— Почему именно туда?

— Песенка такая есть: «Открой мне свои золотые ворота…» — это про Сан-Франциско. Не слышала? — Люба качнула головой, а он продолжал:

— Я хочу выбраться из этого дерьма, из поганой коммунистической ямы! От возни, которую устраивает «Солидарность», от всех этих стачек только хуже становится, — он облокотился о парапет. — Я хочу войти в золотые ворота, — и громко, так что гулкое эхо понеслось по крепостной стене, снова запел. — Скоплю денег, сорвусь в Вену, а оттуда — в Сан-Франциско.

— До Вены тоже еще добраться надо, — заметила Люба.

— Мне поможет мой дружок, Збигнев, он работает на станции «Краков — Товарный», грузит поезда с экспортом, который мы отправляем в Вену и дальше.

Люба видела, как этот Збиг — приземистый коренастый парень лет восемнадцати — разговаривал с Валентином возле карусели. Он всегда притаскивал с собой то водку, то шоколад, то консервированную ветчину, а Валентин помогал ему сбывать все это на черном рынке.

Они прошли еще немного и оказались в небольшой тенистой рощице. Сердце Любы забилось еще сильней. Это произойдет здесь! Сейчас! Но Валентин взял ее за руку и повел обратно к карусели. Люба была вне себя от разочарования: он ее не хочет! Валентин что-то мычал себе под нос. Заходящее солнце вызолотило купол собора. Разочарование ее исчезло. Валентин не выпускал ее руку. Она стала напевать, вторя его мелодии.

На следующий день она еле-еле досидела до конца уроков. Три часа! Люба помчалась на реку. Обошла карусель кругом. Валентина не было. Расспрашивать его помощника она не решилась. Время шло. Она ждала. Наконец она увидела его и Збига — они были так увлечены разговором, что не заметили ее.

— Это наш единственный шанс, — говорил Збиг. — Охраны нет, войска послали в Гданьск, разгонять «Солидарность»… — он вдруг осекся.

Валентин резко обернулся к Любе — она никогда прежде не видела его таким взволнованным.

— Возьмите меня с собой, — сказала она.

— О чем ты?

— Я же понимаю: вы собрались бежать.

Оба уставились на нее.

— Ну, пожалуйста…

— Риск, — сказал Збиг.

— Мы рискнем.

— Кто это «мы»?

— Моя мать и я.

— Ты что, спятила?

— Женщина средних лет вызовет меньше подозрений… — она глядела на Валентина умоляюще. — Ну, пожалуйста, я хочу быть с тобой.

Валентин, не отвечая, отвел приятеля в сторонку. О чем они говорили, Люба не слышала, но судя по тому, как яростно мотал головой Збигнев, спор был ожесточенный. Наконец Валентин вернулся к ней. Куранты отзвонили пять.

— Ладно, через два часа встречаемся в «Рондо».

— Но вы без меня не уйдете?

— Опоздаешь — уйдем, — жестко ответил Валентин. — В семь часов отходит автобус до Нова-Гуты. И возьми с собой доллары, злотые ни к чему.

Люба понеслась домой, взлетела по лестнице. Магда наводила красоту перед треснувшим зеркалом комода. Люба торопливо выложила ей план.

— Это невозможно, ничего не выйдет, — сказала мать.

— Выйдет! Они все продумали!

— Это очень опасно. Если попадусь — меньше пяти мне на этот раз не дадут. А тебя определят в детский дом.

Люба лихорадочно увязывала свои вещи. Магда вырвала у нее из рук узел.

— Прекрати!

— Другого такого случая больше не будет. Надо успеть на семичасовой рейсовый автобус.

— Люба, пойми, мы не можем так рисковать!

— Ты не можешь — я одна рискну! Решай!

— И зачем только я привезла тебя в Краков, — вздохнула Магда.

Люба, метнув на нее колючий взгляд, выскочила за дверь. Магда облокотилась на комод, прижалась лбом к зеркалу. Неужели дочь уедет одна, бросив ее? По щекам, смывая румяна и пудру, потекли слезы. До отхода автобуса оставался час.

Она взяла себя в руки, торопливо накрасилась заново и пошла к рынку. Там, углядев одинокого туриста, что-то зашептала ему на ухо. Он кивнул, и они свернули в проулок. Деньги нужны.

…Некоторое время спустя она нервно прохаживалась по автовокзалу, заполненному людьми. Уже объявили посадку, а Любы все не было. В панике она купила билет до Нова-Гуты, вскочила в автобус, и он сейчас же тронулся. Магда протискивалась в хвост — и с облегчением перевела дух, когда на заднем сиденье она увидела дочь. Напротив, притворяясь спящими, устроились Валентин и Збигнев. Магда села рядом с дочерью, та сделала вид, что не замечает ее. В растерянности Магда хотела было окликнуть ее, но перехватила ее взгляд, устремленный на милиционера. Но тот просто сел. Люба стиснула руку Магды.

Не прошло и часа, как они добрались до Нова-Гуты. Пробираясь к выходу, услышали какие-то крики, но слов разобрать не могли. Когда вышли из автобуса вслед за остальными пассажирами, поняли, в чем было дело. На площади шла манифестация металлургов в поддержку гданьских забастовщиков. Отряд милиции в шлемах, со щитами и дубинками окружал демонстрантов.

— Это нам на руку, — шепнул Збиг. — Давайте за мной!

Обходя площадь, Люба увидела на высоком постаменте гигантскую фигуру Ленина из черного гранита. Глядел он гневно, словно знал, что они задумали. Люба поежилась. Валентин обхватил ее за плечи и весело фыркнул:

— Прощай, товарищ, больше не свидимся.

Когда подошли к товарной, гудки маневренных тепловозов, лязг колес и буферов заглушили крики демонстрантов. Збигнев вывел всех на какую-то поросшую травой прогалину.

— Деньги достаньте, — сказал он.

Они извлекли свое богатство — доллары, которые должны были обеспечить им свободу. Збиг исчез в темноте.

— А ему можно доверять? — спросила Магда.

— Скоро узнаем, — пожал плечами Валентин.

Они стояли неподвижно, завороженные безостановочным движением стальных поездов вокруг. Вынырнул Збиг и показал им на железнодорожника с фонарем, который шел вдоль товарных вагонов, потом остановился, откатил дверь одного из них и помахал им фонарем:

— Сюда.

Они влезли, и Збиг, забравшийся последним, задвинул дверь. В вагоне было темно, они пристроились на каких-то коробках или ящиках и снова замерли в тревожном ожидании.

— А если… — начала Люба.

— Ш-ш, молчи, пока не тронулись, — оборвал ее Збиг.

В эту минуту дверь снаружи затряслась и громыхнула. Магда и Люба, вцепившись друг в друга, замерли от страха. Но все стихло.

— Запломбировали… — успокоил их Збиг.

— Зачем? — встревожилась Люба.

— Все вагоны на границе проверяют. Если пломба повреждена — отцепляют и досматривают.

— Но как же мы-то выберемся отсюда?!

— Это уж мое дело, не волнуйтесь, мамаша.

От сильного рывка они повалились друг на друга. Поезд тронулся и поехал, набирая скорость. Валентин включил свой фонарик:

— Ну-ка, посмотрим, что у нас в попутчиках… О-о, повезло! Лучшая в мире консервированная ветчина. Сейчас устроим пир на весь мир, — он вынул из ящика банку, вскрыл ее перочинным ножом и стал нарезать ветчину.

— Теперь я знаю, куда девается ветчина, — сказала Люба. — Она тоже выбирает свободу.

Все засмеялись. Збиг достал из кармана бутылку водки, отвинтил пробку и, прежде чем отхлебнуть, провозгласил:

— За Вену! За наш новый дом!

— За Сан-Франциско! — сказал Валентин, прикладываясь к горлышку. Он сделал глоток и передал бутылку Магде.

— За Австралию! — она явно приободрилась и повеселела.

Люба, поднеся бутылку к губам, тихо произнесла, взглянув на Валентина:

— За Австралию!

Выпив бутылку, они громко, заглушая стук колес, спели «Многая лета» в честь своего избавителя Збигнева.

— А далеко до австрийской границы? — спросила Люба.

— Часов десять. Долго еще — можешь поспать, — Збигнев улегся на картонные ящики и положил голову на свернутый пиджак.

Люба скользнула к дверям — туда, где устроился Валентин. Он пододвинулся, давая ей место, и они лежали теперь щека к щеке.

Магда, сидя одна в углу, видела их сплетенные в тела и погрузилась в свои невеселые мысли. Теперь она понимала, почему дочь так ни разу не вышла с него вместе на промысел.

— Ты не жалеешь? — шепнул Валентин.

— Нет, — просто ответила Люба.

— И не боишься?

Люба протянула руку и погладила его лицо.

— Я люблю тебя.

Никогда прежде она не произносила этих слов — только слышала, как в фильмах холеные женщины в прозрачных рубашках говорили их, обращаясь к элегантным мужчинам, не спеша потягивавшим коньяк. А она лежала на твердом полу товарного вагона, подрагивающем на стыках рельсов, среди ящиков с ветчиной. Вагон мотало из стороны в сторону, губы Валентина касались ее лба, бровей, век, носа… Но вот они нашли ее губы, и этот поцелуй был слаще, чем в любом кино.

* * *

Они проснулись от скрежета и лязга колес. Состав замедлял ход. В щели вагона проникал солнечный свет. Все вскочили.

— Тихо! — предупредил Збиг, когда снаружи раздались голоса. — Австро-венгерская граница.

Валентин приник ухом к двери, пытаясь разобрать слова.

— По-каковски говорят? — шепнул Збиг. — По-венгерски?

Валентин пожал плечами.

— По-немецки?

— Не разберу.

Поезд тронулся, и они вздохнули с облегчением. Збиг взглянул на часы.

— Еще два часа — и Вена.

— И что же мы будем делать? — спросила Люба.

— Откроем дверь и попросим политического убежища.

— А дадут?

— Дадут, они добрые. Поместят нас в лагерь для беженцев.

* * *

Прошло еще шесть часов. За стенами вагона по-прежнему было светло. Поезд, казалось, все набирал и набирал скорость. Когда же он остановится? Когда будет Вена? Куда они едут? Все посматривали на Збига, а он — на часы.

— Збиг, где мы? — не выдержала наконец Люба.