдавать.

— Мне надо срочно выбраться отсюда, Фелан! Все изменилось от плохого к худшему. Я готов добираться до Франции вплавь!

— Завтра.

— Что?

— Одна небольшая посудина как раз отплывает завтра во Францию. Я договорился, что они перевезут троих — тебя, меня и Ханнигана.

— А как же Дульси?

— Ее придется оставить. Здесь кругом ее родня. Кроме того, Дульси вовсе не привлекают путешествия по дальним странам.

— Завтра… — угрюмо пробормотал Вэл, стараясь мысленно убедить себя в том, что именно этого он только что и хотел.

— Приободрись, Вэл! — Фелан похлопал его по плечу. — Пока мы доберемся до Парижа, ты десять раз успеешь ее забыть.

Фелан посмотрел прямо в глаза старшему брату.

— Как ты забыл Джульетту, да?

— Джульетту? А кто, черт побери, такая Джульетта?

— Просто девушка, которая любит тебя.

Фелан выскочил из комнаты, больше не пытаясь скрыть свой гнев и отчаяние.


Софи де Квинси была вне себя от злости, ее всю трясло и даже немного поташнивало. Если бы она не приехала в Саттерз-Хед на старой коляске, запряженной не менее старой клячей, то наверняка скакала бы домой галопом. Но она слишком любила старушку, чтобы хлестать ее кнутом, поэтому дорога домой заняла довольно много времени. И все это время Софи заливалась слезами от обиды и отчаяния.

Как могла Вэл лгать ей?! Вернее, как он мог ей лгать? Вэлери Рэмси… Такая очаровательная, элегантная, искушенная леди оказалась вовсе не леди. Она оказалась мужчиной. И каким мужчиной! Софи никогда раньше не приходилось видеть мужчину без рубашки, и зрелище это оказалось потрясающим. Загорелая кожа, рельефные мускулы, такое теплое, такое сильное тело… Он был небрит, но щетина делала его еще более привлекательным. И эти серые глаза с удивительно длинными ресницами! Они больше не казались глазами женщины. Господи, как же она могла так обмануться? Как могла не заметить, что он слишком высокий, слишком крупный для женщины? Сейчас, без своего маскарадного костюма, Вэл предстал перед ней огромным, полным силы — и совершенно неотразимым.

«Но он оказался презренным лжецом! — напомнила себе Софи. — А я — полной идиоткой».

Подумать только, ведь она готова была бросить ради него все! Она и сама не понимала, что предлагала ему. Она знала только, что для нее нет будущего без Вэлери Рэмси. Но теперь ее вчерашнее состояние казалось раем по сравнению с его ужасным предательством. Уж лучше было идти по жизни, считая, что она не осталась равнодушной к женщине. Да что греха таить, Вэл и в самом деле возбуждала ее. Она влюбилась, по-настоящему влюбилась в женщину, только лишь для того, чтобы обнаружить, что та — мужчина!

Ей неожиданно открылась вся нелепость происходящего, и Софи захотелось рассмеяться сквозь слезы. Но потом она вспомнила, как заставляла Вэла рассказывать ей о том, что делают вместе мужчина и женщина. Лежала в беседке, положив голову ему на колени, пока он говорил ей о странных и удивительных вещах, которые происходят между любящими друг друга супругами…

Софи почувствовала, как кровь приливает к щекам. Ведь она говорила с ним о таком, о чем никогда не стала бы говорить ни с матерью, ни с подругой. Она позволила своему любопытству разыграться вовсю, и Вэл охотно удовлетворил его. Черт бы его побрал! Если бы он был джентльменом, то перевел бы разговор на более подходящую тему. Он держался бы от нее подальше, не поощрял ее. Он бы… Он бы просто-напросто сказал ей правду. Единственное, что ей нужно было в этой жизни, — правда, какой бы жестокой она ни была.

И только когда Софи подъехала к окраине Хэмптон-Реджис и слезы высохли на ее щеках, девушка задумалась, почему же, собственно, этот человек солгал ей. Она не спросила, а он не стал ничего объяснять. Но у него ведь наверняка имелись на это весьма веские причины. И кто такой этот мужчина, называвший себя мужем Вэл? Очевидно, близкий родственник, может быть, даже брат: ей всегда казалось, что в них есть нечто общее. Но почему они согласились стать участниками такого абсурдного маскарада?

Софи даже захотелось повернуть лошадей обратно в Саттерз-Хед. У ее матери и так уже случился настоящий припадок, когда она поняла, что Софи собирается уехать одна. А ведь тогда она еще думала, что Софи едет навестить больную подругу, что вполне вписывалось в рамки представлений миссис де Квинси о приличиях. Но стоило ее матери узнать, что Софи была одна в спальне с красавцем мужчиной…

Софи вдруг подумала, что была бы вовсе не против провести с ним ночь и сейчас, пусть даже репутация ее была бы окончательно погублена. Такие вещи абсолютно не волновали Софи. Ее не интересовало мнение общества, одобрение или неодобрение матери и даже предложение капитана Мельбурна.

Ее интересовало только одно — достаточно ли серьезные причины были у Вэла, чтобы лгать ей. Достаточно ли этих самых причин, чтобы оправдать его. И сможет ли она когда-нибудь его простить.

20

Джульетта сидела за грубым деревянным столиком в крохотном крестьянском домике и старалась не смотреть на сидящую напротив женщину, сосредоточив все внимание на тесте, которое месила в большой глиняной миске. Последние несколько дней леди Марджери редко оставляла ее одну. Джульетте пришлось стать горничной, кучером и кухаркой, заняв место незнакомой ей Барб. Иногда она думала о том, что же случилось с этой женщиной, которая приехала вместе с леди Марджери в ту злосчастную гостиницу. Была ли она мертва, как Марк-Давид Лемур, или только ранена. Леди Марджери явно не волновала судьба ее служанки, и Джульетта не осмеливалась ни о чем спросить. Она просто делала то, что ей говорили.

В ту жуткую ночь она сняла с себя мужскую одежду, пропитавшуюся кровью, и надела юбку, слишком длинную для нее. Вот уже несколько месяцев она не носила женского платья и не могла сказать, что сильно по нему соскучилась.

— Не понимаю, что нашел в тебе мой сын, — заявила леди Марджери, критически оглядев Джульетту. — Я думала, у него вкус лучше. Я с детства внушала ему, что любить следует самое лучшее.

— Ничего он во мне не нашел, — попробовала возразить Джульетта и тут же получила оплеуху. Несмотря на то, что леди Марджери выглядела очень старой, она вовсе не была слабой. Впрочем, Джульетта догадывалась об этом. Требовалась немалая сила, чтобы одним движением перерезать горло Лемуру, а потом втащить его тело по лестнице и положить на постель рядом со спящей женой.

— Никогда не лги мне, милочка! — заявила пожилая леди, и Джульетта снова подумала о том, что в глазах ее светится самое настоящее сумасшествие. — А впрочем, мне все равно, что ты собой представляешь. Если надеть на тебя приличное платье, может, ты и хорошенькая, но никто не стоит моего сына. Он принадлежит мне, и только мне! Каждый, кто встает между сыном и матерью, заслуживает наказания. Ты согласна с этим?