— Да, в этом, безусловно, что-то есть, — проговорил Алексей, натягивая на себя брюки. Было непривычно смотреть, как он одевается, в прежние их встречи Лиза ускользала во внутренние комнаты, оборвав разговор на полуслове, а жест — на мимолетном касании друг друга. Что делать сейчас она не знала — продолжать игру в господина и его покорную рабу казалось нелепым и слишком фальшивым, говорить о чем-то постороннем — лицемерным, а тихо уйти — глупым. Сама Лиза считала, что у нее все эти качества есть: она была фальшивой, лицемерной и глупой. Алексей, казалось, не испытывал никакого смущения — да и когда мужчины смущались, он закончил одеваться и направился к выходу. — Увидимся через неделю, о времени я сообщу, — бросил он на прощание.

Лиза безжизненно замерла на татами, у нее не было сил вставать, переодеваться, смывать грим и ехать домой — слишком много действий и ради чего? Осталось одно желание — забыться, раствориться в окружающем мире. Если быть честной с самой собой, то, что произошло между ней и Корниловым, было пусть и неискренним, но прекрасным. Давно в отношениях с мужчинами Лиза не чувствовала себя настолько живой. Ирония ситуации заключалась в том, что она ожила, спрятавшись за чужой и холодной маской. Лиза понимала, она никогда не сможет с уверенностью сказать, что все это происходило именно с ней — Алексей был с Кейко и секунды его нежности принадлежали безликой девушке, а вовсе не ей. Лиза сама не заметила, как слезы потекли по ее лицу, оставляя соленые дорожки на выбеленной коже. Как могло произойти, что она успешная девушка из хорошей семьи, подающий надежды трейдер известной инвестиционной компании, оказалась в положении девицы легкого поведения. Ее использовали и бросили, а она была этому только рада. Хорошо хоть Корнилов не предложил ей деньги за то, что было между ними. Но это не важно — деньги ей отдаст администратор клуба, и на этот раз она получит их за работу. Лиза хрипло рассмеялась и встала. Она не будет впадать в уныние! Ей еще так много нужно. Тогда, много лет назад она просто сформулировала свое отношение к жизни: «У меня очень много „хочу“ и я хочу все их реализовать!».

Глава 7

Алексей втягивался в повседневную московскую жизнь — после нескольких лет в Токио многое здесь было непривычным и странным. Напряжение, электризующее воздух до предела, безумное давление власти на бизнес, которое не ощущалось так явно, пока он был далеко отсюда, многокилометровые пробки, миновать которые можно было только с уродливой синей мигалкой. Токио — самый большой мегаполис в мире, был совсем другим, наполненным энергией, но не злостью, вечно спешащим куда-то, но не суетливым. Когда-то Токио казался ему единственно возможным городом для жизни, сейчас Корнилову было все равно, где жить — Москва была не хуже и не лучше других.

Дни были наполнены встречами, обсуждением новых вопросов, жестким контролем за теми проектов, которые уже начали реализовываться. Стройка объектов олимпийского Сочи, которая поначалу казалась самым лакомым куском последних лет, теперь сулила бесконечные расходы — затраты возрастали в какой-то сумасшедшей прогрессии, и государство вовсе не спешило их компенсировать, почему-то считая, что бизнес так ему обязан, что будет просто счастлив за свой счет построить несколько десятков километров дорог или оборудовать горнолыжные трассы на всем их протяжении системой охлаждения. Кстати сомнительная честь реализовывать последний полубезумный проект досталась Дорофееву и его Индастриалу.

Заполнить вечера тоже было совсем не сложно: Алексей уединялся в своем кабинете, хотя от кого уединяться, если ты совсем один? смешивал виски с коньяком и думал — о прошлом и совсем немного о будущем, до изнеможения занимался в тренажерном зале, тоже совсем один, и замертво падал на холодную кровать. По ночам ему снилась Саюри: если раньше в его снах она была юной смеющейся девушкой, то теперь являлась в разных обличьях — то счастливой матери с новорожденным младенцем на руках, то сморщенной старушки, то цветущей беременной женщины с сияющей улыбкой. Этот сон был самым притягательным и самым страшным, Алексей видел и самого себя. Они с Саюри медленно шли по мосту, соединяющему остров Аосима с «материком», так здесь называли остров Кюсю. Тихо плескалось море, волны, словно шепча, набегали на белый песок, теплый ветер развевал золотистое платье Саюри, тонкий шелк облеплял ее большой живот, его рука нежно обнимала ее чуть расплывшуюся талию. В других снах Саюри упрекала и укоряла его, а вот в этом царила идиллия, та самая, о которой он мечтал, и которой почти добился, и от этого было еще больнее.

Сны снились ему каждую ночь. Алексей просыпался в начале четвертого утра и больше не мог заснуть, организм совсем вышел из-под контроля — прошла уже неделя со дня возвращения из Японии, а он существовал словно в каком-то перевернутом пространстве. Так рано утром или все еще ночью, Корнилов проглатывал бокал коньяка и снова пытался уснуть. Когда-то давно казавшийся ему совсем древним дед, советский дипломат и работник КГБ с полувековым стажем, сказал ему: «Бессонница ломала самых сильных», юный Леша только усмехнулся, сегодняшний Алексей верил в это на все сто, вот только сломан быть не хотел. Часам к пяти, поняв, что уснуть больше не удастся, он начинал пить кофе, курить одну от другой, и размышлять о том, какой бы еще проект ему реализовать.

За прошедшую неделю он трижды встретился с Кейко, девушка, против его воли, начинала нравиться Алексею. Она казалась нежной и неглупой, немного ранимой, заинтересованной, честно признавшейся, что делает это — играет в гейшу, ради своей мечты. Такие жертвы Алексей понимал и одобрял. Он сам на многое был готов для достижения своей цели. Пугало другое — ненавязчивое присутствие Кейко, жаркий секс с ней рождали привязанность, а привязываться к кому-то, тем более, к псевдояпонке Алексей не хотел, это было совершенно лишним.

Корнилов понимал — он вязнет в воспоминаниях, вязнет в прошлом, и этому нужно что-то противопоставить. Но что? — работа не заполняла пустоты. Другая женщина — почему бы и нет! Не как замена Саюри, другой такой больше не будет, а просто как способ заполнить пустоту. Ведь помогали же ему короткие встречи с Кейко хоть ненадолго чувствовать себя если не живым, то хотя бы ожившим. Начинать отношения с Кейко, он даже не знал ее настоящего имени, было глупо и опасно — Алексею совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о его странных забавах, а ручаться за молчание девушки, нуждающейся в деньгах, он бы не стал. Оставалась Лиза — сдержанная, чуть холодноватая интеллектуалка, увлеченная своим делом и не охотящаяся за его деньгами, как многие, подобные ей. Казалось довольно привлекательным завести необременительную связь с ней.

Уже пятый год подряд во вторую субботу октября родители Алексея устраивали грандиозный прием в Марбелье, конечно, не бал роз в Монако, но событие, на которое мечтали попасть очень многие. В прошлом году он пропустил прием, готовился к свадьбе с Саюри и обещал явиться к родителям с молодой женой — ее они так и не дождались, как и самого Алексея. Он вдруг понял, что не видел родителей полтора года и не говорил им ничего. Родные считали, что свадьбы с юной японкой не было, все расстроилось за несколько дней до торжества. Первые дни после смерти Саюри Корнилова преследовала мысль, что стоит Сюнкити увидеть кого-то из его родных — родителей, счастливую беременную сестру, гнев и месть убитого горем отца обратится на них. Эти мысли, они были абсурдом, Ямагути-гуми знала всю подноготную Алексея, иначе бы они никогда не отдали ему свою принцессу, но Корнилову почему-то казалось, что, если никто из его родных никогда не ступит на японскую землю, то будет, хотя бы в иллюзорной, но в безопасности. Корнилов отказывался от встреч с родителями под глупыми надуманными предлогами, отец разозлился и заявил, что не хочет его знать, пока глупый сын не образумится, мудрая мама понимала, что есть моменты, когда мужчину, даже собственного взрослого сына, лучше не трогать, только младшая сестра донимала его своими упреками, но и она в последнее время почти оставила Алексея в покое.

Алексею вдруг показалась очень привлекательной идея пригласить Лизу на прием в Марбелью — не только развлечься самому, но и хоть немного нейтрализовать родных, обеспокоенных его жизнью в последний год.

Ночи с Алексеем были живыми и яркими, следовавшие за ними рассветы — унылыми и лишенными каких-либо красок. Каждый раз после ухода Алексея воспоминания отбрасывали Лизу на 7 лет назад — она снова была неопытной прожектеркой, вовлеченной в грандиозную финансовую аферу. Словно ожившие картины, перед ее мысленным взором проходили сцены короткой, но унизительной связи с Евгением и с его так называемыми друзьями. Погружаться в прошлое не было никакого смысла, вот только прошлое не спрашивало ее разрешения, а затягивало своими холодными щупальцами все глубже и глубже.

На этой недели они виделись трижды, все встречи проходили как по шаблону: сначала Корнилов был мрачен и молчалив, почти без слов он начинал ласкать Лизу, снимал с нее кимоно, сбрасывал свою одежду и опускался с девушкой на татами. Дальше — стремительное движение навстречу друг другу, обжигающий момент единения, мимолетная ласка — ее волосы черным водопадом перетекают между его пальцев, ее маленькая ладошка на его шершавой щеке в бесплодной попытке прогнать морщины с сурового лица. Они совсем не говорили друг с другом, тот первый раз, когда Корнилов рассуждал об архитектуре, так и остался последним. Это было безумие, порождение горячечного сна — почти беззвучная встреча, имевшая для него единственную цель — секс с иллюзией из собственных воспоминаний. Для Лизы эти встречи несли насмешку и издевательство над самой собой, девушка понимала — ей ничего не узнать у Алексея про будущее «Весны» во время свиданий в чайном доме, скорее уж она сможет получить хоть какую-то информацию, общаясь с ним, в собственном образе. Но Лиза все равно шла на встречи с Корниловым, натянув маску раскрашенной Кейко, словно загипнотизированная короткими минутами рядом с ним.