Лошадь шумно дышала, а Спенсер тер ее холку и спину полотенцем, вытирая со шкуры пену быстрыми уверенными движениями. И все это время он не переставал говорить. Вернее, тихонько напевать. Амелия не могла разобрать слов, слышала лишь, что произносит он их очень ласково. И не просто ласково — с любовью.

— Тише, — произнес он, вставая перед лошадью и принимаясь вытирать ее ноздри и уши кончиком полотенца. — Постой минуту, дорогая моя. — Лошадь фыркнула, и с губ Спенсера сорвался нежный смех, эхом отозвавшийся в теле Амелии.

Он продолжал приговаривать, повесив полотенце на крюк и присев, чтобы проверить копыта лошади. Он каждый раз просил ее поднять ногу так терпеливо и беззлобно, как никогда не разговаривал с людьми. По крайней мере Амелия ни разу не слышала от него слов «пожалуйста» или «спасибо, солнышко».

Все эти слова отдавались в сердце Амелии болью. Она видела перед собой совсем другого Спенсера — нежного, заботливого, чуткого. А ведь она считала, что он не способен на проявление подобных эмоций. Амелия выросла среди пятерых братьев и поэтому прекрасно понимала этот парадокс. Мужчинам всегда легче проявить нежность, когда дело касается животных. Лоран был спокоен, как скала, на похоронах обоих их родителей, но когда умерла его любимая овчарка, он рыдал, как ребенок.

А теперь, когда Спенсер с такой любовью и нежностью ухаживал за своей лошадью, думая, что в конюшне никого больше нет, она еще раз убедилась в том, что знала с первой минуты их знакомства: этот человек не способен на убийство.

— Почти все, моя дорогая.

Спенсер взял в руки щетку и принялся счищать грязь с ног лошади за копытами, продолжая бормотать нежности. При виде всего этого в желудке Амелии возникло болезненное ощущение. Она с самого начала знала, что людям герцог предпочитает лошадей. В конце концов, именно поэтому они встретились. Ведь Спенсер почти уничтожил Джека, а потом и ее собственное счастье в погоне за конем. Но сейчас Амелия увидела эту реальность в ином свете. Она не могла больше отрицать, что ее муж способен на проявление нежности и заботы. Он просто не мог — или не хотел — отнестись так и к ней.

Ей необходимо немедленно уйти отсюда. Спенсер скоро закончит чистить свою кобылу, а Амелии менее всего хотелось быть пойманной на месте преступления и объяснять свое присутствие в конюшне, когда слезы обжигали глаза. Она начала медленно пятиться назад, не желая наделать шума. Однако туфли Амелии так и не высохли после прогулки по росе, и она поскользнулась.

Черт, черт, черт.

Отчаянно взмахнув руками, Амелия вцепилась в дверцу ближайшего стойла. Ей каким-то образом удалось удержаться и не растянуться прямо на усыпанном соломой полу. Амелия замерла. Ее сердце колотилось где-то в горле, а спина изогнулась так, что завтра ее мышцы наверняка скует болью. В любую секунду Спенсер мог свернуть за угол, и тогда ее ждет окончательное унижение.

Но на этот раз удача оказалась на ее стороне, и отчаянная попытка подняться осталась незамеченной Спенсером.

Чего нельзя было сказать о лошади, дверцу стойла которой Амелия выбрала в качестве опоры. В темноте раздалось обиженное фырканье, и девушка услышала, как лошадь встает на ноги.

Амелия принялась успокаивать потревоженное животное. Она щелкала языком и что-то тихо напевала. Она не хотела, чтобы Спенсер услышал лошадь, но и ее он тоже не должен был услышать. Наверное, ей стоило просто развернуться и убежать, но здравый смысл подсказывал, что сначала нужно успокоить лошадь, иначе та перебудит всю конюшню.

В полумраке Амелия сумела разглядеть лошадь, покачивавшую головой из стороны в сторону. Ее уши были прижаты, а ноздри подрагивали. Ее дыхание становилось все тяжелее и громче. Поведение животного становилось угрожающим. Вот почему Амелия так и не научилась ездить верхом. Лошади всегда ее пугали. Они были во много раз сильнее и совершенно не слушались ее приказов. Вот как сейчас.

— О, прошу тебя, — взмолилась сквозь зубы Амелия, — прошу, замолчи.

Бум.

Лошадь лягнула дверцу стойла, и по рукам Амелии прокатилась дрожь. Испуганно вскрикнув, она отпрыгнула назад. Но лишь для того, чтобы столкнуться с невидимым препятствием. Амелия резко развернулась, и чьи-то сильные руки схватили ее за плечи. Движимая чувством самосохранения, она начала вырываться и отчаянно размахивать кулаками, пока не увидела то, что должна была увидеть сразу: перед ней стоял Спенсер.

Волна облегчения унесла с собой остатки сил.

— О Господи. — Амелия судорожно втянула носом воздух, собираясь с силами, чтобы взглянуть в глаза мужу. — Спенсер, прости.

— Какого черта ты здесь делаешь? — Спенсер оглядел жену с ног до головы, как делал это всегда, только на этот раз не сладострастно, а озабоченно.

— Я не поранилась, — пояснила Амелия, по-своему истолковав взгляд мужа. За ее спиной лошадь снова с силой лягнула дверь, и Амелия едва не лишилась чувств от ужаса.

Грубо выругавшись, Спенсер разжал пальцы и отпустил плечи жены. Едва не оттолкнув ее в сторону, он приблизился к стойлу и протянул руку. Лошадь ткнулась носом в его ладонь, а потом снова лягнула дверь. Однако Спенсера это не смутило. Он принялся бормотать утешительные слова, и вскоре кобыла — по его обращению к животному Амелия поняла, что это именно кобыла, а не конь, — успокоилась, запрокинула голову и позволила потрепать себя по холке.

Амелия стояла, неловко переминаясь с ноги на ногу и обхватив себя за плечи. И почему ее совсем не удивляло то обстоятельство, что, оказавшись рядом с перепуганной лошадью и перепуганной женой, Спенсер предпочел успокоить животное?

Наконец Спенсер повернулся к ней и спросил холодно и презрительно:

— Кто впустил тебя сюда?

— Никто.

— Черт возьми, говори… — Грубый тон напугал лошадь, и Спенсер вновь принялся ее успокаивать, а потом взял себя в руки и попытался говорить тихо: — Скажи, кто тебя сюда впустил. Кто бы это ни был, работать здесь он больше не будет.

— Говорю тебе, никто меня не впускал. Я сама пришла. Пробралась через кладовую. — Гнев, горевший в глазах Спенсера, резко контрастировал с нежностью, с которой он все еще почесывал ухо лошади, и Амелия решила, что с нее хватит. Поведение мужа было слишком оскорбительно, слишком неприятно.

— Господи, Амелия. — Он покачал головой. — О чем ты только думала?

— Не знаю. Я слышала, как ты подъехал к дому, и решила, что ты сразу отправишься к себе. Но тебя все не было. Я устала ждать… Я вообще очень устала, но мне необходимо было поговорить с тобой, вот я и подумала… — Амелия зажала рот рукой, едва удержавшись, чтобы не рассмеяться. Если бы Спенсер только знал, что она собиралась ему сказать.

Спенсер нахмурился, и Амелия снова захихикала. Внезапно вся эта ситуация показалась ей чрезвычайно забавной. Ее смехотворная зависть. Умение все время говорить невпопад. И вообще этот проклятый брак.

— Я думала о тебе, несносный мужчина. — Амелия рассмеялась и отерла глаза тыльной стороной ладони. — На протяжении целого дня я думала только о тебе.


Спенсер смотрел на жену, не зная, что сказать в ответ. Если он скажет, что тоже думал о ней весь день, прозвучит ли это банально и неискренне? И будет ли это вообще правильно? Ибо где найти слова, чтобы описать долгий, утомительный и не принесший никаких результатов день, в течение которого каждая мысль, каждый поступок и намерение были направлены на одного-единственного человека? Наверное, Спенсер мог сказать, что думал об Амелии целый день и мысли его были столь неуправляемы, что когда он увидел в тени рядом со стойлом Джуно очертания ее фигуры, то решил, будто душевная усталость и неудовлетворенное желание просто-напросто свели его с ума. А потом, когда Амелия испугалась и он, подхватив ее, понял, что эта нежная дрожащая плоть не плод его воображения, он просто не мог взять в толк, как сдержаться и не потерять самообладания.

Однако прежде чем Спенсер успел собраться с мыслями и вымолвить хоть слово, Амелия развернулась и убежала.

Дьявол.

Наскоро вытерев руки и быстро отдав приказания одному из грумов, Спенсер поспешил за женой. Амелия как раз пересекала лужайку, когда Спенсер нагнал ее. Опустив голову и крепко обхватив себя руками, она быстро шагала к дому. Намокший и ставший полупрозрачным подол ее платья прилипал к лодыжкам. И при виде этого у Спенсера пересохло во рту.

— Послушай, — произнес он, зашагав рядом с Амелией. — Ты можешь появляться в конюшне, когда захочешь, просто не нужно приходить туда в одиночку. Та кобыла, которую ты напугала… Она может быть очень опасной. Она не только лягается, но и кусается. В свое время она уже откусила пальцы тому, кто за ней ухаживал.

— А… Так вот, значит, как можно заработать твое расположение. Наверное, если я начну кусаться, ты станешь обращаться со мной лучше.

Теперь рассмеялся Спенсер.

— Ты кусаешь меня с того самого вечера, когда мы впервые встретились.

— Что ж. Это не сработало.

— Что ты хочешь этим сказать? Ведь я на тебе женился, не так ли?

Амелия замедлила шаг, но потом пошла с прежней скоростью. И снова остановилась.

— Да, ты женился на мне. И когда делал предложение, заверил меня, будто тебе нужна герцогиня, а не племенная кобыла. И я, дурочка, поверила, что так оно и будет.

Спенсер воздержался от ответа, потому что еще больше разозлил бы Амелию. Было бы непростительной ошибкой сообщить жене, что в ее устах выражение «племенная кобыла» звучало весьма возбуждающе.

Возмущенно фыркнув, Амелия продолжила путь к дому. И Спенсер вдруг понял, что эта беседа начинает ему нравиться.

Амелия ревновала. А ревность и страх совсем разные чувства. Амелия хотела сказать, что хочет от него больше, а не меньше. Она пришла на конюшню, потому что искала его. Ведь, по ее собственному признанию, она думала о нем весь день.