— Да уж, не то слово, — согласился Веллер.

— Его сестрица сообщила, что Эггарс в детстве натерпелся горя от разных любовников его матери. Один из них, кажется, его изнасиловал… Их мать работала танцовщицей в каком-то третьесортном баре. Похоже, она была алкоголичкой.

— Дальше.

— Мисс Крэнстон призналась, что сама росла слабым нервным ребенком, часто болела и видела, как доставалось ее брату, — Тристан начал комкать разговор, желая поскорее освободить телефон. Он хотел как можно скорее вернуться к Аманде.

— Ну, в двух словах, Эггарс, похоже, превратил свою сестру в идола. Она стала заниматься в театральной студии, и Эггарс последовал за ней: с этого, кажется, и началась его карьера танцовщика. Он называл ее своей маленькой Мадонной. Но в один прекрасный день, когда ей было уже двадцать, а ему двадцать два, он застал ее в постели с каким-то парнем. Он здорово избил ее. Чуть не убил. Потом сам принес ее в больницу. Когда она поправилась, то он убедил себя, что она делала это против своей воли. Но, хотя он был готов все забыть и простить ее, у нее не было столь же благородного порыва. Она сказала, что навсегда порывает с ним, и не желает иметь с ним ничего общего в дальнейшем. Она сменила две танцевальные труппы, когда он поступал туда же, чтобы быть рядом с ней, и, в конце концов, просто бесследно исчезла. Эггарс никогда не оставлял попыток связаться с ней каким угодно образом. Он забрасывал ее письмами через мать.

— Да, патологическая страсть к родной сестре! Вот откуда истоки его преступлений.

Эггарс загубил столько человеческих жизней, что Веллер, в общем-то, совершенно не испытывал сочувствия к этому типу даже узнав о его психологических травмах. Он перешел к цели своего звонка.

— Короче, сколько тебе надо времени, чтобы завершить все формальности?

Тристан задумался, теребя рукой волосы на голове. По изменению тона голоса Веллера стало ясно, что он ждет его обратно в Сиэтл, но Тристан не спешил с возвращением.

— Трудно пока сказать. Слишком много аналогичных убийств. Не думаю, что за ним числится лишь четыре убийства. Я разослал запросы по другим городам. Из Атлантик-Сити уже ответили.

— Поручи это еще кому-нибудь, — железным тоном приказал Веллер. — Ты мне нужен здесь.

— Я не могу вернуться сейчас, у меня здесь девушка… Аманда Чарльз. Я не могу оставить ее сейчас.

Веллер ругнулся про себя на Тристана.

— Две недели, Маклофлин, — помедлив, сказал Веллер. — Две недели, и чтобы ты был здесь, как штык! — в трубке раздались частые гудки.

Тристан медленно положил трубку на рычаг. Он опять коснулся щетины на щеке.

Две недели! Надо побриться и идти к Аманде. У него не так много времени.

Аманда отказалась от завтрака. Сказала, что больничная еда ей противна. К тому же она совсем не голодна.

Она впала в какое-то странное оцепенение. Частично ее состояние можно было объяснить действием двух белых таблеток, которые ей дала утром медсестра. Что-то успокоительное… Но ее апатия объяснялась чем-то еще. Она считала трещины на потолке, отказываясь думать о чем бы то ни было.

Аманда на секунду оторвалась от созерцания потолка, когда открылась дверь, и тут же нахмурилась. Маклофлин робко стоял на пороге с маленьким букетиком фиалок, которые выглядели так нелепо в его огромной руке.

— Как ты себя чувствуешь, детка? Он подошел к кровати.

— Прекрасно.

Ей не хотелось, чтобы он приходил. Когда он оказывался рядом, взамен апатии она начинала испытывать тревогу. Она не хочет ничего чувствовать, а его присутствие вызывало в памяти события того страшного дня. Аманда опять уставилась в потолок.

Легкая складка свела вместе брови Тристана. Он надеялся, что глубокий ночной сон восстановит ее душевное равновесие, и она станет прежней Амандой. Он положил букет на тумбочку.

— Это тебе, дорогая.

Она едва взглянула на цветы.

— Спасибо.

Тристан пытался унять разочарование. Он поставил цветы в стакан и налил в него воды.

— Когда тебя выпустят отсюда?

— После ленча, — ответила она безучастно, не глядя на него. Она подумала о том, как бы поделикатнее попросить его освободить ее квартиру. Когда она выйдет отсюда, ей хотелось бы просто поехать домой и остаться одной. Ей так не хотелось совершать над собой каких-либо усилий и обсуждать с кем бы то ни было события недавнего прошлого.

— Звонил мой капитан из Сиэтла, — немного помолчав сказал Тристан. Аманда не отвечала, и он начал еще больше беспокоиться. Ее молчание ранило его. Надеясь хоть немного встряхнуть ее, он продолжил:

— Он считает, что мне следует вернуться в Сиэтл.

«Ну возмутись, Мэнди. Пожалуйста. Попроси меня остаться», — он так надеялся, что она произнесет эти слова.

Аманда почувствовала боль в душе, но постаралась подавить ее.

— Я думаю, это хорошо, — согласилась она безучастно. — Я в любом случае хотела просить тебя освободить квартиру. Это облегчает дело.

Тристан почувствовал себя так, как если бы из него вырвали сердце.

— Это не облегчает ничего!

Он схватил ее за плечи и заглянул в глаза. Но она взирала на него спокойно, без всяких эмоций. Она вообще никак не реагировала на него, просто сидела и терпеливо ждала, когда он уйдет. Губы его побелели, и во рту пересохло. Он медленно выпрямился.

— Я люблю тебя, — сказал он и осознал, что говорит умоляющим тоном. Это была совсем необычная вещь для него, но насту§пил момент, когда нельзя было принимать в расчет свою гордость. — Я хочу жениться на тебе.

Аманда покачала головой.

— Нет.

Тристан обнял ее и стал жадно целовать в губы, так что голова ее откинулась на подушки. Но губы оставались холодными. Наконец, он отпрянул и, тяжело дыша, посмотрел на нее. Его щеки горели, в горле пересохло. Он чувствовал, что вот-вот расплачется — состояние, которое он испытывал последний раз, наверное, в восемь или девять лет.

— Ты в безопасности, Аманда Роуз, — он говорил убедительно, надеясь, что выраженная в его словах истина, наконец, дойдет до нее. — Дин Эггарс мертв, и он никогда никому не причинит вреда.

Она смотрела на него с безразличием, и поскольку он не делал никаких попыток уйти, она вздохнула.

— Уйди, Маклофлин. Пожалуйста.

Тристан тоже вздохнул и отступил.

— А, ладно. Я уеду, — его взгляд, направленный на нее, был полон горечи и опасения. — Но все же, если ты обнаружишь, что тебе одиноко, я бы хотел, чтобы ты нашла меня. Я оставлю адрес и буду ждать тебя так долго, сколько потребуется.

Он отступил к двери, остановился на секунду, потом ушел.

Аманда вернулась к подсчетам трещин на потолке. Когда Ронда приедет за ней, думала она, она попросит ее остановиться по дороге, чтобы купить новую ночную рубашку. Что-нибудь кружевное.

Глава 20

Ронда увидела, что Аманда сидит в своей белой кружевной ночной рубашке и смотрит телевизор. Она смотрела какое-то дурацкое игровое шоу, игровое шоу, помилуй, Господи! И это Аманда, которая вообще не выносила телевизора и включала его только для того, чтобы узнать новости. А теперь она смотрела эту ерунду.

Ронда с негодованием подошла к телевизору и выдернула штепсель. Аманда взглянула на нее с тупым спокойствием. Нет, просто невыносимо видеть, что светлый, любознательный ум Аманды заключен в темницу.

Ронда была терпелива. Она ждала, что Аманда, наконец, сбросит с себя это оцепенение. Она даже и не подумала язвить, когда увидела, что Аманда спрятала в ящик свой роскошный шелковый пеньюар и напялила на себя эту жуткую ночную сорочку в викторианском стиле. Ронда даже не упоминала имени Тристана, который с разбитым сердцем улетел в Сиэтл.

Все, довольно! Аманда не приложила ни малейшего усилия, чтобы вернуться к нормальному состоянию. А наблюдать за тем, как она все глубже погружается в пустоту — это превышает всякие границы терпения.

Ронда встала перед Амандой, уперев руки в боки.

— Ты когда-нибудь собираешься оторвать от стула свою задницу и заняться делом? — с негодованием спросила она.

— Моя жизнь меня вполне устраивает, — спокойно ответила Аманда.

— Ты называешь сидение перед ящиком, по которому показывают всякое дерьмо, настоящей жизнью? Ну ты даешь! Ты даже не пытаешься вернуться к нормальной жизни. Ты распустила себя. Черт возьми, ты только посмотри на себя! Ты не смотрела на себя в зеркало как минимум месяц, и где твой маникюр — это не руки, а ужас! Ты не видишься с друзьями, ты не выходишь из квартиры. И надо же было совершить такую глупость — прогнать Тристана. Ведь он — настоящий подарок судьбы. Ты что, считаешь, что такие мужики на дороге дюжинами валяются, да? Но больше всего меня бесит то, что с тех пор, как ты поправилась, ты даже ни разу не пыталась танцевать!

Аманда пожала плечами и равнодушие в ее глазах, ставшее уже почти постоянным их выражением, вызвало у Ронды новый всплеск бешенства. Она схватила Аманду за плечи и начала с силой трясти.

Аманда отодвинулась назад.

— Держи свои руки при себе, Ронда, — сердито проворчала она, и Ронда обрадовалась, так как это была первая естественная реакция со стороны Аманды за весь месяц. — Оставь меня в покое, прошу тебя.

— Ну конечно же, с сарказмом продолжила Ронда. — Бедная девочка пережила такое потрясение. Теперь всю оставшуюся жизнь вокруг нее придется водить хороводы, тон ее был намеренно издевательский, и она видела, как гнев загорается в глазах Аманды. Пусть! Лучше уж взрыв эмоций, чем эта апатия. Она продолжила:

— Радуйся, что, по крайней мере, ты осталась жива. Тебе зверски повезло по сравнению с Марианной и другими. Да простит меня Бог, но я думаю, они перевернулись бы в своих гробах, если бы увидели, в какого зомби ты превратилась, напялив на себя этот дурацкий викторианский наряд… — она дернула рюшечки на рубашке Аманды.