Магда начала подъем по крутым и скользким железным ступеням. Добравшись наконец до чердака, она уселась на ящик и заплакала. Последнее слово, брошенное ей полковником по-польски, почему-то особенно больно задело ее. Неужели клеймо проститутки навечно пристало к ней? Джонсон выспросил у нее все бранные польские слова, какие она знала, быстро выучил их — в его устах, с его отрывистым британским произношением они звучали особенно гнусно, жгли раскаленным железом. «Курва» стало его любимым. Если бы он только знал, как это близко к истине! Магда уронила голову на руки. Да, она грешила в Кракове, но сколько же еще ей искупать этот грех?

Раздавшийся за спиной голос заставил ее вздрогнуть:

— Все это — твое, — двумя пальцами, словно грязную тряпку, он держал ее письмо. — Слишком дешевую марку налепила, — саркастически хмыкнул он. — Может быть, сегодня вечером ты соблаговолишь перевести его мне?

Знакомый тугой ком заворочался у нее в желудке.

— Я вижу, ты стала непослушна, — полковник сунул письмо в карман. — А я ведь тебе говорил: никакой Любы больше нет! Нет на свете! Она умерла! Умерла! Умерла! — шипел он ей в лицо.

Боль в животе стала нестерпимой, Магда согнулась, с трудом переводя дыхание, снизу вверх, исподлобья глядя на этого странного, жестокого человека, которого судьба определила ей в мужья. Он стоял на ступеньках, чуть покачиваясь на правой ноге, и осторожно стряхивал пыль со сверкающего носка левой туфли.

Ком в желудке вдруг взорвался. Словно обезумевшее животное, Магда кинулась на полковника, ударилась о него всем телом. Нелепо взмахнув руками, он кубарем покатился с лестницы. Магда, зажмурившись, слышала, как несколько раз стукнулась его голова о железные ступени. Потом она открыла глаза и увидела его маленькое тело, распростертое на площадке следующего этажа.

Магда подождала немного. Полковник не шевелился. Она медленно, задерживаясь на каждой ступеньке, стала спускаться к нему. Из глубокой раны на виске текла кровь — ее собралась целая лужица. Полковник не дышал и был похож на сломанную куклу. И этот человек внушал ей такой ужас?

Магда, сама удивляясь своему спокойствию, почувствовала, как утихла боль под ложечкой. Оглянулась по сторонам. Был «мертвый сезон», и маленькие номера на верхнем этаже пустовали.

Она поспешно вынула из мертвых пальцев запачканный кровью конверт, потом полезла в нагрудный карман, достала оттуда ключ. Побежала в кабинет, отперла бюро, стала рыться среди бумаг, покуда не нашла то, что искала — перехваченную резинкой толстую кипу ассигнаций. Рядом лежала небольшая стопка невскрытых писем — все они были от Любы. Магда сунула то и другое в карман передника и побежала на кухню. Там она схватила очередной ящик мыла и через холл, здороваясь с постояльцами, пронесла его на лестницу.

Подойдя к неподвижному телу полковника, она положила ключ в карман его пиджака, аккуратно застегнула пуговицу. И только потом завопила во всю мочь.


ЛОНДОН.


Серый персидский кот с довольным мурлыканьем свернулся в клубок на подставке для музыкального центра. Люба улыбнулась ему — ничего не вышло из ее решения никогда больше не привязываться ни к какому зверью. Когда Луи сменила квартиру, Люба упросила ее оставить кота ей — и он стал ее постоянным спутником.

Она отступила на шаг, сощурилась. Нет, сходства ей добиться не удалось: она редко писала маслом. Но, может быть, ей удастся вскоре снова увидеться с Дэнни, внимательней приглядеться к его лицу. Какой необычный человек!

Когда из полудюжины девушек, пробовавшихся на этот эпизод, он остановил свой выбор на ней, а потом назначил свидание, Люба подумала, что это нормальная цена: путь к роли неизменно пролегал через постель режиссера. Но даже тогда, несмотря на опьянение, она поняла: Дэнни Деннисон — не такой, как другие. В нем чувствовалась какая-то давняя, но до сих пор саднящая рана, к которой страшно было прикоснуться. Она чувствовала, что обладание ею сделало его еще более несчастным, и все же ей хотелось вновь увидеться с ним.

Она занялась его глазами — как передать этот печальный взгляд? Она снова отступила на шаг от холста. Абрис лица верен, но с его черными вьющимися волосами выходило что-то не то. Люба изобразила Дэнни в виде кентавра — его голова сидела на туловище карусельной лошади, скачущей в густой траве. Ах, вот в чем дело! Несколькими размашистыми мазками она превратила короткие полосы в развевающуюся по ветру гриву.

Люба с нетерпением ждала понедельника — в этот день она снова встретит Дэнни. И, кроме того, в понедельник она получит свою первую роль со словами — всего несколько реплик, но начало положено. Может быть, ей удастся закрепиться в кино. Это гораздо интересней да и выгодней, чем скрашивать досуги развлекающихся бизнесменов. Этим она занималась уже полгода — с тех пор, как приехала в Лондон.

Она навсегда запомнила, как, впервые оказавшись одна, вышла из вагона брайтонского поезда и полноводный людской поток закружил и унес ее. Хорошо, что сохранился клочок бумаги с телефоном Луи. Люба набрала ее номер, но отозвался лишь автоответчик. Она оставила сообщение: «Это Люба, мы познакомились в Уэймаусе. Помнишь ли ты меня? Я в Лондоне, ищу работу. Позвоню тебе попозже еще раз».

Потом подсчитала свою наличность. Билет на поезд стоил ровно четверть ее мизерных сбережений — тех денег, что она с трудом скопила из чаевых. Остального больше чем на два-три дня не хватит. Но Люба знала, что делать, и не собиралась тратить время попусту. Подхватив свой чемоданчик, она вышла из телефонной будки и двинулась к реке.

Чем ближе был порт, тем торопливей становились ее шаги. Она свернула за угол пакгауза и остановилась: у пирса стоял под разгрузкой большой пароход. Двое матросов шли ей навстречу. Люба улыбнулась им, ощутила прежний счастливый подъем.

В эту минуту она почувствовала острую боль в пояснице. Оглянулась. За спиной стояли две женщины в черных мини-юбках и высоких, до бедра, черных сапогах.

— Отскочи, дешевка, — произнесла та, что была повыше, с намазанными пурпурными губами.

Вторая загородила дорогу морякам.

Люба собиралась перейти на другую сторону, но и там наткнулась на угрожающие взгляды двух ярко размалеванных женщин. Да, это будет не так просто, как кажется.

Зайдя в паб, она снова позвонила Луи, и на этот раз ей повезло.

— Ну, конечно, Люба, я тебя помню. Ты где сейчас?

— В порту.

— Боже, как тебя туда занесло?

— Деньги на исходе, вот я и подумала…

— Да ты просто спятила! Вот что, у тебя есть мой адрес?

— Есть.

— Бери такси и приезжай.

Луи встретила ее, как давнюю подругу, усадила на разноцветные подушки, разбросанные по великолепному анатолийскому ковру, напоила горячим чаем, а на недоуменный взгляд Любы со смехом объяснила, что все это подарки «одного турецкого друга».

— Тут есть еще одна спальня, — сказала она. — Поживи пока у меня. Будешь кормить моего кота, а то я дома почти не бываю.

Пушистый «перс» тем временем уютно устроился на коленях у Любы.

Луи налила ей еще чашку чаю и заговорила серьезно:

— Ну вот что, моя дорогая — в порт не больше таскайся. Это плохо кончится…

— Да, я уже столкнулась с какими-то девицами…

— Не в девицах дело.

— А в чем?

— В СПИДе!

— Но я слышала, это опасно только для гомиков.

Луи изумленно вытаращилась на нее:

— Ты что, с луны свалилась? — После чего принялась подробно втолковывать Любе историю вопроса и суть дела. — Помни, надо быть очень разборчивой, — завершила она свою лекцию. — Попросту говоря, чем клиент богаче, тем меньше риска. Потому я работаю в «эскорт-сервис»: там с кем попало дела не имеют, обслуживают только богатых бизнесменов.

Преисполненная благодарности Люба стала работать там же, и вскоре один из ее новых знакомых, высокопоставленный сотрудник «ПАЙНВУД СТУДИОС» устроил ей «проход» — это был еще не эпизод, но уже не массовка. Мир кино восхитил ее, хотя было ясно, что деньги можно заработать только за роль — а не за бессловесное появление в кадре.

Денег между тем требовалось все больше. Луи окончательно перебралась к своему «другу» — японскому промышленнику, — и платить за квартиру приходилось одной Любе. Впрочем, ей нравилось быть хозяйкой в доме — она даже начала называть вторую спальню своей студией.

…Телефонный звонок прервал ее мысли. Может быть, это Дэнни — она дважды звонила ему в отель, но не заставала в номере. Вытерев испачканные красками руки, она побежала в гостиную.

Но в трубке зазвучал голос Дороти из «эскорт-сервис»:

— Мистер Браунер, бизнесмен из Мюнхена. Отель «Савой», номер 5–20. В девять вечера. Сначала поешь.

Эти «свидания» давно уже перестали радовать или хотя бы развлекать — тут вам не Краков, выбирать нельзя, а у врача на освидетельствовании приходится бывать регулярно. Нет, надо держаться за кино: это и приятная смена впечатлений, и возможный выход из положения.

Она повесила трубку, взглянула на часы: — пять. Она так увлеклась портретом Дэнни, что совсем забыла поесть. Надо перекусить. Она тщательно закрыла тюбики с красками, разложила их по местам. Масляные ужасно дороги. Закрыла этюдник и спрятала его на верхнюю полку в стенном шкафу, туда же, где лежали ее работы — карусели, пейзажи, собаки, кошки, бешеные кони. Портретов было мало — улыбающаяся Магда за столом, Йозеф на канате, Валентин на карусели.

Она пошла на кухню, налила себе чая и села у окна, глядя, как блестит под нудно моросящим дождиком мостовая, как торопятся люди под зонтами, как пролетающие мимо автомобили обдают их потоками воды. Любе было уютно и покойно сидеть с котом на коленях, когда за окном такое ненастье… Как хорошо иметь крышу над головой — свое собственное жилье!..