Вскрыл его — несколько страниц юридических документов, заполненных витиевато-невразумительными словесами, которыми любят изъясняться дорогие адвокаты. Документы об удочерении. Все места, где должна стоять его подпись, аккуратно помечены синим крестиком, а эти страницы переложены закладками. Тут же красовались угловатые росчерки Джи-Эл. Заметил Дэнни и каллиграфически выведенную фамилию дочери — такой почерк вырабатывают в закрытых частных школах.

Он прилег на диван. Какая сволочь! Здесь чувствовалась привычная хватка опытного дельца, умеющего манипулировать средствами, добиваться выгодной сделки и давить конкурентов. Для него Патриция товар, который надо перехватить, проведя эффектную комбинацию, а кого в этой игре раздавят, тоже вполне понятно.

У него засосало под ложечкой, когда он увидел четко напечатанное «ПАТРИЦИЯ Д. СТОУНХЭМ». Но все-таки — «Д.»! Эти крохи ему решили сохранить. Если он подпишет, то своими руками отдаст Джи-Эл все права на Патрицию, откажется, отречется от нее! Зачем это нужно Стефани? Как уговорил их обеих Стоунхэм, чем улестил?

Чувствуя, как голова идет кругом, он снова взял стопку бумаг и заметил среди них пустой конверт с заранее надписанным адресом конторы. Вот молодцы! Предусмотрели каждую мелочь! Джи-Эл ничего не оставляет на волю случая. Ему нужно только, чтобы вслед за синим крестиком стояла подпись бывшего зятя.

Нет, черта с два! Не дождетесь! Это вам не на бирже играть!

Он скомкал документы, швырнул их в мусорную корзину. Было нечем дышать. Он открыл окно, набрал полную грудь воздуха. Через дорогу, в Гайд-парке стайка девочек собиралась бежать наперегонки, родители со смехом подбадривали их. Дэнни не в силах был смотреть на их счастливые лица.

Он снова бросился на диван, зарылся головой в подушки. Интересно, что сейчас делает Патриция — сидит на уроке, катается на лошади? Или, может быть, пошла гулять? Он представил ее среди этих готовящихся к старту девочек, а себя — среди родителей, за финишной ленточкой. Вот она вырывается вперед, и он кричит, поддерживая ее. Девочки скрылись из виду, а когда появились, Патриции среди них уже не было. В стороне он увидел черный лимузин Джи-Эл, вот он тронулся с места, и в окошке показалась рука. Патриция машет ему на прощанье или зовет за собой? Другие девочки уже у самого финиша, и среди них — улыбающаяся Люба. Раскинув руки, она бежит прямо к нему…

Зазвонил телефон.

Звонок был длительный, резкий, настойчивый, требовательный.

— Мистер Деннисон, это ваша жена из Рено, штат Невада, — услышал он в трубке голос телефонистки.

Он взглянул на часы: в Неваде сейчас пять утра. Должно быть, у Стефани лопнуло терпение.

— Соедините.

— Дэнни?

— Да, Стефани, это я.

— Я несколько дней не могу до тебя дозвониться, — по голосу он понял, что она пьяна.

— Я был в Португалии на съемках.

— А в Португалии, что ли, телефонов нет? — И без перехода: — Я просидела в этом дерьмовом городке полтора месяца, и мне здесь ост… осточертело.

— Кто тебя держит? Уезжай. Мне развод не нужен. Достаточно нашего соглашения жить врозь — оно же оформлено юридически?

— А папа говорит, что если я не расторгну брак, он не даст ни цента.

— Ты сама решила жить с таким папой.

— И чего он постоянно пристает ко мне?

— Спроси его.

— Он со мной не разговаривает.

— А ты не пробовала позвонить ему в трезвом виде?

— Я и сейчас трезвая! — завопила она.

Дэнни знал, что спорить бесполезно. В трубке послышались всхлипывания.

— И Патриция тоже не желает со мной разговаривать… Он ее настроил против меня. Он ее возит по всему свету, заваливает барахлом. Испортит окончательно…

— Стефани! — рявкнул он, и жена замолчала. — Если бы ты не напилась в стельку, то помнила бы, кто подписал бумагу об удочерении!

— Он… он угрожал мне, Дэнни… Обещал отдать меня в клинику… в психушку. Говорил, что я не мать. Я совсем запуталась, Дэнни… Приезжай сюда… Вытащи меня из этого дерьма. Дэнни… Прошу тебя.

Раскаиваясь, что повысил голос, он попытался успокоить ее:

— Стефани, еще очень рано, поспи немного, будет лучше.

— Не желаю я спать!

— Ночью люди спят.

— И видеть не могу эту гестаповку, которую он мне навязал в компаньонки!..

— Ложись, ложись, Стефани.

— Она мне шагу не дает ступить!

— Позови доктора, Стефани.

— Не нужен мне никакой доктор!

Дэнни повесил трубку.


СИРАКУЗЫ, НЬЮ-ЙОРК.


Плотный мужчина в клетчатом костюме вошел в сиротский приют Св. Иоанна, пересек вестибюль и снял шляпу, прежде чем постучать в дверь директрисы.

Высунулась молоденькая монахиня.

— Чем могу служить?

— Мне нужно поговорить с матерью-директрисой.

— Как о вас доложить?

— Мистер Маккрейчен, — он достал из кармана большой белый конверт. — Я представляю интересы Стоунхэмовского фонда.


ЛОНДОН.


В понедельник утром в павильоне царила атмосфера всеобщего благодушия, как будто от этого группа могла скорее оказаться дома, под калифорнийским солнцем.

Даже на лице Брюса Райана играла улыбка. В руках он вертел номер «Голливуд-репортер» и всем показывал статью о новом бестселлере Сидни Шелдон.

— Читал? — спросил он Дэнни. — Я приобрел права на эту вещь.

— Читал. Чудовищно.

— У тебя получился бы из этого хороший фильм.

Фильм действительно мог бы выйти очень недурной, однако Дэнни не был уверен, что выдержит еще одну совместную с Брюсом работу. Надо было отделаться, не нахамив.

— Роль там, конечно, прямо для тебя. Ладно, вернемся домой — обсудим.

— А где эта девица, что так отчаянно клеилась ко мне в самолете? — спросил Брюс по дороге на площадку.

«А ведь Люба и вправду „клеилась“ к нему, — подумал Дэнни. — Да ведь она профессиональная потаскуха», — напомнил он себе и в следующее мгновение понял, что ему надо делать. Взглянув Брюсу прямо в глаза, он спокойно спросил:

— Понравилась?

— Понравилась, — заржал Брюс.

— Получишь.

Брюс схватил Дэнни за руку:

— Что значит «получишь»?

— То и значит. Часов в десять будь у себя в номере. Дверь не запирай. Ложись в постель. Она придет.

— Ты что? Ты это всерьез?

— Боишься дверь оставить открытой?

Оба засмеялись.

Съемки шли необыкновенно гладко, а после обеда Дэнни позвонил Любе.

— Что случилось? Я тебя никак не могла разыскать вчера… Ты что, сердишься на меня за что-нибудь?

— Вовсе нет. Так, возникли кое-какие неполадки. Ты вечером свободна?

— Для тебя я всегда свободна.

— Я пришлю за тобой машину. В девять вечера. Поднимешься в мой номер. Ну, прости, меня ждут. Пока.

* * *

Официант поставил кофейник и чашки на столик у камина и вышел. Дэнни, не умолкая ни на минуту, налил Любе кофе, но она отпила глоток водки. Все это время она молча слушала, что от нее требовалось.

— Дверь будет незаперта. Войдешь, закроешь за собой дверь, станешь в ногах кровати, поглядишь на него и при этом — ни слова.

— Даже поздороваться нельзя?

— Не смеши меня.

Она вздохнула и поднялась.

— У тебя в самом деле много хлопот с ним?

— Он справлялся о тебе, Люба.

Она глотнула прямо из горлышка.

— Поняла? Подходишь и становишься в ногах…

— Дэнни, тебе за целый день не надоело разводить мизансцены?

— Но это важно.

— Ладно-ладно, я слушаю.

— И, не сводя с него глаз, все с себя снимаешь, потом медленно стягиваешь с него простыню и ложишься сверху.

Она поглядела на него с любопытством:

— Ты правда хочешь, чтобы я это сделала?

— Да.

— Только я никак не пойму, зачем тебе это надо.

— Действуй, Люба, все зависит от тебя.

Она сделала еще глоток:

— Номер 8–35?

Он испытующе оглядел ее:

— Верно.

Люба посмотрела на часы:

— Ну, в таком случае — пора. Невежливо опаздывать, — обернувшись на пороге, она послала ему странную полуулыбку и вышла.

Дэнни, услышав стук захлопнувшейся двери, готов был броситься за Любой и вернуть ее. Зачем он это сделал? Чтобы показать Брюсу Райану: эта очаровательная девушка сделает все, что я захочу? Рука его сжала телефонную трубку. Еще не поздно позвонить наверх и все изменить. Но Дэнни не стал звонить. Он должен пройти через это. Чтобы спасти самого себя, он должен применить сильнодействующее средство. Он не может позволить себе полюбить проститутку.

Сняв халат, он растянулся на диване. Закрыл глаза и попытался вызвать в памяти что-нибудь приятное — что угодно, лишь бы забыть о том, что происходит сию минуту.

…Ему было четырнадцать, он играл у полотна железной дороги, проходящей неподалеку от приюта. Плотно обхватив ногами холодное железо высокого столба, он полез по нему наверх, на насыпь, и когда добрался до верху, все тело, точно теплой волной, обволокло неведанным раньше блаженством. Он еще крепче прижался пахом к столбу, закинул голову к синему небу и задергался в сладких судорогах.

— Я чуть не умер, — прошептали его губы.

Он удержался на столбе, медленно сполз вниз, на землю. Руки и ноги не слушались.

Потом он часто прибегал к этому способу самоудовлетворения, и сейчас, лежа в темноте, медленно растирал свой член полотенцем и видел Магду, Любу и себя самого.

* * *

Сколько времени стояла над ним Люба, давно ли она вошла в комнату? Он не слышал ее шагов. Дэнни поспешно натянул на себя простыню.