— Ну что?

— А ты никогда не пробовал… с мужчиной? Пососать ему член?

— Да ты что?! — воскликнул Дэнни с негодованием. — Как ты могла подумать?

— А что тут такого? Ты думаешь, твоей мужественности это повредило бы?

— Ты это всерьез?

Она опять откинулась на подушку.

— Мужчины очень упрощенно понимают секс и вечно строят из себя то, что испанцы называют «macho» — грубого самца. А вот некоторые надевают женское платье и парик, красятся и вовсе не перестают от этого быть мужчинами. А древние греки вообще считали, что женщины годятся лишь для того, чтобы рожать им детей, настоящая же любовь существует только между мужчинами.

Дэнни не мог с этим не согласиться.

— Дэнни…

— Что?

— Тебе обязательно надо попробовать с мальчиком… Хорошеньким, свеженьким, маленьким члеником.

— Люба, спи, пожалуйста.

* * *

Когда Дэнни уезжал на съемки, Магда с Любой бродили по городу, осматривали достопримечательности, которых в Лиссабоне было так много, или загорали на берегу Тэжу, протекавшей у самого дома. Лиссабон пошел на пользу Магде — она посвежела и порозовела, да и весь мир теперь тоже воспринимала в розовом свете. Люба больше не тревожилась за нее — зато Магда начала тревожиться о судьбе дочери.

— Скажи мне, ты что — любишь его? — напрямик спросила она ее однажды, когда они сидели на берегу, свесив ноги в воду.

— Да нет, просто мне с ним хорошо.

— Я ведь не первый день тебя знаю, Люба. Так у тебя было с Валентином. Теперь тебе ни до кого, кроме Дэнни, нет дела.

— А он тебе не нравится?

— Да не в том дело «нравится — не нравится»! Он через неделю возвращается в Америку, а ты остаешься. Смотри, чтоб не вышло как тогда, с Валентином… Помнишь, как ты горевала?

— А, может, он возьмет меня с собой в Америку!

— Люба, это фантазии!

Люба смотрела, как под ее ногой в воде вздуваются и лопаются пузыри.

— Помнишь нашу пословицу: жизнь без фантазий — что пруд без рыбы?

— Я с тобой серьезно, а ты мне в ответ какую-то чушь несешь. Ой, смотри, Люба, ой, смотри, не обожгись еще раз!

* * *

В воскресенье Адолфо пригласил всю съемочную группу к себе на коктейль. Дэнни настойчиво звал с собой и Магду, но она сказала, что стесняется многолюдных сборищ, а потому осталась дома.

Нуно Адолфо радушно пригласил своих гостей к «Ьоа mesa», шведскому столу на португальский манер, где стояли бесчисленные блюда португальской кухни, а доминировало излюбленное национальное кушанье — запеченная треска. Киношники не заставили себя упрашивать и набросились на еду так, словно несколько дней голодали.

Дэнни хозяин обрядил в какую-то пурпурную хламиду, которую называл «кафтан», встав на цыпочки, расцеловал в обе щеки и шепнул на ухо:

— Любезный сосед, сахарку не угодно ли?

Дэнни засмеялся, бросив взгляд на слонявшегося из угла в угол Брюса Райана. Томясь без своих подлипал, он явно искал им замену. Дэнни собирался было подойти к нему, но тут актер подобрался к Любе и плотоядно похлопал ее по заду.

— Славная у тебя попочка, — услышал Дэнни. «Спятил он, что ли?» — подумал он, и тотчас до него донесся ответ:

— И у тебя недурна.

Дэнни отошел и вскоре оказался в той части дома, где по выбеленным стенам были развешаны необыкновенно яркие, странные и выразительные картины хозяина — слоны на тонких длинных ногах, морские пейзажи со смутными очертаниями человеческих фигур.

Дэнни так увлекся ими, что позабыл о времени и очнулся, лишь услышав за спиной голос Любы:

— Невероятно, а? Невозможно поверить, что все эти чудеса создал этот кругленький смешной человечек. Он — гений. Посмотри, — и, взяв его за руку, она подвела его к полотну, где были изображены ягнята и львы, причем первые были вдвое крупнее. — Какое у него бешеное воображение… Какое буйство цвета! А посмотри на это! — она потянула его к другой картине.

Люба ни за что не хотела уходить, пока вечеринка не кончилась, и сразу после этого вдруг как-то угасла и поникла, словно игрушка, у которой кончился завод.

Домой они возвращались молча — каждый думал о своем. Во тьме мерцал красный огонек любиной сигареты, становясь ярче при каждой затяжке и опять тускнея. Где-то вдалеке выл на полную луну пес. Люба прислушалась, остановилась.

— Что такое? — спросил Дэнни.

— Да нет, вдруг почудилось, что это Блю-Бой.

— Кто это?

— Блю-Бой, моя собака… Нам пришлось бросить его в Милане. Хотела взять с собой, да не вышло. У меня до сих пор стоит перед глазами, как он бился о борт автобуса и выл, выл, выл… Потом автобус тронулся. Это была моя ошибка и мне урок: расставаться с тем, к кому привязался, — слишком больно, так что лучше уж ни к кому не привязываться…

— Ты поэтому отдала Магде пуделька?

Она кивнула. Он обнял ее.

— Вот ты вспомнила Милан, а заговорила о собаке. Что же, друзей из двуногих у тебя там не осталось?

— Почему же, осталось. Только у них был шанс, а Блю-Боя я обрекла.

— Вижу, ты любишь собак.

— Да. А теперь и Магда полюбила. Как она сердилась, когда я приручила Блю-Боя, а вот пришло время — и поняла меня. Твой подарок помог ей. — Люба жадно затянулась сигаретой. — А там, дома, в Калифорнии, у тебя есть собака?

— Нет.

— Заведи себе собачку, Дэнни. Они такие чудные. Всю свою жизнь они ждут, ждут, ждут тех, кого любят. Ждут, когда их выведут, ждут, когда впустят в дом, ждут, когда накормят, Ждут, когда погладят и приласкают. И как они умеют быть благодарными за все! И воздают за добро сторицей. И хотят они только, чтобы им разрешили любить. Ты их бьешь, а они все равно тебя любят.

В доме было темно. Магда уже спала. Они легли и некоторое время лежали неподвижно. Молчание нарушил Дэнни.

— Спишь?

— Нет.

— Знаешь… Мне нравится, когда ты размышляешь, и нравятся твои мысли.

— Правда? — она прижалась к нему теснее.

— Отличные мысли — о собаках, о сексе, о жизни…

Она хихикнула.

— Ничего смешного. Я очень многому научился у тебя, особенно в смысле секса. Каждый раз, когда я с тобой, — все, словно впервые.

— А ты помнишь, как это было впервые?

Он не отвечал.

— Ну, расскажи, расскажи мне…

— Уже поздно, Люба. Давай спать.

— Так нечестно, я же тебе рассказала! Ну, Дэнни-и!.. Может, ты тоже всего лишь играл с большим пальцем?

— Да нет, — засмеялся он, — просто я боюсь, тебя шокирует то, что я тебе расскажу.

— Ты еще не усвоил, что меня шокировать невозможно?

— Ну, ладно. Моей первой женщиной была моя мать.

Ошеломленная Люба подняла голову:

— Не верю. Быть этого не может.

— Ну, я же говорил тебе, ты будешь шокирована. Только она была мне не родная мать, а приемная. Она усыновила меня после гибели моих родителей. Это было чудесно… чудесное знакомство с тем, что такое женщина… — Он отвернулся. — Никогда и никому я не рассказывал этого.

Люба крепче прильнула к нему.

— Дэнни… То, что ты сейчас сказал, очень важно для меня. Ты мне доверяешь. Я верю, что ты никогда и никому не говорил этого. А то, что ты узнал от меня, знаешь ты один.


ТРОЯ, ПОРТУГАЛИЯ.


Когда до конца съемок осталось два дня и группа отправилась в Трою, Магда решила вернуться домой. Ей тут очень нравится, и она сказала, что поездка была незабываемой, но она волнуется о собачке.

Вечером, после обеда, который им подали на веранду их номера, Люба рассказала Дэнни, как она соблазнила Хаима на берегу реки.

— Похоже? — Дэнни показал туда, где текла река Садо, торопясь встретиться с водами Атлантики.

— Дэнни, для объятых страстью все берега всех рек неотличимы друг от друга. Но мы можем проверить, — рассмеялась Люба.

Она сбросила туфли и сбежала по каменным ступеням к реке. Дэнни следовал за ней с бокалом портвейна — лучшего в мире, по словам хозяина отеля.

— И что же предприняла Магда, когда накрыла вас на месте преступления? — спросил он, босиком бредя за нею по прибрежному песку.

— Ничего. Мы два дня не разговаривали, но никаких объяснений Хаима она слушать не стала.

Дэнни засмеялся, пригубил портвейн.

— Да что он мог ей объяснить? Все мужчины в таких случаях лепечут одно и то же: «Прости меня, я виноват, я не хотел; так вышло, она мне напоминала тебя». — Гораздо больше она злилась на меня. И правильно делала. Я же это сделала, чтобы причинить ей боль, а потом мне сразу стало ее жалко.

— И больше она с Хаимом… нет?

— Отчего же? Мы делали это втроем.

— О, Боже! Запущу-ка я первый в жизни порносериал на эту тему! Когда же это вы успели?

— Через неделю или чуть позже.

— И, конечно, по твоей инициативе?

— Пришлось взять все на себя — Хаим робел и стеснялся.

— Робел? — Дэнни швырнул пустой бокал в реку. — Ну да, конечно… Он же просто завел шашни с мамашей, а потом оказалось, что трахнуть надо и дочку.

— Ты будешь слушать, что было дальше?

— Буду, буду, извини, — сдерживая смех, сказал он. — Слушаю тебя в оба уха.

— Он хотел устроить обед по случаю нашей новой жизни…

— Тоже твоя затея?

— А вот и нет! Хаим хотел устроить обед, а я настояла, чтобы происходил он в нашей комнате.

— Нет, ты меня просто пугаешь. От тебя надо держаться подальше, — Дэнни отбежал за песчаную дюну.

Люба настигла его и нежно поцеловала:

— Нет, не надо!

Они сели рядом, на траву. Дэнни незаметно переводил дух — он запыхался.

— И что же Магда?

— Магда отказалась наотрез. Она все еще чувствовала себя оскорбленной. Но я сказала: «Мы уезжаем, Хаим любил тебя и хочет увидеть в последний раз».