— Я… я приношу тебе свои извинения за тот случай…

— Забудем об этом.

Возникло неловкое молчание.

— Я скучаю по тебе, Люба, — вдруг прорвало его.

— Я тоже, хоть и понимаю, что зря.

Он опять на миг лишился дара речи.

— Знаешь, я вот о чем подумал… Я сейчас на несколько дней в Нью-Йорке…

— Рукой подать.

— Три часа лету на «конкорде».

Снова повисла пауза.

— Прилети ко мне, Дэнни. Я хочу видеть тебя.

— Но я смогу выбраться не раньше уик-энда.

— Но уж и не позже.


ЛОНДОН.


Люба на самом деле обрадовалась ему. Она развесила его вещи, достала из чемодана пижаму и умывальные принадлежности.

— А где Магда?

— Магда была одной ногой на том свете. Еле выкарабкалась.

— Что ты говоришь?..

— Но сейчас ей гораздо лучше. Она в Уэймаусе, с нашими друзьями.

— Жаль, что мы не увидимся.

— Она тоже будет жалеть… В Португалии она сильно увлеклась тобой.

— Неужели? — Дэнни всматривался в ее лицо, но оно было непроницаемо.

— Ну, умойся с дороги, я приготовлю тебе поесть. Я, конечно, не такая искусница, как Магда, но все же…

— Прекрасно. Помочь тебе на кухне?

— Я очень надеюсь, что ты мне поможешь в спальне, — засмеялась она. — Давай, Дэнни, освежись и налей себе чего-нибудь.

Дэнни оглядывался по сторонам — в прошлый раз он ничего не успел рассмотреть, да и было темно. Ему нравилось здесь, в этих маленьких опрятных комнатках с геранями на окнах. На столе стояли фотографии Любы и Магды — одна старалась выглядеть старше своих лет, другая — моложе, но обе были очень хороши. Должно быть, в Кракове они пользовались большим успехом. Он наполнил свой стакан и прилег на ковер.

Люба внесла две зажженные свечи, поставила их на стол, а верхний свет выключила.

— Я рада, что ты здесь, Дэнни.

— И я рад. — Он растянулся на ковре, поставив стакан на пол. — Ну, давай сказку.

Люба расхохоталась так, что на глазах у нее выступили слезы.

— Лететь за три тысячи миль, чтобы послушать сказку?

— Ты мне зубы не заговаривай. Я жду сказку. Или быль.

Люба вытерла глаза и покачала головой:

— Ты совсем не изменился.

На кухне загудел таймер духовки.

— Что ж, тебя спас петушиный крик, но история за тобой.

Пока она возилась на кухне, Дэнни продолжал осматривать комнату. В углу он заметал несколько холстов, повернутых к стене. Он вытащил один и не смог удержаться от восклицания.

Люба высунулась из кухни.

— Боже мой, Португалия! — он глядел на картину: два силуэта — мужской и женский, позади — темно-красное небо в блестках бесчисленных звезд, отражающихся в морских волнах. Дэнни рассмеялся.

— Что тут смешного? — обиделась Люба.

— Да нет, это не смешно, это потрясающе, Люба! Ведь это же мы с тобой! Но где же комета?

— Поставь, пожалуйста, на место, — она вернулась на кухню. Дэнни видел из комнаты, как она, стоя у стола, принялась нарезать хлеб.

— Это очень здорово, — сказал он, подойдя. — Ты-то хоть понимаешь, какой у тебя талант?!

Люба не привыкла к похвалам, тем более что никому, кроме матери, не показывала свои работы. Она растерянно стояла посреди кухни с ножом в руке и не знала, что сказать. Дэнни осторожно взял ее за подбородок и поднял ей голову. Она залилась краской.

— Люба, на моей памяти ты первый раз краснеешь, — воскликнул он в изумлении.

— Просто их никто пока не видел…

— Я потрясен: ты, можешь, не моргнув глазом, разгуливать голой перед кем угодно, а стоит похвалить твои картины — краснеешь.

— Ты не понимаешь… Это — очень личное, — она отвернулась. — Иди в комнату, ты мне мешаешь.

Дэнни, вернувшись в гостиную, принялся вытаскивать и расставлять вдоль стен холсты. Они восхищали его все больше и больше — в каждом чувствовался яркий и необычный талант. Вдруг он замер, глядя на скачущего в высокой траве серого в яблоках жеребца с человеческой головой.

Вошла Люба, неся две тарелки супа.

— Дэнни, я прошу тебя, оставь это. Давай поедим.

— Но это же я! Ты сделала из меня сатира? Или кентавра?

— Я не знаю, кто это, — она избегала его взгляда, делая вид, что раскладывает салфетки.

— В греческой мифологии — это нечто вроде божества. Половина тела у него — человеческая, половина — звериная. Это символ сексуальной необузданности.

— Я об этом не думала. Ешь — остынет.

Дэнни поднес ко рту ложку, не сводя глаз с полотна.

— Знаешь, кого он мне напоминает? У нас на ферме был такой конь. И я до сих пор помню, как он покрывал кобылу… Я тогда в первый раз увидел это и даже не сразу понял, что происходит. Мы с сестрой смотрели как завороженные, покуда мать не… — он вдруг замолчал.

— Ну, продолжай! Что с тобой?

— Нет, я что-то разболтался — суп стынет.

— А где это было?

— Что было?

— Ну, где была ваша ферма?

— Э-э… в Сиракузах.

— Большая?

— Нет, не очень.

— А лошадей держали много?

— Да что ты меня допрашиваешь?! Дай поесть.

Но есть ему не хотелось, и через минуту он отложил ложку. Он опять зашел слишком далеко. И как это каждый раз удается ей выведывать у него самое сокровенное?

Любу эта быстрая смена настроений расстроила. Что-то его явно угнетало, и суп ему не понравился. Она из кожи вон вылезет, но узнает, что с ним.

* * *

Сквозь сон Дэнни услышал звонок в дверь, открыл глаза и увидел рядом с собой Любу. Поджав ноги по-турецки, она в чем мать родила сидела на кровати и пила кофе.

Звонок повторился.

— Кто это?

Люба сделала еще глоток.

— Рик.

— Какой еще Рик?

— Мальчик из газеты, помнишь — я тебе о нем говорила. Сегодня воскресенье, он пришел за абонементной платой.

Звонок стал непрерывным.

— Какой настойчивый юноша, — сказал Дэнни.

— Да, это есть. Лучше я его впущу.

Люба, даже не подумав надеть валявшийся на полу халат, пошла к дверям. Дэнни слышал, как она спросила в «интерком»: «Ты, Рик? Заходи». И щелчок.

Он тоже сел в постели и глотнул кофе. Может быть, надо одеться? Или хотя бы натянуть пижаму? Он прислушивался к доносившемуся из передней разговору и чувствовал себя крайне неловко.

— Рик, — весело говорила Люба, — как хорошо, что ты пришел.

Слов Рика он не разобрал.

— Ты меня разбудил. Я прямо из постели, видишь — встречаю тебя в чем была, даже халат не успела надеть. Хочешь кофе?

— Не, спасибо, — ответил высокий юношеский голос с простонародным выговором.

«До чего же глупо, — подумал Дэнни, — сижу голый и подслушиваю». Впрочем, голоса смолкли. Потом раздался горловой смешок Любы и ее голос: «У меня в гостях мистер Деннисон».

— Чего?

— Ты же хотел с ним познакомиться. Давай заходи.

— Не…

В дверях спальни появилась Люба, ведя за руку высокого тонкого подростка. Дэнни не поверил своим глазам — он тоже был совершенно голый. «Боже, — подумал он, — откуда у этой женщины такая власть над людьми?»

— Дэнни, познакомься, это Рик. Он мечтает стать актером. Как ты считаешь, у него есть данные? — Люба говорила таким тоном, словно все трое были одеты и беседа происходила на званом обеде.

— Привет, Рик, — сказал Дэнни, стараясь вести себя непринужденно.

— Здрасьте, мистер Деннисон, — пробормотал мальчик, стараясь прикрыть свою наготу.

— Он поддерживает форму, бегая по подписчикам и выбивая из них деньги, — продолжала Люба. — Хорошо сложен, правда?

Дэнни открыл рот, но ничего не сказал, а с губ Рика сорвалось что-то нечленораздельное…

А ведь он еще маленький, он подрастет… — она двусмысленно улыбнулась и кончиком языка провела по губам. — Мы с ним большие приятели, правда, Рик?

Он выдавил из себя что-то похожее на «да», а она обернулась к Дэнни:

— Пожалуйста, Дэнни, помоги ему. — И снова повернулась к Рику. — Он очень милый и мне нравится.

Воцарилось молчание.

— А знаешь, что ему нравится? — она взяла с ночного столика ампулу с амилнитратом, мгновенно вскрыв, смочила им вату и сунула ее под нос Рику. Тот глубоко вдохнул. — Вот это. Мне тоже. — Она потянула мальчика на кровать, и он оказался между ними. — А ты не хочешь попробовать? — Люба протянула ампулу Дэнни.

Он почувствовал, как покалывающая, словно иголочками, теплая волна стала разливаться от головы по всему телу. Рик лежал рядом, глубоко дыша, напряженный член торчал вертикально.

— Красиво, правда? — прошептала Люба, нежно дотрагиваясь до него.

Потом она взяла руку Дэнни, вложила в нее твердый, подрагивающий член мальчика, и прикосновение это было неожиданно приятным. В затуманенном сознании мелькнуло ощущение, будто он ласкает себя самого.

— Я знаю, Рик, чего ты хочешь, — с почти материнской интонацией сказала Люба и придвинулась к мальчику так, что сосок ее груди оказался у него во рту. Она достала вторую ампулу. Дэнни глядел, как губы Рика впиваются в ее грудь.

— Хорошенький, да? — Дэнни и Люба вдохнули одновременно, ее язык скользнул между его губ, а потом она мягко потянула его голову вниз, к упругому юношескому члену Рика, и он оказался во рту Дэнни. Рик тихо простонал. «Что я делаю?» — подумал Дэнни, но не остановился. Люба поднесла ему под нос ампулу, он снова вдохнул, испытав необычайное возбуждение, и, встретив взгляд темных глаз, сказал:

— Я хочу видеть… как ты… с ним.

— Да… — она перевернула Рика, потянула его на себя, одновременно обхватив губами член Дэнни.

Точно электрический разряд пробил все три соединенных тела. Дэнни, откинувшись к спинке кровати, смотрел, как ритмично двигаются округлые ягодицы Рика между раскинутых ног Любы.