— Такова традиция, мой господин, — прошептала она.

— К черту традиции! — повысил голос Корнилов и резким движением вытащил шпильки из пучка, блестящие волосы темной массой рассыпались по спине. Сейчас он меня узнает, — с испугом подумала Лиза. Стараясь не допустить у Алексея даже мысли о своем сходстве с Кейко, при встречах с ним она всегда носила волосы распущенными или заплетала их в небрежную косу. Девушка и желала этого узнавания, и боялась его, казалось невероятным, что после нескольких встреч Алексей не видел в ней Кейко и не видел в Кейко ее. Она сама узнала бы Алексея при любых обстоятельствах и в любом обличье, но то, что мужчина не узнавал ее, было лишь еще одним штрихом к портрету его равнодушия.

Мужчина медленно перебирал ее волосы, пропуская шелковистые пряди между своих пальцев, этими движениями он ласкал и себя, и ее. Лиза замерла в ожидании, все ее существо рвалось навстречу Алексею, ей так хотелось сбросить маску чужой продажной женщины и оказаться перед ним самой собой — девушкой, которую он знал 7 лет назад, и женщиной, с которой познакомился совсем недавно. Разумная часть ее сознания понимала — ни о каких признаниях не может быть и речи, возможен только этот вечер, эта ночь… Постепенно Лиза расслабилась и, словно что-то решив сама для себя, подалась навстречу Алексею, слегка тряхнула головой, откинув волосы назад и заставив его приблизиться к ней, — теперь она ощущала его дыхание на своих щеках и видела мрачные огоньки, горевшие в глазах мужчины.

— Что вы имеет против традиций, господин? — прошептала Лиза, расстегивая пуговицы его рубашки, скользнула ладонями по груди, заставив Алексея сделать резкий судорожный вдох.

— Они приносят боль и разочарование, — мрачно ответил Корнилов и закрыл ее рот своими губами, словно заставляя замолчать, но Лиза не желала быть бессловесной пешкой, она слегка отвернулась и горячий жадный поцелуй Алексея пришелся на ее шею, нежную кожу заколола грубая мужская щетина и мурашки побежали по телу девушки от восторга, замешанного на желании и страхе.

Лиза была так поглощена прикосновениями к Алексею, наслаждалась ощущением горячей гладкой кожи мужчины, а сама неотрывно смотрела в его грустные и какие-то бездонные глаза, что даже не заметила, как Корнилов скинул рубашку, и теперь его голая грудь касалась расшитой ткани ее платья. Девушке казалось, что она сама ощущает, как колючий узор кимоно царапает его кожу, и получала странное удовольствие от этого неудобства.

Губы Корнилова опускались все ниже, целуя, покусывая, дразня, его ищущие руки скользили по Лизиной спине, стремясь освободить ее из тесного кимоно.

— Вот еще один минус традиций — это чертово кимоно, — буркнул Алексей, поняв, что пояс на кимоно Кейко впереди, а вовсе не сзади, это было еще одной чертой, проводившей грань между нею и Саюри. Единственная японка, с которой он снимал кимоно, была Саюри — невинная девушка из семьи со строгими взглядами, пояс на ее платье завязывался сзади, а у Кейко, как у настоящей гейши, которая должна была быть готова услужить клиенту не только словами, этот самый пояс располагался впереди — гейше следовало быстро освобождаться от одежды и не ждать, пока кто-то ей в этом поможет.

— Не стоит ругать традиции, они не так и плохи, — Лиза сама развязала пышный бант, стремясь хотя бы физически и ненадолго быть ближе к Алексею.

Он помог девушке освободиться от платья и с огорчением понял, что она так и не осталась обнажена — на Кейко была надета шелковая облегающая сорочка с кружевом на груди.

— Сними это тоже, — Корнилов потянул руку к бретельке, намереваясь спустить ту с плеч девушки.

— Не нужно, оставь, — удержала его Лиза, она не хотела, чтобы кто-то видел ее шрам, и дело здесь было не в боязни показаться непривлекательной, скорее, в страхе обнажить душу.

Девушка взяла руку мужчину и опустила ее себе на талию, а сама занялась ремнем на его брюках. Оказавшись почти без одежды, они бросились друг к другу в какой-то странной ярости, словно наказывая один другого за грехи, реальные и вымышленные. Его губы сминали ее тонкую кожу, оставляя красные следы, лаская и раня, ее ногти царапали его спину, заставляя мужчину быть еще ближе, еще настойчивее и сильнее. Алексей закрывал глаза, видимо, представляя на месте Лизы другую, ту, которую так хотел забыть, но не мог. Лиза смотрела на него, боясь даже моргнуть, стараясь запомнить каждой движение, каждый вздох, ускользающий аромат близости и иллюзорное чувство тепла.

Еще секунду назад девушка стояла в центре комнаты, но вот она уже ощущала ткань татами полуголым телом, настойчивые движения Корнилова, нависшего над ней, круговорот мыслей, эмоций и чувств… В какой-то миг, короткий, длиной в долю секунды Лизу затопила волна золотистого сияющего счастья, но этот момент исчез, словно вспышка, навалилась усталость, огорчение и боль — каждой клеточкой тела она ощущала присутствие Алексея, тяжесть его руки, щекотанье волос в том месте, где грудью он касался Лизиной спины. Незваной гостьей пришла неловкость — и в другие дни, оставаясь с мужчиной после секса, будучи сдержанной Лизаветой, она тушевалась напряжения тех минут, когда радость близости была где-то позади и приходилось судорожно искать темы для разговора, заполнять паузы и заставлять себя не опускать глаза.

— Скажи мне, зачем ты делаешь все это? — недовольный то ли ею, то ли самим собой спросил Корнилов, он слегка привстал и теперь нависал над Лизой, заставляя девушку смотреть ему в глаза.

— Я прихожу сюда играть гейшу, потому что вынуждена делать это из-за денег, — Лиза смело посмотрела на Алексея, в конце концов, она не слишком-то и лгала, — А секс был моим желанием, — и здесь она тоже оставалась честной, — Дополнительным бонусом этой так называемой работы. А вот зачем это делаешь ты?

— Чтобы забыться, — просто ответил Алексей и отвернулся от Лизы, ему было совсем ни к чему показывать ей свою растерянность и боль.

— У тебя нет других способов забыться? — не поверила Лиза.

— Есть, но этот самый простой. Этот дом — ненастоящая Япония, а так суррогат. Ты тоже ненастоящая, не гейша и уж тем более не японка, просто похожа на нее, — Лиза вздрогнула как от удара, конечно, она понимала, Корнилов ни в коем случае не воспринимает ее всерьез, но самой слышать, как тебя называют фальшивкой, было слишком больно. — А зачем тебе нужны деньги? — задать такой вопрос мог только очень богатый человек, и Лиза возненавидела Корнилова еще больше.

— Мне нужны деньги, чтобы заполнить пустоту в моей жизни! — хотелось крикнуть ей, но Лиза сдержалась, в который уже раз. — Платить за учебу, за квартиру… — тихо сказала девушка, понимая, что даже этими словами стремится создать у Корнилова представление о себе лучшее, чем могло быть, знай он правду или хотя бы ее часть. — Я заканчиваю архитектурный в следующем году, мечтаю поехать в Королевский институт британских архитекторов на стажировку. Преподаватели говорят, что я подаю надежды, но что такое надежды по сравнению с необходимостью оплачивать счета? — Лиза неплохо подготовилась к разговору, ей казалось неплохой идеей притвориться наивной и немного мечтательной студенткой архитектурного ВУЗа. От Кати девушке было известно, что Алексей увлечен строительством не только как бизнесом, но и как социальным институтом — так называл это он сам.

— Архитектура, неплохо, — усмехнулся Алексей и вновь повернулся к Лизе, теперь в его взгляде светился слабый, но интерес, а девушке казалось странным и опасным прервать их безумный спектакль и разговаривать как в ни в чем не бывало, словно еще несколько минут назад они не изображали героев постыдного и пошлого спектакля. — Ну и чему вас учит в этом архитектурном? — Корнилов смотрел на Лизу во все глаза, и она была уверена, что уж сейчас-то он обязательно ее узнает, но рисовая пудра и глупая роль были лучшей защитой от настойчивого мужского взгляда.

— Разному учат, — лениво потянулась Лиза, она не знала, как себя вести с Алексеем, но изо всех сил старалась сохранить безразличие в словах и жестах. Ведь приличную гейшу не должен волновать мужчина, с которым у нее только что был жаркий секс. — Вот мне, например, нравится реконструкция исторического города, если это вам, конечно, о чем-то говорит, — невинно произнесла Лиза.

— Более чем говорит, — хрипло рассмеялся Алексей и резко сел на татами. — Все просто сошли с ума с сохранением исторических зданий, эти люди из общества охраны памятников! Причем не только в России, в Европе, по всему мир, — Корнилов и сам не заметил, как начал расхаживать по комнате. — В Венеции местные активисты пытаются запретить перестройку одного из разрушающихся палаццо на Гранд-Канале в торговый центр. Им кажется, что это удар по культуре. А то, что в Венеции достопримечательностей в десятки раз больше, чем заведений, где можно нормально поесть и что-то купить, им все равно. Да там же ночевать негде остаться, а, если рискнешь и останешься, то сколько-нибудь приличному завтраку будешь рад как манне небесной. Удар по репутации Венеции — строительство торгового центра, и это говорят про город, который вырос и обрел могущество, благодарю торговле. В Риме корпорация Tod’s готова дать средства на восстановление Колизея с единственным условием — использовать его изображение на своих торговых знаках. Активисты кричат — попрание святыни. С каких это пор Колизей стал святым местом? Смех и лицемерие. И у нас то же самое! кругом одно и то же! — Лиза улыбнулась — Алексей так увлекся, что не замечал: он абсолютно голый ходит из угла в угол и разглагольствует об архитектуре.

— Я вот думаю иногда, в этом есть что-то фальшивое, — тихо произнесла Лиза, — Много лет, даже веков назад люди строили эти здания, жили в них, любили, умирали, делали что-то, хорошее или плохое, не важно, но думали только о себе. И получается, что мы сейчас не живем своей жизнью, не строим на месте старого что-то свое, а только сохраняем то, что было создано другими людьми. Только эти другие люди были счастливее нас — жили одним днем, а мы словно все время оглядываемся и делаем это не для себя, а для кого-то другого, прикрываемся потомками. Только вот нужно ли это потомкам?.. Нет, я не призываю все снести и отстроить заново, только быть как-то искреннее что ли? — девушка на минуту замолчала, ей ли говорить об искренности? — Боже, мои университетские преподаватели умерли бы на месте, услышав мои рассуждения, ведь в основе нашей традиции лежит совсем другое — стремление сохранять, — Лиза зябко поежилась и набросила на себя сброшенное в спешке прежних жарких минут кимоно. Девушка сама себе казалась смешной и глупой — в какой-то момент она потерялась, ее собственные мысли смешались с мыслями вымышленной Кейко, ее жесты стали жестами жеманной японки.