Наталья Майорова - Танец с огнем

– Ты ведь про меня спрашиваешь, а хочешь про нее знать? – спросила Марьяна.

Илья кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова.

– Ты уже на поправку пошел, поэтому скажу теперь: я у них больше не служу, прогнали. А барышня Наталья Александровна две недели назад – как раз перед постом, в день Феодора Студита – обвенчалась с Николаем Павловичем Осоргиным и теперь собирается за границу, в свадебное путешествие.

…«Я этого никогда делать не стану».

– Спасибо тебе, Марьяна, – сказал Илья. – А теперь уходи.

Надменно неся высокую шею, она долго-долго шла между кроватями к выходу из палаты. Все это время он держался.

А потом откинулся на подушку и потерял сознание.

Княжеская свадьба игралась сдержанно и неторопливо, согласно модным веяниям – в старорусском духе. Ольга Андреевна Бартенева, правду сказать, хотела бы вовсе обойтись без торжеств, но вслух о том не говорила, понимая, что по ее положению такое невозможно. Проведя несколько деловых совещаний с матерью невесты, она окончательно убедилась, что не только материальную, но и творческую часть мероприятия ей придется взять на себя – если она не желает, конечно, получить богемно-купеческое веселье с цыганами, павлинами и осетрами в полторы сажени. Что интересно, Лидия Федоровна фон Райхерт такого веселья тоже не хотела – и, облегченно отдав руководящую роль княгине, с удовольствием носилась по Москве, выполняя ее поручения.

С раннего утра – в храм Христа Спасителя, из храма – на Тверской бульвар к Ламановой, где упоенно обсуждала с модистками тонкости вышивки стеклярусом по органди, потом – в театр Зимина, договариваться, к которому часу и куда должен прибыть хор… Вся эта суета была ее стихией, она нисколько не уставала, и радовалась тому, что практически не видит в эти дни ни мужа, ни дочери. Борис Антонович пропадал на службе (а, может, еще где, и Господь с ним), с Юлией удавалось перемолвиться парой слов за завтраком. Однажды она, впрочем, сопровождала ее на первую примерку свадебного платья. Юлия вела себя идеально. Не листала каталогов, не рассказывала, где именно должны быть кружева и розетки – как встала среди зеркал, так и стояла несколько часов, в облаках и водопадах белоснежных тканей, обколотая сотнями булавок, послушно поворачиваясь по малейшему жесту великой моделистки. Лидии Федоровне, которая, чтобы не мешать, смотрела на дочь из соседней комнаты, показалось в какой-то момент, что перед нею – не живая дочь ее Юленька, а совершенная статуя, вот прямо сейчас рождающаяся то ли из мрамора, то ли из морской пены…

Ощущение это, явившись однажды, так и не ушло. Юлия, еще и не обвенчавшись с князем Сережей, уже стала княгиней.

Но вот – все готово, и лето подошло к концу, осталось только дождаться назначенного дня. Это оказалось тяжелее всего. В последний момент наползли, чего княгиня и Лидия Федоровна больше всего и боялись, сплетни. Борис Антонович однажды, явившись домой когда не ждали, устроил скандал – чего уже давно не делал, домашние отвыкнуть успели. Кричал: он-де не может больше выносить сочувственных взглядов, а нынче заседатель ему и вовсе не подал руки! Последнее обстоятельство, по мнению Лидии Федоровны, ну никак не было связано с предстоящей свадьбой. Впрочем, мужу она об этом говорить не стала – к чему подливать масло в огонь? Покричит и перестанет.

Честно сказать, ей и самой было ох как неприятно узнавать все новые истории о Сережиных романтических подвигах – которые он якобы совершал и по сию пору, уже в статусе жениха. А каково Ольге Андреевне? Она однажды просто не выдержала. Вернувшись с очередного званого вечера, решительно направилась в покои наследника. Тот, на удивление, оказался дома и в постели. Гневные упреки выслушал кротко, ангельски взмахивая ресницами.

– Ну, мама, ну, право же. Как не быть разговорам? Это… это мы ведь знаем – кто… из ревности… И ты ему веришь? Да, я виноват ужасно, но вот уж который месяц, ей-Богу, веду себя как агнец! Подожди, вот не сегодня-завтра государь скажет свое веское слово.

И правда. Уже на другой день стало известно, что государь помолвку наследника старинной фамилии очень одобряет. Если де Сереже Бартеневу удастся остепениться, значит, есть надежда на возвращение к устоям. Так он сказал адмиралу Нилову при значительном стечении народа. В обществе посмеивались, но сплетни стихли.

Однако наступил и день венчания. Солнечный, золотой и зеленый сентябрьский день – с летучими паутинками, безоблачным небом и медовым колокольным звоном. День, которого не чаяли уже и дождаться.

Стоя перед большим зеркалом, в котором отражались солнце в окне, спальня, едва не до потолка заваленная всякой необходимой предсвадебной ерундой в виде шелковых платков, блестящей бумаги, бутоньерок, вееров и прочего, а так же изнемогающий от горя и несправедливости камердинер Спиря, – Сережа разглядывал свое отражение. Серебряный кафтан, сафьяновые сапожки на каблуках, цветной кушак, туго стянутый на тонкой талии… хм, неплохо! Ради этого, пожалуй, и жениться стоит.

«Дмитрий, бедняга, хорошо, что ты меня не видишь – умер бы сразу».

Две процессии – невесты и жениха – прибыли к храму одновременно. Борису Антоновичу пришлось-таки закончить со своей фрондой и сопровождать дочь к венцу. В окружении дам в парчовых сарафанах и алмазных кокошниках он чувствовал себя полным петрушкой. Хорошо хоть, его не заставили надевать боярскую шапку. Дамы, впрочем, были улыбчивы и немногословны, храм огромен и царственно-роскошен, Сережа и Юлия, молча взявшиеся за руки и плывущие к алтарю – хороши просто до изумления. А уж когда грянул бас диакона, и многоголосый хор возгласил «Исайя, ликуй!» – будто все пространство под громадным куполом обратилось в чистый хрусталь – наступил и вовсе рай!

И дальше все шло как по писаному – по-райски. Были и слезы, и ясные улыбки юных героев, и острые лучики бриллиантов на белом золоте – все, конечно, заметили, что князь надел невесте на тонкий пальчик кольцо лихо, будто не в первый раз женится, а вот она замешкалась… хотя во всем остальном вела себя наидостойнейше. И музыка, и голуби над свадебным поездом, и родительские благословения на пороге отчего дома – с иконами и опять-таки со слезами, – хлеб-соль, хмель и пшеница, васильки и ромашки и тысячи розовых лепестков. Юлия потом, уже после первых речей и здравиц, ухитрилась отлучиться, чтобы вытряхнуть из волос и из декольте эти зерна, которых высыпали на нее едва не пуд, и они кололись как блохи.

Ее мать, которая никогда еще не видела вживую столько членов императорской фамилии разом, впала в смятение и старалась, от греха, вовсе не говорить и не двигаться. Борис Антонович, напротив, воспрял духом. Все оказалось не так и плохо. А уж когда выпил на брудершафт со старым князем – и вовсе развеселился. Однако Юленька таки мудра, думал он, поглядывая размягченным взором на свою ослепительно прекрасную дочь, царицей восседавшую за столом, об руку с не менее прекрасным супругом. Все-таки – в меня… да: моя кровь!

Словом, не свадьба, а сплошной восторг и умиление.

И вот, когда прошли первые шесть перемен, когда отзвучали Глинка и Мусоргский, и гости, налюбовавшись на молодых, торжественно парящих над зеркальным паркетом, уже чувствовали, что от этого самого восторга и умиления вот-вот заплачут сахарным сиропом – в этот самый миг и грянула внезапно плясовая!

И вкатились в залу – через голову и колесом – веселые мужички в ярчайших атласных рубахах, кто в желтой, кто с пунцовой, кто в бирюзовой! И с ними баба в необъятном сарафане и цилиндре с пером на огненно рыжих кудрях! Баба жонглировала тремя караваями и одним ананасом и, под пронзительное сопровождение, которое ухитрялись извлекать из дудок и ложек непрерывно вертящиеся мужички, сыпала частушки:

Скоморохи! И верно – какая русская свадьба да без скоморохов? А что вопят и крутятся под самым носом у гостей, норовя вот-вот подхватить дам и увлечь их в свой буйный пляс, что раскрашенные рожи выглядят дико, а частушки режут уши, да и смысл у них, пожалуй, сомнительный – так ведь это…

Это ведь так и было задумано? Нет?..

Тетка с ананасом лихо повернулась на каблуке перед оторопевшей Лидией Федоровной (которую как раз пригласил на тур вальса старший сын графини Осташковой) и выдала с притопом, мешая русские и английские слова:

– Ce qui se passe, ma chérie? – жалобно спросил старый князь Бартенев, который во благе уже воображал себя в сказочных временах Александра Благословенного. – Où il est?.. (Что происходит, дорогая? Откуда это? – фр.)

Ольга Андреевна, почти не глядя, пробормотала что-то успокоительное. Она ни при каких обстоятельствах не теряла идеального самообладания и сейчас почти мгновенно взяла себя в руки. Прислушалась: ну конечно! Уже шипят…

– Приглядитесь получше вон к тому… да-да, в дурацком колпаке и золотой рубахе…

– Руди Леттер! Помилуй Бог! Явился проводить сердечного друга…

– Но господа – как княгиня допустила?..

– Мио Дио! – прошептала Мария Габриэловна мужу («Итальяночка – моя самая важная гостья!» – загадочно говорила всем Ольга Андреевна). – Да ведь эта баба – та самая американская артистка, которая приходила к нам прощаться с Камишей! Ты что-нибудь понимаешь?!

Под скоморошьим напором гости расступались волной, открывая плясунам дорогу к молодым. Князь Сережа, вздернув бровь, скользнул коротким взором, засмеялся: узнал! – и отвернулся, продолжая с безмятежной улыбкой говорить что-то жене. В отличие от Ольги Андреевны, он ни прикладывал никаких усилий, чтобы сохранять самообладание: ему и в самом деле было глубоко плевать на происходящее.