— Я тоже думала об этом, только мне казалось, что это как-то даже противоестественно.

— Будешь ему говорить? — по своему опыту Катя знала, как трудно рассказать о том, что ждешь ребенка, человеку, который даже имени твоего слышать не хочет, и как опасно не говорить об этом.

— Буду, должна. Корнилов и так обо мне Бог знает что думает, а тут… — Лиза безнадежно махнула рукой. — Он, может быть, еще и слышать ничего об этом не захочет.

— Ну это ты зря, у мужчин просыпается любовь к своим наследникам.

— Катя, но ты же не думаешь, что он захочет забрать моего ребенка? — встрепенулась Лиза.

— Не думаю, к тому же, не так это и просто, — успокоила ее Катя. — А насчет всей этой истории с охраной, страшно и непонятно, но я верю, что Корнилов защитит тебя, а еще радуюсь самому этому желанию защитить тебя.

— Знаешь, Марина по-настоящему напугала меня, до этого я как-то несерьезно все воспринимала, а она говорила про жену Алексея, умершую в ночь после свадьбы. Безумие какое-то.

— Жуткая история, — вздохнула Катя, — И Сергей мне говорил, что Корнилов вернулся из Японии как замороженный и эти его игры в свидания с гейшей. Теперь понятно, сплошное стремление все забыть.

Лиза еще долго думала над словами подруги: Кейко была попыткой забыть другую девушку, а вот, кем была она сама и кем бы стала, не будь всего этого лже-японского фарса? На последний вопрос ей уже никогда не получить ответа. Лиза начала собираться домой, мысли о Корнилове не рождали ничего, кроме тяжести на душе, но и не думать о нем было невозможно.

Все-таки это здорово возвращаться домой в пять часов вечера, такого с Лизой не бывало уже много лет. Сейчас она войдет в свою квартиру, переоденется в домашний костюм и сразу же позвонит Алексею, хотя, нет, сначала нужно что-нибудь съесть. Можно приготовить фритату с грибами, точно, фритату. Вообще-то Лиза редко ела яйца из-за проблем с кожей, к которым они приводили, но на этой неделе фритата будет первым блюдом из яиц, так что ничего страшного. С такими прозаически мыслями она поднималась в лифте с одним из охранников после того, как другой проверил ее квартиру и позвонил со словами, что можно входить. Удивительно, но она уже привыкла ко всем этим мерам предосторожности и уже не воспринимала их как что-то из ряда вон выходящее.

Лиза медленно сняла платье — нежная светло-серая шерсть с кружевом по низу и по рукавам от Ermano Scevrino. Она обязательно закажет Scevrino для своего магазина. За платьем последовала тончайшая шелковая сорочка — Лиза баловала себя ретро-бельем от мадам Кодоль — все эти остроконечные чашечки, корсеты и пояса для чулок — Корнилов умел ценить подобные изыски. Она бросила короткий взгляд в зеркало и как-то особенно остро осознала себя беременной, накинула халат и резко взяла телефон — какая может быть фритата, она должна прямо сейчас позвонить Алексею! Лиза сделала восемнадцать попыток, первый раз набрав номер и не дождавшись ответа, просто не могла остановиться. Он не отвечал, а, может быть, не хотел слышать ее. Лиза, наконец, устала от монотонных телефонных гудков и, вздохнув, направилась на кухню, идея готовить хоть что-нибудь больше ее не привлекала. С грустной улыбкой Лиза взглянула на эмалированную табличку «I kiss better than I cook», которую они с Алексеем купили на блошином рынке в Лондоне, достала из холодильника молоко, грибы, сыр и яйца, в конце концов, что такое фритата? — банальный омлет.

Она тонкими ломтиками резала грибы, когда раздался звонок в дверь, в монитор камеры наблюдения Лиза с удивлением увидела одного из охранников.

— Вы не включали плиту, Елизавета Максимовна? — напряженно спросил парень.

— Нет, — ответила Лиза, не понимая, какое это имеет значение.

— Освободите, пожалуйста, кухню, — деловито попросил он. — Сейчас сюда приедут сотрудники электротехнической лаборатории.

— А в чем собственно дело? — выдавила Лиза.

— Есть основания полагать, что вашу плиту вывели из строя, желая подстроить удар электрическим током. Это неподтвержденная информация, так что давайте дождемся специалистов, — побледневшая Лиза без сил опустилась на диван в гостиной. Внезапно слова Марины обрели смысл, стали реальными, как никогда. Боже, еще несколько минут, она бы нажала на кнопку, желая включить плиту, и получила бы огромный разряд тока. 380 вольт, выжить никаких шансов, обуглившееся тело, никакой надежды, никакой жизни. Лизу затошнило и она побежала в туалет. Ее сотрясали судорожные спазмы, кто так ненавилит Корнилова, что желает смерти всем женщинам, имеющим к нему какое-то отношение? Лиза прижалась лбом к прохладному фаянсу. Марина сказала ей, кто — отец умершей жены Корнилова. Что же делать? Угрожает ли что-то самому Алексею? Вопросы, вопросы, на которые может ответить только он сам. Лиза поднялась с пола, твердо решив заставить Корнилова поговорить с ней, услышать ее, объяснить ей абсолютно все. Если Алексей не захочет ответить, она достанет его через мать и сестру.

Телефонный звонок вырвал его из беспокойного сна — старое доброе правило: ночные звонки ничего хорошего не приносят. Лиза, мама, Марина?

— Алексей Дмитриевич, это Василий Петрович, — Корнилов и сам узнал голос бывшего генерала ФСБ и содрогнулся от дурного предчувствия. — Все живы, но в квартире Елизаветы Максимовны был оголен провод электрической плиты. Мы успели это выявить до того, как она ею воспользовалась.

Алексей почувствовал, как его сердце упало вниз, а он-то думал, такое бывает только с впечатлительными дамочками. Лиза могла умереть — отпечаталось в голове, хрупкая как мейсенская статуэтка Лиза могла лежать на полу, получив смертельный разряд тока, ощущая как ток пробегает по телу, останавливая сердце. И всего лишь из-за того, что имела глупость связаться с ним, из-за того, что он, не разобравшись в подлой японской интриганке, не сдержал самого себя Корнилов сжал голову руками.

— Как вы могли это допустить? Я же говорил вам, охранять ее каждую минуту, каждую секунду? — Алексей срывался на крик, чего не позволял себе почти никогда, а сегодня позволил уже второй раз, но он слишком отчетливо представлял, какой конец мог ожидать Лизу. Однажды на стройке офисного центра Алексей видел последствия с нарушением правил безопасности обращения с электрооборудованием — страшный ожог рук, ампутация, а затем смерть от остановки сердца. И то же самое ждало Лизу. Корнилов представлял, как она в одном из своих полупрозрачных домашних одеяний с улыбкой на лице включает плиту, ее тело содрогается, один раз, другой, и девушка падает на холодный пол.

— Через три часа жду предложения по дальнейшему обеспечению безопасности Елизаветы Максимовны, — Алексей уже был готов положить трубку, когда услышал Лизин голос.

— Дайте мне поговорить с ним! — резко заявила девушка, хорошо хоть не расклеился, — подумал Корнилов, но, наверное, это придет позже.

— Алексей, ты должен все мне объяснить, все, что происходит, — ее голос царапнул даже не по нервам, а по сердцу, — Я так не могу, не понимая, что происходит. И еще, — она на мгновение замолчала, — Нам нужно встретиться с тобой, я должна сказать тебе кое-что важное, — Он не мог, не желал с ней встречаться, только не сейчас.

— Говори сейчас! — резко бросил Алексей.

— Я так не могу, не могу говорить об этом по телефону, — сникла Лиза.

— Не можешь и не надо! — Корнилов не мог заставить себя говорить с ней не столь резко, хотя и понимал, что Лиза сейчас, как никто другой нуждается в утешении.

— Алексей! — повысила голос девушка. — Я не знаю, чего и кого бояться. Ты должен мне все объяснить.

— Достаточно и того, что я знаю, кого бояться, — бросил Корнилов. — Что делать дальше, буду решать я, это понятно? — Алексей подошел к окну и резко распахнул его, разговор с Лизой лишал его сил и воздуха в легких.

Боже, как же она хотела возмутиться, закричать на него и посоветовать заниматься собственными делами, а не решать, что делать ей, но было ли у нее на это право? Скорее всего, нет, если бы не охранники, приставленные Корниловым, вполне вероятно, ее уже не было бы на этом свете. Если бы не сам Алексей, не было бы всей этой опасной и непонятной истории. Если бы не он, не было бы ребенка, о котором она не смела и мечтать.

— Понятно, — тихо согласилась Лиза. — Но все равно нам нужно поговорить, и я не могу ждать. Когда ты приедешь в Москву?

— Нам с тобой не о чем говорить, — отчеканил Алексей. — Все, что можно мы уже друг другу сказали, а ты еще и показала мне, — он усмехнулся. — Поэтому для тебя не важно, когда я приеду в Москву.

Внутри у Лизы что-то оборвалось, что-то, что еще давало ей надежду, призрачную и тонкую, словно паутинка.

— О, мне прекрасно понятно, — четко произнесла она. — Я же все тебе показала! — а сама подумала, что показала ему еще не все, и улыбнулась, грустно и загадочно.

— Лиза, ты слышишь меня? — как странно слышать его голос, когда надежда умерла.

— Слышу, — нехотя ответила Лиза.

— Я хочу, чтобы ты уехала из Москвы. В какой-нибудь маленький город, маленький дорогой город, в Баден или Лихтенштейн.

— Алексей, ты сошел с ума! — Лиза все-таки повысила на него голос. — Я не могу уехать из Москвы, у меня здесь дела и обязательства. Тем более в такое захолустье! Ты вообще видел хоть одного человека, который хотя бы просто был в этом твоем Лихтенштейне?

Алексей улыбнулся, хоть и против своей воли. Сильный ветер и дождь, врывавшиеся в распахнутое окно проясняли мысли и хоть немного очищали душу.

— Я был в Лихтенштейне, и ты не раз видела меня, — он продолжал улыбаться, Лиза почувствовала эту улыбку и медленно опустилась на диван — пережить разговор со злым Корниловым было куда проще. — Пойми, это вопрос не моих желаний. Очевидно, обеспечить безопасность в маленьком, почти закрытом городе куда проще, чем в Москве. Сколько мне еще будет везти: сначала самолет, в котором должны были лететь мама с Мариной, потом эта твоя плита, — Корнилов устало вздохнул, и это почти сломило Лизу. Сколько потерь он может пережить? Чужой, озлобленный человек, отец ее ребенка.