Саша застыла в проходе, когда увидела всё это великолепие, играющее хрустальными бликами при свете электрической люстры.

Мама кинулась к Никите, зацеловала его в обе щеки, и, наконец, обратила внимание на Сашу. Глянула придирчиво. О да, так умеет только мама: посмотреть на человека так, будто он — товар в магазине, причем уцененный и не очень-то качественный. Но Саша, к удивлению, взгляд выдержала и представила, улыбнувшись:

— Александра.

— Анастасия.

— Анастасия Федоровна, — поправил Никита.

Мама надула губы. В последнее время она окончательно заделалась кокеткой, и нельзя сказать, что Никите такая перемена нравилась. Мать — на то и мать, чтоб всегда быть женственной, взрослой и строгой, а не девочкой с косичками. Но ладно, после развода ей тяжело, можно и понять…

Когда отец ушел из семьи, мама с ума сходила. Первые недели наведывалась к Никите ежедневно и требовала внимания. Потом уехала на юга, отдохнула и внезапно осознала, что она ещё очень даже ничего. С тех пор она красилась ярко, хохотала в голос, ежедневно обустраивала свою жизнь, впрочем, когда дело касалась Никиты — становилась любящей мамой, способной приготовить целый стол яств.

Они расселись по своим местам, причем злодейка-мать специально рассадила Сашу и Никиту по разные стороны стола, а сама уселась в центре. Скрестила руки в замок и посмотрела загадочно:

— Как давно вы вместе?

— Кажется, целую жизнь, — опередил Сашу Никита.

— Всё так плохо? — притворно ужаснулась мама.

Саша залилась краской, становясь похожей на себя маленькую, ту нескладную девчонку с пучком волос и наивными глазищами в половину лица.

— Мам! — одернул Никита. — Прекращай!

— Извините-извините. Не стесняйтесь, кушайте.

Саша на еду не налегала, положила ради приличия всего понемножку, а вот оголодавший от холостяцкой жизни Никита ел жадно и много. Уплетал за обе щеки. Мама пока молчала, но наверняка продумывала миллион каверзных вопросов.

— Очень вкусно, — отозвалась эхом Саша.

Мама по-королевски важно кивнула.

— Сашенька, а ты готовишь?

— Немного, если честно. — Саша ковырнула вилкой помидор. — Не успеваю.

— Что же мешает юной леди заняться кулинарией?

Всё, мама начала глумиться! Никита глянул на соперниц. Уже пора вмешиваться или пока это обычный женский разговор?

— Учеба и работа.

— Кем же ты работаешь? Продавец-консультант или кем нынче подрабатывают студентки?

— У меня свой бизнес. — Саша выдержала новый взгляд, из-под изогнутой брови, и ответила своим взглядом, становящимся более жестким, лидерским. В ней проснулась бизнес-леди. — Занимаюсь с подругой продажей женской одежды. Кстати, у нас есть последняя коллекция этой фирмы и могу сказать, что дизайнеры отлично скомбинировали сочные расцветки и классические фасоны. Если хотите, я как-нибудь покажу каталог. Там есть вещички, которые сложно отыскать в магазинах.

И указала на голубенькую кофточку в рюшках, в которую была одета мама Никиты. Опа, третий мамин взгляд — заинтересованный.

Никите это начинало не нравиться. Враждующая с Сашей мама — это плохо, но в качестве её подружки — ещё хуже. Он поерзал на стуле, враз ставшим неудобным и жестким, и попробовал сменить тему:

— Мам, отменный «Оливье»!

Но мать вовсю увлеклась общением с Сашей. Спрашивала про родителей и учебу, про идею бизнеса, хвалила и одобрительно хмыкнула. В общем, вела себя крайне необычно. Никите оставалось лишь молча жевать и сохранять хоть какую-то иллюзию контроля. Саша отвечала вскользь, о юности не рассказывала, о их отношениях — тем более.

После Саша, не погнушавшись, направилась мыть посуду, а мама — раскладывать десерт. Никиту они бросили совсем одного, и он посидел немного за столом, а после по стеночке добрался до кухни и прилип ухом к двери.

— Вы давно знакомы? — любезно и, что важнее, приветливо спрашивала мама.

— Можно сказать и так.

— Саша, хм, Саша-Саша-Саша. Не помню тебя, к сожалению.

Всё, хватит! Никита с ноги распахнул дверь.

— Вам помочь? — и нагло улыбнулся.

— Нет-нет! Никит, а сфотографируй нас с тортиком?

Мама покрутила и так, и этак самодельный торт с розочками, неотличимый от покупного.

— Мам, ты прекрасно помнишь, я не снимаю.

— Но почему? — удивилась Саша, отвлекаясь от намыливания тарелки.

Почему? Не тянуло его, и всё тут. Раньше, в детстве, фотографировать гимнасток было круто. Ловить их дыхание и улыбки, искать ракурсы, в которых тела смотрелись грациозно, а не изломанно. Та же Саша в юности была шедевром. Нет, она и сейчас неплохо, но не произведение искусств.

Хотя, если присмотреться…

Никита мотнул головой, и Саша расценила его жест как нежелание говорить.

Они уезжали ближе к полуночи, разморенные и уставшие. А Никита ещё и напряженный донельзя. Несколько раз он выручал Сашу во время неловких вопросов (например, когда маме захотелось знать причину хромоты) и устал всегда быть начеку.

— Мне нравится эта девочка, — напоследок мама погладила Никиту по небритой щеке. — Она подходит тебе. Береги её.

— Мне рано жениться, — почему-то буркнул Никита, хотя никто его о женитьбе и не спрашивал.

— Ты и не женись, кто тебя заставляет. Но держи поближе к себе. Понял?

Если он что-то и понял, то только одно: женщину легко подкупить одеждой.

А впрочем, в сложившейся ситуации много плюсов. По крайней мере, у Никиты появилась девушка, которую можно водить к маме и не бояться, что она ляпнет какую-нибудь гадость.

И всё-таки в ней сегодняшней что-то было. Едва уловимое, тянущееся шлейфом, но живое, настоящее, привычное. И дыхание её, и влажные губы, и длинные ресницы. Раньше она казалась миленькой, а нынче — возбуждала до головокружения.

В лифте Никита прижал Сашу к стенке, не страшась заляпать белизну её платья, и прохрипел:

— Поехали ко мне?!

Она пискнула в ответ нечто невразумительное, слабо похожее на «нет», да никто её и не слушал. Женщине необязательно говорить. Её губы предназначены для иного.

33.

Саша догадалась, что вместе с ней к Никите ходит кто-то другой, на второй месяц их «отношений». Соперница пахла ландышем и красила губы губной помадой, которую забыла на той самой полочке в ванной, куда Саша клала свои контактные линзы.

Ладно бы один ландыш — подумала бы, что им душится мама Никиты. Но ярко-алая, кровавая губная помада молодежной марки — вряд ли утонченная женщина, носящая классику, купила такую.

Саша покрутила помаду в пальцах и даже понюхала её. Пахло жевательной резинкой.

В целом ведь всё было нормально. Никита разрешал приезжать к нему, иногда даже с ночевкой. Да, порою пропадал на день-другой, зато к маме они съездили аж четыре раза. Саше казалось, что это знак. Судьба свела их вновь, и теперь Никита настроен решительнее некуда.

Впрочем, ну помада и помада. Может, однокурсница забыла или коллега по работе. Мало ли кто забегал к нему на минутку? Саша откинула со лба челку и успокоила колотящееся сердце.

— Ник, к тебе кто-то заходил? — уточнила на всякий случай.

— Ага, а что? — откликнулся тот.

Саша выдохнула. Из отражения на неё пялилась безумная девица, готовая ревновать мужчину хоть к помаде, хоть к запаху. Ну нельзя же так! С Никитой Саша становилась сама не своя, вся деловая хватка, всё спокойствие, весь рационализм пропадал, стоило ему оказаться рядом или поцеловать во впадинку ключицы.

— Да она забыла помаду.

Саша на ладошке вынесла «улику» к Никите, который сосредоточенно изучал бумаги по сделке в кабинете. Саша уже знала, что он работает по знакомству в крупном холдинге, связанном с банками, и скоро, если повезет, ему поручат первую крупную сделку. Главное — набраться опыта.

Никита моментально забрал помаду из рук Саши и выбросил её в мусорную корзину, стоящую под столом.

— Но…

— Да по делам ей. Это Аленка! — Никита вздохнул. — Она вечно что-нибудь забывает, когда приходит с Серым, а мне потом перед тобой краснеть. Надеюсь, не ревнуешь?

Никита прижал её к себе, и Саша растаяла в крепких объятиях.

— Ни капельки.

— Вот и здорово.

Он коснулся своими губами её губ. Вначале осторожно, будто впервые, а затем жадно. Их идиллию, грозящую перерасти в страсть, прервал телефонный звонок. Никита ответил и после долгой череды «Ага-ага-ага-ага» сказал:

— Выезжаю! — и добавил Саше: — Покарауль меня тут часик-другой. У нас один клиент наклевывается, меня пригласили посмотреть, что да как.

— Конечно, покараулю! — Саша плюхнулась на краешек рабочего стола. — Буду ждать тебя, о, господин. Не облажайся!

Она засмеялась, и он чмокнул её в нос, а затем быстренько собрался и уехал.

Первые полчаса Саша честно караулила. Протерла пыль на книжных полках, взбила подушки. Она не отличалась особой чистоплотностью, но прибираться у Никиты — совсем не то же самое, что убирать свой бардак. К его дому она относилась с трепетом.

Но после того, как Саша заварила чай с жасмином, в ней что-то замкнуло, не иначе. На цыпочках она прокралась к ноутбуку, который Никита обычно выключал, но тут по чистой случайности оставил включенным и незаблокированным. Залезла в социальную сеть, где он чаще всего зависал. И начала читать все его сообщения подряд.

Их было много, разных, однодневных, которым он писал: «Вчерашняя ночь была огонь!» Конечно, все они случились до Саши, но сам факт. Он спал с десятком девушек. Он описывал их во всех подробностях Серому и каким-то незначительным приятелям. Он называл их давалками.