— И она сдалась?

— Сдалась.

— И приготовила обед?

— Конечно. Но Хаим принес…

— Молчи! Я уже догадался — рыбу!

— Ну, разумеется, рыбу. Огромного окуня.

Дэнни вскочил на ноги и принялся с жаром импровизировать:

— Я так ясно все это вижу! Хаим пошел рыбачить на вечерней зорьке, на этот раз — один. Солнце садится. Хаим чувствует свою вину, корит себя: «Что же я за сволочь такая? Извращенец! Как я мог! Дочь той, которую я люблю! Это никогда не повторится…»

— Ты будешь слушать или нет?

— Буду, но с того момента, когда вы доели окуня. Итак, вторая серия!

— Тогда не перебивай! И вот, когда вино было допито…

— А Магда слегка охмелела… — Дэнни стал расхаживать по берегу взад-вперед. — Эх, если бы я мог завтра же приступить к съемкам!.. Ну все, молчу-молчу! Как же ты осуществила свой коварный план?

— Очень просто. Подошла и поцеловала Магду в губы.

— Отчего Хаим чуть не упал со стула?

— Кто-то, кажется, обещал заткнуться?

— Но неужели ты и впрямь поцеловала ее? По-настоящему?

— Да!

— А она?

— Она попыталась оттолкнуть меня.

— Но не слишком сильно.

— Да, она же выпила, и ей это нравилось.

— А Хаим смотрел?

— «Смотрел» — не то слово. Он не сводил с нас глаз.

Дэнни с размаху опустился на траву рядом с ней.

— А потом?

— Потом я его позвала.

— Нет, от тебя точно надо бежать! Тебе же было четырнадцать лет!

— Почти пятнадцать.

— И тебе нравилось, что все крутится по твоей воле. «Иди сюда», — передразнил он.

Люба усмехнулась.

— Этого я не говорила. Я просто смотрела на него.

— О, черт! Ты же прирожденная сценаристка! Этот сериал — лет на пять! Магду сыграет София Лорен. На роль Любы объявим всеамериканский конкурс! Перепробую сотни девчонок.

— Не сомневаюсь.

— Это же блестящая находка! «Хаим, иди сюда, поцелуй Магду…» Для тебя люди, как марионетки, да? Ты дергаешь за ниточки, и они пляшут, верно?

— А покуда они целовались, я сбросила туфли, стянула с него штаны — и готово дело!

— Какую же удочку надо иметь, чтоб вытянуть такой улов? Не удочку, а целый уд!

Люба поморщилась на эту сомнительную остроту и продолжала:

— Он вошел в раж и только не знал, как и с кого начать. Тут Магда легла в постель.

— Вы ее соблазнили вдвоем!

— Так и было задумано.

— Ну, и как вела себя Магда?

— По крайней мере, не чувствовала, что ей изменили.

— О, Хаим! О, как я завидую тебе! У тебя в жизни не было такой ночи! И у меня, кстати, тоже.

— Это был просто прощальный подарок.

— Может, ты и со мной попрощаешься?

— Пожалуйста! Прощай, Дэнни, — она звонко расхохоталась.

— Ты же понимаешь, о чем я. Давайте представим, что мы трое — в Кракове, в Милане, где угодно!

— Ты, по-моему, сказал, что это пахнет извращением.

— Я сказал? Отрекаюсь от своих слов.

— Хорошо. Я обещаю тебе это. Когда-нибудь, — не сводя с Дэнни глаз, она стала расстегивать на нем рубашку. — Но сегодня я тебя ни с кем не собираюсь делить. — Она положила его на спину и стянула с него брюки.

Потом поднялась, сняла с себя платье, под которым ничего не было. Точеный, как эбеновая статуэтка, силуэт с серпиком новорожденного месяца за правым плечом четко вырисовывался на фоне звездного неба.

Она опустилась на колени, провела кончиками пальцев по мускулам у него на груди, потом медленно скользнула вдоль его тела, ощутила его напряженную плоть, взяла ее в рот, нежно прикоснулась языком. Когда он начал пульсировать, вытащила и медленно ввела в себя, оседлав Дэнни.

— Так хорошо, милый? — шепнула она.

В ответ Дэнни удовлетворенно простонал и начал двигаться под нею.

— Не шевелись! — хрипловато приказала она, поднимаясь и опускаясь в заданном Дэнни ритме. — Не шевелись… лежи смирно… смотри на небо… считай звезды. Только медленно, и не успеешь досчитать до десяти — увидишь, как небосклон пересечет комета, — она тихо засмеялась.

* * *

Потом, когда они вернулись в отель, опустошенный Дэнни растянулся рядом с нею на кровати, глубоко вздохнул и на мгновение задержал дыхание.

— Тебе хорошо? — спросил он.

— Очень, — ответила она.

В темноте Дэнни не видел ее довольного лица: она нашла новый способ доставить ему наслаждение. Он обнял ее, крепко прижал к себе.

— М-м, как приятно… Я чувствую себя в полной безопасности… как тогда, на проволоке, когда я сорвалась, и Йозеф подхватил меня.

— Я тебя понимаю. В детстве я тоже упал — с крыши хлева… Но меня вот никто не подхватил. Сестра подняла меня, привела домой, уложила. Как хорошо, когда о тебе заботятся…

— Говори, говори… — сонно прошептала Люба.

Он поцеловал ее волосы. Она придвинулась еще ближе, обняла его и уснула.

А Дэнни не спалось. Он хотел рассказать ей — рассказать, что она вселяет в него уверенность, вызывающую в памяти события и лица, сорок лет пролежавшие под спудом запрета. Как много хорошего было в его жизни — почему же он сам себя лишил этого? Это она, Люба, заставила его захотеть вспоминать. Почему ей это удалось? Потому что она похожа на Рахиль?

Какая странная, ни на кого не похожая, окутанная тайной женщина! Она то шокировала его откровенностью, то трогала своей ранимостью и душевной тонкостью. Она всегда была честна и неизменно говорила то, что чувствовала и то, что думала. Слова «стыдно» в ее словаре не существовало. А он с этим словом ложился и вставал…

Глава XI

1987.

ЛОНДОН.


Лиссабонское очарование померкло и растворилось в грохоте турбин. «Боинг» английской авиакомпании взял курс на Лондон. Финальные сцены должны были доснимать в Пайнвуде: еще неделя — и все.

Дэнни опустил на колени переплетенную тетрадь сценария, откинул спинку кресла, закрыл глаза, притворяясь спящим. Однако всем своим существом он ощущал рядом присутствие Любы.

Чувство, которое он испытывал к ней, оказалось более глубоким и сильным, чем думал Дэнни, и он не мог с ним совладать. Люба внушала ему страх. Каким-то образом она сумела нащупать брешь в возведенной им стене, усыпить его бдительность и снять часовых — слишком хорошо и легко ему было с ней. Само собой вышло, что он рассказал ей и про миссис Деннисон и про то, как свалился с крыши хлева… Он готов был рассказать ей все.

Начиналось это по-другому: говорила она, а он слушал. Что ж, он сам изменил правила игры. И теперь Люба знала то, что в целом мире не знал ни один человек, и собиралась выведать еще больше.

Он открыл глаза и заметил, что Брюс Райан, сидевший через проход от них, оценивающе рассматривает Любу. Перехватив взгляд Дэнни, он подмигнул. Люба подмигнула в ответ, потом повернула голову к Дэнни, который опять углубился в сценарий.

— Не обращай на него внимания, — сказал Брюс. — Кроме работы, его ничего не интересует. Вообще подозреваю, что он не знает, куда вставляют…

Дэнни пропустил эту подначку мимо ушей, досадуя, что Люба вступила в разговор с Брюсом.

— А ты-то знаешь? — продолжал тот.

— Я-то знаю, — ответила Люба.

— Да, пожалуй, ты-то знаешь.

Дэнни краем глаза наблюдал за ними, вспоминая заигрыванья Брюса на вечеринке у Адолфо. Но в эту минуту хорошенькая стюардесса принесла актеру выпить, и он переключился на нее.

— У тебя еще много работы, Дэнни? — спросила Люба.

— Не очень, — отозвался он, не поднимая головы.

Она внимательно поглядела на него. Казалось, он углублен в чтение, и лишь пульсирующая на виске жилка показывала, как он напряжен. Что-то опять мучило и угнетало его. Как будто и не с ним лежала она прошлой ночью на берегу.

С того дня, как начался их роман, она так много рассказала ему, хоть и старалась поначалу сдерживаться. Но он был ненасытен и настойчив и хотел знать все. И чем больше она рассказывала, тем сильнее увлекала ее возможность раскрыть ему тайны, о которых знали только они с Магдой. У нее возникла потребность в этих откровениях. А под конец и он стал изливать ей душу.

* * *

Из Хитроу Дэнни отвез Любу к ней домой. Пока шофер вынимал из багажника чемоданы, он осторожно провел губами по ее щеке:

— Не забудь поцеловать за меня Магду.

— Не забуду, — кивнула она и, опершись о крыло лимузина, подняла к Дэнни лицо, загоревшее и посвежевшее под португальским солнцем. Ветер трепал ее волосы, лукавые искорки мелькали в глазах. «Боже, — подумал Дэнни, — она ко всему еще и красива».

Он достал из кармана конверт.

— Что это? — ее улыбка исчезла.

— Немного денег, я же знаю — тебе сейчас нужно…

— Дэнни. С тобой я сплю не за деньги. Я люблю тебя.

Дэнни прикусил губу, едва удержавшись, чтобы не сказать «И я тебя». Эти слова так просто и естественно готовы были сорваться с языка.

— Разве ты не понимаешь? — она заглянула ему в глаза. — Я люблю тебя.

Он бережно прикоснулся губами к ее губам:

— Считай, что я их тебе одолжил.

Она стиснула его руку и сейчас же разжала пальцы.

— Я скажу, когда мне понадобятся деньги.

Она ушла, а Дэнни так и остался стоять с конвертом в руке.

* * *

Портье, сообщив, что за последние три дня из Рено четырежды звонила Стефания, вручил ему письма, среди которых был и большой конверт с почтовым штемпелем Лонг-Айленда и столбиком фамилий в углу — из адвокатской конторы. Дэнни почувствовал озноб, сунул письмо в карман и шагнул в лифт, не слыша даже приветствия лифтера. До своего номера он добрался весь в поту, и когда достал письмо, на конверте остались темные следы его влажных пальцев.