– Да. К счастью, она не поняла, в чем дело, решила, что он залез ко мне в карман. Я не стал ее разубеждать.

– А что, если она узнает правду?

– Надеюсь, этого не произойдет. Но на всякий случай предупредил ее, чтобы она держала своих воспитанников подальше от моей лавки.

– Проклятие, зачем вы это сделали? Вы вызовете подозрения.

– Мне не нравится сбивать детишек с пути. На мой взгляд, ваш риск не оправдан.

– Вы не хуже меня знаете, что любой мальчишка, который придет к вам с краденым, уже на полпути к гибели.

Это так. И все же...

Он слишком хорошо помнил, каково это – корчиться у чужих дверей, чтобы спрятаться от холода, грызя булку, которую стащил в булочной. Спать в воровских притонах, потому что лучше провести ночь во временном убежище, заплатив за это украденным носовым платком, чем остаться дома и быть свидетелем того, как мать совокупляется с очередным любовником.

Ни один ребенок не заслуживает такой участи. Повернувшись спиной к Рейвнзвуду, капитан принялся выставлять товары на прилавок.

– Поскольку рискую только я, мне и выбирать. А теперь расскажите о леди Кларе. Я должен иметь о ней представление на тот случай, если она не послушается моих предостережений.

– Леди Клара. Хм-м... Прежде всего она не похожа на типичную светскую барышню. Женщина из общества по понедельникам во второй половине дня отдает визиты, а не хватает за воротник дерзких жуликов. Она не носит шерстяных платьев, если только не совсем лишена средств, и даже тогда готова продать душу дьяволу, чтобы заполучить деньги на лучший французский муслин. И уж конечно, не стала бы вступать в перепалку с каким-то там капитаном в глухом переулке.

– Она действительно так предана своему делу?

– Чтобы защитить детей, она выступит против самого дьявола.

Детям повезло, что у них такая защитница. Но, судя по поступкам юного Джонни, малолетние воришки вовсе не ценят этого.

– У нее разве нет семьи, чтобы позаботиться о ней?

– Насколько я знаю, только тетя, они живут вместе. Родители леди Клары умерли, и она никогда не была замужем. Поскольку годами не появлялась на ярмарке невест, а на приемах бывает лишь затем, чтобы убедить леди и джентльменов пожертвовать на приют. Думаю, она никогда не выйдет замуж.

– В кругах, где она вращается, должно быть, полно идиотов, – пробормотал Морган.

Смешки, которыми Рейвнзвуд сопровождал свой рассказ, раздражали капитана.

– Я признаю, что она прехорошенькая. Но слишком много пыла, на мой вкус.

Морган промолчал. Ее страстность произвела не него неизгладимое впечатление. Подумать только, знатная англичанка ежедневно подвергает свою жизнь опасности ради детей, которых другие просто не замечают. Поразительно.

– И ей удается получать пожертвования?

– Больше, чем можно было бы ожидать. Когда леди Клара обращается к вам со своей ангельской улыбкой, вы просто не можете ей отказать.

Морган смотрел на шефа, сощурив глаза.

– Насколько я понимаю, к вам она тоже обращалась? Рейвнзвуд бросил на него мрачный взгляд:

– Она убедила меня нанять одного из ее воришек помогать на конюшне. Никто не ожидал, что он там приживется, но главный конюх в восторге от него. – Он помолчал. – Не стоит беспокоиться, что она помешает нашему делу. Она умеет вести игру, не надо бояться собаки, которая лает. Не могу представить себе леди, которая бросила бы вызов закоренелому преступнику. Я имею в виду вас.

Морган не был так уверен.

– Хотелось бы надеяться. Но если даже она отважится на это, я смогу с ней справиться.

– Если бы я думал иначе, не поместил бы вас так близко от приюта. А насколько удачно это место в других отношениях? Есть ли здесь еще воры, кроме мальчишек леди Клары? – О молодой женщине Рейвнзвуд совершенно не беспокоился.

Морган молил Бога, чтобы для беспокойства не оказалось оснований.

– Два речных разбойника, взломщик сейфов, несколько приворовывающих бродяг, не говоря уж об обычных карманниках. Поскольку всем, кроме карманников, я платил слишком много, держу пари, как только слухи об этом распространятся достаточно широко, у меня будет еще больший «бизнес».

– Почему «всем, кроме карманников»?

–Я хочу поощрять другие занятия. Призрак не почувствует, что теряет доход, если я отниму у него жалкие шиллинги.

– О нем что-нибудь известно?

Морган удивился.

– Прошло всего десять дней. А Призрак начнет действовать, лишь когда почувствует серьезного соперника. А для этого придется какое-то время посорить серебром.

– Надеюсь, недолго. Я очень хочу поскорее все закончить.

– Вам жаль денег? Рейвнзвуд тонко улыбнулся:

– И это тоже. Особенно если учесть, что я финансирую расследование из собственного кармана.

Морган помрачнел:

– Вы уверены, что надо было начинать расследование, не ставя в известность министерство внутренних дел или хотя бы управление военно-морского флота?

– После того, что случилось с вами при работе с контрабандистами, у меня не было выбора. Чем меньше людей в курсе, тем лучше. Один наш человек уже погиб в ходе этого расследования. Я не хочу рисковать еще одним, тем более самым лучшим моим агентом. – Пробравшись к табуретке, Рейвнзвуд уселся на краешек. – Надеюсь, у вас созрел план?

– Дайте мне время. Если Призрак действительно пускает в ход краденые банкноты, то, когда я начну делать то же самое, у него появится серьезная проблема.

Так как номера банкнот были известны, воры могли получить твердую валюту за краденые деньги, только переправляя их сообщникам в страны, менее обеспокоенные их происхождением. Сообщники использовали банкноты на континенте, те постепенно оседали в солидных иностранных банках, откуда попадали в Английский банк. Поскольку Английский банк не мог рисковать, оставляя в обороте банкноты, которые могли быть не приняты за рубежом, он принимал их и ежегодно терял тысячи фунтов.

Морган подозревал, что у Призрака есть свои люди на континенте.

– Если я урежу его доходы, ему придется иметь дело со мной. Он либо предложит мне работать на него, либо попытается меня убрать. В обоих случаях он себя обнаружит.

– Но при этом вы можете погибнуть. Как Дженкинз. Морган пожал плечами:

– Дженкинз все делал неправильно. Вам не следовало посылать агента-джентльмена в окружение Призрака.

– Поскольку вас не было в Англии, – напомнил ему Рейвнзвуд, – у меня оставался только Дженкинз. Не вижу ничего плохого в том, что агент – джентльмен. Я сам был одним из них.

– Да, но одно дело – охотиться за предателями во французском светском обществе, и совсем другое – поймать преступника в Спитлфилдзе. Вы не вращались в воровской среде, не интересовались скупщиками краденого, притворяясь вором и не умея при этом отличить форточника от затырщика.

– Кто такой форточник? – Заметив, что бровь у Моргана в удивлении поползла вверх, Рейвнзвуд кисло добавил: – Ладно, я вас понял. Но вы такой же джентльмен, как Дженкинз.

– Дженкинз воспитывался как джентльмен, а я нет. – Он устремил взгляд на окно и с горечью произнес: – Именно поэтому вы здесь. Вам хорошо известно, что язык мелких воришек знаком мне не понаслышке.

– Не говоря уже о вашем хитроумии и способности проникать в любую среду.

Особенно здешнюю. Морган смотрел на мрачную улицу, и им овладевало уныние. Жизнь среди контрабандистов во время выполнения задания не угнетала его – они были моряками, так же как он. Но жить в Спитлфилдзе...

Больше всего ему досталось в первые тринадцать лет жизни, проведенной на улицах Женевы, пока семья отца не отыскала его. Такое детство не вытравишь из памяти ни последующим обучением, ни долгой службой на флоте. Каждый день, проведенный на Петтикоут-лейн, возвращал его к тем страшным тринадцати годам.

Он мысленно выругался. Нельзя падать духом.

– Полагаю, я более убедителен в роли перекупщика краденого, чем Дженкинз в роли вора. – Достав компас, капитан подышал на него, почистил рукавом. – Кроме того, у Дженкинза не было запятнанной репутации, которая придала бы достоверность его роли. Тогда как Морган Прайс...

– Так вот почему вы взяли свое настоящее имя, вместо того чтобы воспользоваться вымышленным.

До того как семья Моргана в прошлом году наконец официально признала его, Морган носил фамилию Прайс, девичью фамилию матери. Сейчас она подходила ему во всех отношениях.

– Если нужно прибегнуть к обману, лучше, когда это возможно, придерживаться правды. Воры знают о моих связях с пиратами и контрабандистами. Но они не знают Моргана Блейкли. А вот репутация Моргана Прайса остается подмоченной. Почему же этим не воспользоваться?

– Да, но если вы не воспользовались вымышленным именем, люди, небезразличные вам, к примеру, ваш брат, могут прознать о ваших делишках. Или вы уже рассказали ему, чем занимаетесь? – спросил Рейвнзвуд.

Перед мысленным взором Моргана предстал его в высшей степени респектабельный брат Себастьян Блейкли, барон Темплмор, вызвав мимолетное чувство сожаления.

– Я ничего ему не рассказывал – благословенно неведение и все такое.

– Даже несмотря на то, что вы заключили пари? Помнится, он поставил условие, чтобы вы оставались в Англии и не подвергали свою жизнь опасности в течение года.

– Я в Англии, разве не так? И что опасного в том, что я завел небольшое дело?

Рейвнзвуд округлил глаза:

– Мне кажется, Темплмор не согласился бы с вашей интерпретацией.

– Тогда вам следовало бы держать рот на замке. Вряд ли они с Джульеттой в ближайшее время вернутся в Лондон, поэтому никогда ничего не узнают. Они в своем Шропшире следят за тем, как сеют пшеницу, стригут овец – в общем за всякой ерундой.

Рейвнзвуд с любопытством посмотрел на него:

– Неужели вам никогда не хотелось присоединиться к ним? Темплмор наверняка был бы счастлив, если бы вы поселились в их поместье.