Вдалеке, на слабо освещенной дорожке показалась женская фигура, девушка была обнажена, она бежала и смеялась, за ней громко топал не менее обнаженный мужчина, Лизе стало противно и горько, но она не имела права возмущаться, она была одной из них… И если сегодня Корнилов удовлетворился завариванием чая и неспешным танцем, то в следующий раз никто не мог гарантировать ей того же. Лиза согласилась играть гейшу, но никто не спрашивал, какой смысл вкладывал в это Алексей. Боже, перед тем, как она успела уйти, девушку догнал администратор и вручил ей конверт с деньгами, и Лиза взяла его, она не могла не взять — тогда стало бы ясно, что она играет в свою собственную игру. Так она официально стала продажной женщиной. Лиза завела машину и тронулась с места, не было смысла и дальше оставаться в этом порочном и мрачном месте.

Автомобиль тихо скользил по пустому шоссе, не играла музыка, Лиза блуждала в своих мыслях — прошлое смешалось с настоящим. Алексей Корнилов был последним человеком, с которым она хотела встречаться. Злая судьба, почему годы только красят мужчин? В какой-то момент ей казалось, что превращения в гейшу не произошло, она снова была юной и наивной, смотрела на него во все глаза. Потом Лиза вспомнила наставления педагога по театральному искусству и опустила глаза в пол — быть покорной женщиной совсем неплохо, если тебе и твоему сердцу есть что скрывать.

Играла музыка, и он смотрел на нее, Лиза поняла, сегодня она — и не она вовсе, а юная Кейко, которая желает только одного — угодить суровому господину, и сразу все стало по-другому. Тяжелое кимоно путалось и мешало идти, Лизе, с ее стремительной походкой, было трудно делать крошечные шажки и не поднимать глаза. Кимоно пахло пылью, и дома девушка гладила его парогенератором, добавив в воду свои любимые духи Aqua di Parmа, теперь кимоно издавало такой сильный аромат мандаринов и амбры, что Лизе оставалось лишь надеяться, что Каверин не знал подлинных ароматов японских гейш.

— Ты играешь на шамисэн? — раздался его звучный, обволакивающий голос, Лиза вздрогнула и чуть покачнулась.

— Нет, мой господин, я не овладела этим искусством, — девушка вдруг ощутила какой-то бесшабашный настрой и ей захотелось рассмеяться в голос, но она лишь стыдливо прикрылась веером, — Но я могу танцевать для господина, танец расцветающей сакуры под музыку флейты, — хоть тут она не покривила душой, танцы всегда удавались Лизе лучше, чем любые занятия музыкой.

— Потом, — буркнул Корнилов, и его глаза заволокла дымка печали и горя. О, Лиза была просто уверена, что он не может испытывать подобных чувств, но сейчас она видела это сама. Лоб прочертили морщины, старящие его, плечи уныло поникли, мужчина-победитель куда-то исчез.

Рядом с татами горела жаровня, огонь то угасал, то набирал силу, это было не тихое доброе пламя, а какое-то яростное и злое. Корнилов наклонился в ее сторону, и Лиза ощутила жар его тела, в душе шевельнулся смутный страх и, что еще хуже, узнавание. Девушка схватила прутик и сжала так, что он едва не треснул прямо в руках, она пошевелила угли в жаровне, огонь зашипел, угрожающе и мрачно. Лиза судорожно вспоминала, с чего начинается церемония заваривания чая, в тот момент, когда она читала об этом, казалось, что заварить чай — это самое простое, что может быть в этой авантюре. С горем пополам Лиза сообразила, что следует делать, Корнилов испытующе наблюдал, потом взял из рук чашку, коснувшись едва-едва, подержал немного, сделал осторожный глоток. Лиза расслабилась немного.

— Как тебя зовут? — тишину разрезал его голос.

— А то ты не знаешь, как меня зовут! — хотелось кричать ей, Лизой овладела какая-то помрачающая рассудок ярость, ей хотелось вскочить с татами, сорвать с себя кимоно, освободить волосы из тяжелой прически, стереть кровавую помаду и броситься на Алексея, вцепиться ему в лицо и оставить на нем глубокие царапины своих ногтей.

— Кейко, — смиряя свой гнев, тихо промолвила она.

— Что ж, танцуй Кейко, — как будто решившись на что-то, промолвил он.

И Лиза танцевала, в конце концов, тихие японские покачивания были куда проще ее любимой темпераментной самбы… Только Корнилов так не думал, он пожирал девушку плотоядным взглядом, полным желания и секса…

Лиза не заметила, как доехала до своего дома, нажала на пульт дистанционного управления, ворота плавно скользнули в разные стороны, машина въехала в подземный гараж под одной из дорогих высоток с видом на Москва-реку. Это ее жизнь, ее дорогая жизнь, другой все равно нет и не будет, и ради этой жизни Лиза будет играть с Корниловым в его же игры…

Алексей захлопнул дверь автомобиля и без сил откинулся в кресле, устало потер глаза и невидяще уставился на дорогу перед собой, в клуб, который правильнее было бы называть борделем, он отправился один — не хватало еще брать с собой водителя, а потом ждать, где именно всплывут слухи о его диковинных пристрастиях. Небо было темным — ни одной звезды, только луна светила тусклым светом. В Киото всегда было удивительно звездное небо, некстати подумал он, в ту последнюю ночь они с Саюри тоже смотрели на звезды. Так что все честно — без нее в его жизни нет места звездам, только холодной свет жалкой луны, такой же жалкой и одинокой, как вся его жизнь.

Сегодняшняя девушка была хороша, она казалась несмелой и робкой — лучшие качества, которые он ценил в женщинах. Конечно, девушка была не японкой, но таким было его условие — все должно быть ненастоящим, это не Япония, а только игра в нее. В какой-то момент Алексею показалось, что в темных глазах его гейши засверкали огоньки нешуточной страсти, даже злости, но потом они угасли. Псевдо-гейша, так Алексей называл ее в своих мыслях, была маленькой и хрупкой, на выбеленном лице алели кровавые губы, но лучше всего были волосы — черные и гладкие, как у настоящей японки. Она робко смотрела из-под густых ресниц, а Алексея охватывал какой-то животный голод, хотелось резко рвануть кимоно и обнажить бледную нежную кожу, впиться в нее жадным ртом, выпустить волосы из сложной прически, коснуться ее маленькой груди, впиться и не отпускать, ласкать, терзать, мучить. Он был уже почти готов на это, но гейша, подавая ему чашку, вздрогнула, и в ее глазах показался еле сдерживаемый страх. Алексею вспомнилась Саюри — желание пропало…

Нет смысла стоять и ждать, сегодня он не воспользовался маленькой потаскушкой, которой вздумалось заработать денег, изображая японку, выдавая себя за женщину, которой ей никогда не стать, но время еще не ушло, они встретятся через неделю:

— В следующий четверг, — бросил он на прощание.

— Да, мой господин, — угодливо кивнула она.

Вот и все! в четверг он не упустит своего, и пусть девчонка не тешит себя мыслями, что гейша нужна мужчина только для любования. Она не настоящая гейша, она не Кейко, а Катя или Маша, и вести себя он будет так, как захочет, так, как позволяют его деньги.

— Лиза, ты меня слушаешь или нет, — тормошила ее Катя, — Мы приземляемся через 10 минут, дети сразу поедут на виллу, а что ты хочешь, поужинаем в городе или тоже поедем в дом? — Лиза открыла глаза и недоумевающе уставилась на подругу. Она и сама не понимала, как позволила Кате уговорить себя отправиться с ней и ее детьми на выходные на Сардинию, наверное, подействовали обещания полного релакса и абсолютного отсутствия мужчин — катин муж никак не мог вырваться с деловых переговоров и пропускал week-end с семьей.

— Как скажешь, — вяло проговорила Лиза, она до сих пор пребывала в плену своего тяжелого сна, в котором каждую секунду возвращалась к предыдущей ночи с Алексеем, хотя ночи — это слишком громко сказано, к позорным часам игры в гейшу.

— Что значит, как скажешь? — не унималась подруга, — Ты гостья — ты и говори!

— Давай в дом, — улыбнулась Лиза, вчера она не знала, как посмотрит Кате в глаза, а сейчас не знала, что делала бы, не позови ее подруга с собой, — все глубже и глубже погружалась бы в пучину переживаний и тяжелых воспоминаний.

Решение сразу отправиться на виллу было единственно верным, настоящее феодальное поместье, как звала его Катя, раскинулась на холме, с которого открывался захватывающий вид на залив. В воздухе плыли ароматы мандаринов и моря, катины дети мирно спали, муж позвонил и сообщил, что вернулся со встречи и тоже отправился спать. В ночной тишине изредка раздавался треск цикад, уставших от жаркого дня, вдалеке волны с нежным шепотом набегали на берег. Лиза и Катя расположились в плетеных шезлонгах возле бассейна с бокалами вина в руках.

— Чудный вечер, правда, — тихо проговорила Лиза и потянулась, — Спасибо, что вытащила меня из Москвы.

— Не за что, — улыбнулась Катя, — Ты же моя лучшая подруга, помни об этом.

— Спасибо, — засмущалась Лиза, — Я благодарю всех и вся, что тогда в Милане перепутали мое время заказа и время твоей мамы.

— Ну тогда ты не была благодушно настроена, — рассмеялась Катя, — Мама говорила, что ты напоминала разъяренную дикую кошку.

— Хочешь, чтобы мне было стыдно? — Лиза и правда немного покраснела, — И не гордись особо, вначале я начала дружить с твоей мамой, а не с тобой.

— Ну на мое счастье у нас с мамой все общее, — сказала Катя, — Помнишь нашу поездку в Рио-де-Жанейро?

— Еще бы! Помню твои дикие пляски на пляже.

— Не мои, а наши, ты тоже не отставала! Там еще был один брутальный кудрявый бразилец, с которым вы до утра смотрели на океан, — со смехом проговорила Катя.

— Катя, ты знаешь, что замужним женщинам не полагается знать слово брутальный! — рассмеялась Лиза.

— Это почему это еще? — шутливо возмутилась Катя, — У меня во владении и пользовании находится самый брутальный муж на свете, так, что я имею полное право.

— Ну как знаешь! — Лиза встала с шезлонга и подошла к бассейну, — Давай купаться, Катя, — позвала она подругу.