— Что вы хотите Лиза? — не выдержал он.

— 10 процентов, — отчеканила девушка.

— Слишком хищно, — рассмеялся Денисенко, — Это невозможно.

— Тогда невозможен вообще наш союз, — отрезала Лиза, — Я же не прошу у вас 15 %, я предлагаю вам передать мне 10, а остальное оставить себе.

Денисенко задумался, наглость Лизы показывала, что если кто-то и сможет заставить Корнилова изменить свое мнение, то это будет именно она, но расставаться с 10 % «Весны» — это уж слишком.

— Лизавета, 7 % — это максимум.

— Ну, Аркадий Львович, мы же не на рынке, — рассмеялась девушка.

— Хорошо, — согласился Денисенко, — Будем считать, что игра стоит свеч.

— Я хочу просмотреть контракт на передачу акций, — не дала ему закончить разговор Лиза. Денисенко недовольно поморщился, — Аркадий Львович, не забывайте, я не только ваш байер, — усмехнулась Лиза, — У меня степень в области инвестиций.

Лиза ехала в «Весну», она пребывала в непонятном опустошенном и одновременно возбужденном состоянии. Как здорово было бы попросить Катю оценить правильность договора о дарении акций, но как она объяснит подруге внезапную щедрость владельца «Весны»?

Глава 5

Сама мысль о Токио причиняла ему боль, физическую, острую боль, от которой не было лекарства. Алексей мог только мечтать о том, чтобы больше никогда не появляться в Японии, но, увы, реальность не была к нему столь благосклонна. Он мог бежать от себя, своих воспоминаний и эмоций, но не от дел, а вложения в японские компании исчислялись сотнями миллионов и оставить дела без своего участия Корнилов не мог. Нужно было собираться в поездку — он планировал отсутствовать 12 дней, именно столько времени требовалось на то, чтобы провести все необходимые встречи и, не задерживаясь ни на одну лишнюю секунду, отправиться в Москву. Алексей еще раз проверил все документы, которые планировал использовать в переговорах с японскими подрядчиками и представителями госструктур, пробежал взглядом файлы, сохраненные на ноут-буке и понял, что тянуть больше нельзя — вылет назначен на 15–40, то есть ровно через 2 часа, а нужно было еще добраться до Внуково-2.

Алексей ехал в аэропорт, а мыслями возвращался к предстоящему визиту в Токио и Кобе. Кобе — огромный портовый город был штаб-квартирой «Moscow Building» в Японии и тем местом, где он впервые встретил Саюри и познакомился с ее отцом. Сюнкити Ямагути — уважаемый финансист 60 с небольшим был председателем правления банка, с которым сотрудничала компания Корнилова, а по совместительству главой Ямагути-гуми, самого влиятельного клана японской мафии. Для европейца якудза, может быть, и была архаичным, даже фольклорным явлением, но для того, кто жил и вел дела в Японии, якудза представлялась каждодневной реальностью, ничуть не менее современной, чем все, что его окружало. Конечно, современные якудза не грабили на дорогах и не промышляли дешевым рэкетом, они обрушивали финансовые рынки, манипулировали многомиллионными государственными заказами и не брезговали политическим шантажом, и во главе значительной части этого беспредела стоял отец его трепетной Саюри.

Лиза проснулась от стука собственного сердца, ей было душно и страшно, девушка распахнула окно — прохладный чистый воздух устремился в комнату. Она пыталась вспомнить, что привело ее в такое растерянное состояние, а, вспомнив, вздрогнула и, словно замерзнув, обхватила себя руками. Это был странный фантасмагоричный сон, в котором смешалось реальное и вымышленное, опасения и скрытые даже от самой себя мечты. Лизе снилось, что они с Алексеем завтракают на открытой веранде с видом на океан, медленно поднимается солнце, она наливает ему кофе, он намазывает джемом ее круассан — тихая семейная сцена. Потом они занимаются сексом, жарким, яростным на алых простынях, Лиза мечется в объятиях мужчины, тонет в его глазах, а он зовет ее чужим именем, проснувшись, девушка не помнила каким. Следующая сцена: Корнилов входит в огромный кабинет, в котором доминируют два цвета: белый и черный, ему холодно и этот холод передается ей, а потом стремительно происходит что-то страшное и непонятное, Лиза видит это со стороны и пронзительно кричит.

Боже, она боится за человека, который предпочитает ей безвкусную потаскушку — Лиза яростно ревновала Корнилова к Кейко и понимала, что виновата в сложившейся ситуации сама, и это понимание ранило еще больнее. Девушке стало холодно, она повела плечами под прозрачной сорочкой из розовых кружев и на секунду представила, как приятно было бы согреться в больших и сильных руках Алексея, ощущения от прикосновения которых она хранила долгие 7 лет.

Ночная прохлада не приносила покоя, только усиливала тревогу и напряжение — Лиза закрыла окно и вернулась в спальню — зря Катя критиковала ее за отсутствие мебели в квартире, помимо дивана и огромного гардероба, девушка купила кровать — роскошное ложе с изголовьем из персиковой кожи. Лиза забралась под одеяло в отчаянной попытке согреться и, поняв, что не сможет заснуть, открыла ноут-бук, углубившись в изучение планов по своему участию в управлении «Весной». Через 2 дня должно было пройти собрание акционеров, и Лиза планировала раскрыть свои карты, продемонстрировав, что она не просто наемный баер — человек, которому платят не понятно за что, а полноправный совладелец компании. Девушка улыбнулась, представив, какое удивление и унижение испытает Евгений, поняв, что теперь он оказался в подчинении у Лизы. И хотя она помнит все, что было в их общем прошлом, Лиза не будет и наполовину так жестока, как был он когда-то, совсем недавно и очень давно… А потом настанет час платить по долгам, и ему, и ей. Лиза прекрасно помнила, как обещала Денисенко, что Корнилов не купит здание «Весны», и ради этого она была готова использовать любую свою ипостась: и Лизы, и ненавистной Кейко.


Небо над Кобе было серым и мрачным, казалось, еще минута, и оно разразится проливным дождем, но проходили минуты и даже часы, а дождь так и не начинался — ожидание повисло в воздухе. Ожидание такое же тягостное, как и окружающий мир, охватило Алексея, оно постепенно нарастало с того момента, как его самолет коснулся посадочной полосы в Токио, и стало совершенно невыносимым со дня приезда в Кобе. Раньше Япония представлялась ему чем-то красочным и радостным, но на сей раз все слилось в одно темное пятно — здесь на родине Саюри тоска охватывала его с новой силой. В Москве было много возможностей отвлечься: встречи с Кейко, вечера с Лизой, разговоры с Дорофеевым. В Японии все было совсем иначе — каждый шаг, каждый вздох напоминал ему о трагедии, разразившейся совсем недавно.

Откладывать встречу с Сюнкити Ямагути больше было нельзя — автомобиль давно затормозил возле небоскреба, принадлежащего Ямагути-гуми, и услужливый водитель ждал только жеста Корнилова, чтобы распахнуть перед ним дверь.

Бесшумный лифт рванул вверх и вот уже Алексей обнаружил себя стоящим в приемной перед кабинетом отца Саюри, секретарь пригласил его войти, бесшумно скользнула в сторону стеклянная дверь, и Корнилов вошел внутрь.

Все было, как прежде, как в тот день, когда Алексей сказал Сюнкити о том, что намерен сделать Саюри своей женой, и как, в то страшное утро, когда сообщил недоумевающему отцу, что у него больше нет дочери. Конечно, Корнилов встречался с главой Ямагути-гуми и раньше, но это были деловые встречи и они проходили вне личных апартаментов главы клана. В помещении доминировали два цвета: белый и черный, хрусталь и мрамор, аскетизм и почти могильный холод.

— К нам пожаловал мистер Корнилов собственной персоной, — на прекрасном английском проговорил мужчина, сидевший в кресле с видом на залив. Алексей отлично говорил по-японски, но он помнил рассказ Саюри о том, что настоящие якудза говорят на родном языке лишь с теми, кого уважают и кому доверяют — он же бесповоротно утратил и уважение, и, тем более, доверие.

— Добрый день, мистер Сюнкити, — Корнилов поддержал заданный тон.

— С чем вы приехали? — спросил японец, хотя он прекрасно знал о причине визита Алексея, подготовка к этой встрече велась почти полтора месяца.

— Я приехал за подписанием договора о передаче Moscow Building прав на комплекс портовых сооружений, находившийся в залоге у банка, — Корнилов понимал, Сюнкити ведет с ним игру, имеющую единственную цель — заставить его вспоминать Саюри, как будто он мог ее забыть. Кредит банку был выплачен, договор согласован, подписан Корниловым со стороны Moscow Building, оставалось только скрепить его подписью Сюнкити, а тот все тянул и тянул настаивая на личной встрече с Алексеем.

Дверь кабинета открылась, неслышной походкой зашел референт Сюнкити, щелкнул клавишей наподобие выключателя — на окно опустилась плотная белая штора, блеснул луч проектора. Алексей, как живую, увидел Саюри. Девушка шла по узкому белому мосту, перекинутому через реку, на ней было яркое платье, которое трепетало в легких порывах ветра, она смеялась и, смеясь, махала кому-то. Саюри приветствовала его — понял Алексей, он вспомнил все до мельчайших деталей. Был солнечный весенний день, нагромождение дел держало Корнилова в его офисе в Кобе, в обед позвонила Саюри и сказала, что отправилась на прогулку в Замок Белой Цапли, находившийся километрах в 50 от города, потом, немного смущаясь, прошептала, как здорово было бы там побродить вместе. Алексей послал к черту все дела и бросился на железнодорожный вокзал и вскоре уже входил в ворота парка, из глубины которого в его сторону направлялась Саюри и так радостно приветствовала его. Именно в тот день, поддавшись соблазну жарких объятий и запретных поцелуев, исследовав юное тело застенчивой японки в тихих беседках парка, Алексей предложил девушке стать его женой. Саюри смущалась, очаровательно краснела, но потом согласилась, с опаской заметив, что отец вряд ли разрешит брак с русским мужчиной… Корнилов поднял глаза на экран и снова увидел смеющуюся Саюри — в тот счастливый день в парке он даже предположить не мог, что совсем рядом находятся головорезы ее отца и фиксируют на камеру каждый их шаг, каждый жест.