Рука Фелана скользнула между ног Джульетты и сжала низ ее живота через промокшую ткань бриджей. Ладонь его начала медленно двигаться, и все тело Джульетты вдруг подалось вверх, повинуясь инстинкту.

Неожиданно Фелан поднял голову, и налетевший порыв холодного ветра заставил девушку поежиться. Он смотрел на нее с каким-то странным вопросительным выражением, и Джульетта тут же закрыла глаза, боясь, что он увидит в них слишком многое. Она чувствовала сквозь ткань брюк его напрягшуюся плоть и ждала его следующего шага, приготовившись к худшему. И шаг этот не заставил себя ждать. Фелан снова поцеловал ее — на этот раз с такой нежностью и лаской, что Джульетта сама обхватила его за шею и прижалась к нему всем телом, сгорая от страсти. Она не в силах была больше скрывать от себя и от него, что хочет этого мужчину, что ей нравится все, что он делает с ней.

Но когда Фелан начал расстегивать пуговицы на ее бриджах, Джульетту снова охватила паника. Она начала отчаянно сопротивляться — так отчаянно, что не слышала, что он говорит ей. И только когда она оказалась распростертой под ним с прижатыми к земле руками, сквозь пелену ужаса донеслись до нее звуки его голоса:

— Успокойся, — явно не в первый раз произнес он. — Я не сделаю тебе больно.

Джульетта жадно впилась глазами в его темное лицо, и по всему телу ее пробежала дрожь. Он по-прежнему был возбужден — Джульетта чувствовала это и понимала, что теперь уже ничто не помешает ему овладеть ею. Мысль о том, что ему не стоило ни малейших усилий обрести власть над телом, приводила девушку в отчаяние. Это было хуже, гораздо хуже всего, что делал с ней Лемур, потому что какая-то часть ее существа отчаянно хотела этого. Хотела этого мужчину.

— Перестань сопротивляться — и я отпущу тебя.

Джульетта только теперь осознала, что продолжает бороться с ним, и застыла неподвижно, испуганно моргая, чтобы смахнуть с ресниц капли дождя.

— Вот так-то лучше, — пробормотал Фелан. — Я никогда не насиловал женщин и не собираюсь этим заниматься. Никогда не находил удовольствия в подобных развлечениях. Я люблю женщин, которые хотят меня, и предпочитаю, чтобы они лежали в сухой и чистой постели, а не валялись на земле в мокром саду.

Фелан произносил эти слова с какой-то горькой иронией, и Джульетта никак не могла понять, относится его презрение к ней или к нему самому. Потом он резко поднялся и поставил ее на ноги.

— Но учти: в следующий раз, возможно, мне и не хватит сил отпустить тебя.

Несколько секунд оба не двигались, и лишь затем Джульетта поняла, что рубашка ее распахнута, и грудь открыта струям дождя и оценивающему взгляду Фелана. Кое-как запахнув рубашку, она повернулась и медленно побрела к дому.

— Слишком поздно, милая Джульетта, — плыл за ней в холодном воздухе голос Фелана. — Я видел тебя, я касался тебя, я попробовал тебя на вкус. Рано или поздно ты будешь моей. И мне плевать, что Лемур был первым. Я знаю: он только сделал тебе больно.

— Вы тоже сделаете мне больно, — едва слышно произнесла Джульетта, обернувшись на пороге.

— Никогда! — с жаром произнес Фелан. На секунду Джульетта закрыла глаза.

— Дайте мне уйти отсюда, — с мольбой произнесла она.

— Никогда, — снова ответил Фелан.


Фелан еще долго стоял посреди темного сада, под струями дождя. Этот холодный душ приносил обманчивое утешение и был необходим ему. Он пил сегодня слишком много — и мечтал слишком о многом. Сидя вечером в библиотеке, он как раз думал о Джульетте, представлял себе, как они будут вместе, когда услышал ее осторожные шаги по коридору. Не было ничего проще, чем погасить лампу, погружая комнату во мрак.

Его охватила такая бешеная ярость, когда он увидел, как неблагодарная девчонка роется в его столе, что дальнейшее было предрешено. Фелан сказал себе, что будет с ней холодным, отстраненным и просто поиграет, словно кошка с мышкой. Но потом он увидел, как Джульетта берет часы — единственную память о презиравшем его отце, — и ему тут же захотелось выплеснуть всю свою ярость на эту несчастную девушку, возбуждавшую его слишком сильно.

И он воспользовался первым удобным случаем. Даже тот факт, что Джульетта передумала его грабить, не остановил Фелана. Он набросился на нее, словно дикий зверь. Конечно, она все равно не ушла бы далеко в такую ужасную ночь, да еще без обуви и денег. К утру девчонка наверняка была бы в своей комнате, и оба они могли бы сделать вид, что ничего не произошло. Но правда была в том, что Фелан искал повода дотронуться до нее. И он взял бы ее прямо там, в саду, в грязи, на мокрой траве, спарился бы с нею, подобно дикому вепрю, не обращая внимания на ее страх, если бы в последний момент что-то не остановило его.

Фелан говорил себе, что может овладеть ею, имеет полное право. В конце концов, ведь Джульетта была замужем за Марком-Давидом Лемуром — человеком с чудовищной репутацией. Валяться в грязи по сравнению с ласками этого монстра могло бы показаться ей удовольствием. Но потом он почувствовал охватившую Джульетту панику. И хотя это ничуть не ослабило его желания, к нему все-таки вернулась способность хоть что-то соображать. Женщина, которой он пытался овладеть, была маленькой, слабой, беззащитной. Она дрожала от холода и была до смерти напугана им — его силой, его желанием, его гневом. Впервые в жизни Фелану вдруг стало стыдно.

Если бы он мог надеяться, что сумеет владеть собой, он отправился бы сейчас к Джульетте, чтобы нежно обнять ее, как испуганного ребенка, и поцелуями высушить слезы, льющиеся из ее глаз. Он утешил бы ее, согрел, произнес бы все те несусветные глупости, которые так нравится слушать женщинам. Никогда раньше ему не хотелось говорить все это ни одной из них, но с Джульеттой все было по-другому.

Однако Фелан не мог доверять себе. Он начал бы с утешений, но очень скоро его снова охватила бы та же бешеная страсть, что и час назад. А если он возьмет ее сейчас, против ее воли, когда она чувствует себя такой потерянной и испуганной, она никогда ему этого не простит. Да и он сам не простит себе.

Фелан знал, что должен расстаться с Джульеттой, отправить ее в какое-нибудь место, где ей не будет угрожать опасность со стороны негодяев вроде Марка-Давида Лемура. И вроде Фелана Ромни. Но он знал также, что не готов этого сделать. По крайней мере, до тех пор, пока Вэл не поднимется на корабль, плывущий во Францию.

Если бы это зависело от Фелана, они бы давно уже покинули Англию. Но Вэл отказывался бежать, а Фелан не мог бросить его. Все они были в ловушке, расставленной обстоятельствами, и Фелан не знал, кто из них взорвется первым, — так же как не знал, кто уцелеет после взрыва…

Время шло и шло, а новых подозреваемых в деле об убийстве сэра Гарри не появлялось. Все меньше оставалось сомнений по поводу того, что леди Марджери, окончательно сойдя с ума, вонзила нож в грудь своего мерзавца мужа. И чем дольше братья Ромни оставались в Англии, тем более опасным становилось их положение. Рано или поздно кто-нибудь выведет Вэла на чистую воду, и они окажутся перед выбором: принести себя в жертву или же рассказать всем правду. А если они не примут этого решения сами, его могут принять за них.

Нет, выход у них один: немедленно покинуть Англию. В конце концов, ведь Джульетту можно взять с собой. Мысль эта появилась неожиданно и была так чертовски соблазнительна! Он мог бы защищать ее, всегда быть рядом с ней, делить с ней постель…

Но Фелан не мог позволить себе этого, как бы сильно он ни хотел Джульетту. Он давно уже решил для себя, что в его жизни не будет, не должно быть постоянной женщины. Рано или поздно все женщины начинают мечтать о браке, о детях, о доме, а Фелан не мог подолгу оставаться на одном месте. И он никогда, никогда не будет иметь детей! Слишком страшно было бы передать по наследству безумие, которое он читал в глазах своей матери.

Впрочем, Джульетта не станет претендовать на брак: ведь она официально замужем за другим мужчиной. И она не будет мечтать о детях — ведь прикосновения Фелана приводили ее в ужас, хотя он был твердо намерен научить ее получать от них удовольствие и уже немало продвинулся по этому пути. Кроме того, Джульетта наверняка не станет возражать против необходимости покинуть Англию. Ведь она провела всю жизнь, сопровождая своего знаменитого отца, в путешествиях по странам, которых большинство английских женщин в глаза никогда не видели.

И тут Фелан вдруг увидел себя со стороны — стоящим в саду под дождем, изнывающим от желания и мечтающим о призрачном счастье с чужой женой.

Определенно, он постепенно сходил с ума!

Надо отослать ее от себя как можно скорее. Вместе с сережками и деньгами, а если понадобится — и с этими чертовыми часами, которые подарил ему отец. Решено: он сделает это завтра же, пока сама мысль о разлуке с нею не начала казаться ему непереносимой.

14

Дождь все шел и шел, стучась в окна маленькой гостиницы, барабаня по крыше. Ветер колотил в двери и сносил дым с каминных труб, но внутри горел живительный огонь, ромовый пунш был великолепен, а сосед их, слава богу, соблюдал дистанцию и не показывался в общем зале. В общем, Вэл был вполне доволен. Вернее, был бы доволен, если бы ему не портило настроение воспоминание о слишком узкой кровати, в которой предстоит провести ночь с Софи.

Вэл уговаривал себя, что все будет очень просто. Надо только представить себе, что он действительно женщина. Например, старенькая няня вроде той, которая была когда-то у них с Феланом. Эта пухленькая добрая женщина, разумеется, не задумываясь легла бы в постель с юной особой, даже предложила бы ей положить свою хорошенькую головку на мягкое уютное плечо, и в этом не было бы ничего противоестественного.

Но даже представить себе такое Вэлу никак не удавалось — он знал, что у него ничего не получится. Уставшая Софи уже полчаса как поднялась наверх, а он сидел в общем зале у пылающего камина и понимал, что ему придется провести здесь всю ночь.