— Мистер Джон Тревэнион, — язвительно произнес мальчик. — У него же нет ни гроша, верно?

— Понятия не имею.

— Говорят, проиграл все деньги. Проиграл на скачках.

— Что ж, это его дело, не так ли?

Конан снова промычал что-то с набитым ртом.

— Что?

— Говорят, ему не стоило менять фамилию. Не стоило менять фамилию с Беттсворта на Тревэнион.

— Не имею представления, о чем это ты.

— Ну... Беттсворты всегда были игроками. Так говорят.

Конан открыл набитый полупережеванным пирогом рот и беззвучно засмеялся.

Джереми встал.

— Что ж, я рад, что ты хорошо провел время на этом приеме.

— О да, это уж точно. В два часа ночи Валентин танцевал на столе и свалился оттуда. Мы уж решили, что он сломал шею, но ничего подобного. Он как ни в чем не бывало сел и велел налить себе еще вина.

— Удивительно, что тебя пригласили, ты же еще так молод.

— Не так уж и молод, Джереми Полдарк. Мне скоро семнадцать. В любом случае, я хожу всюду, куда приглашают бабушку.

— Так ее пригласили? — учтиво спросил Джереми.

Конан запихнул в рот еще кусок пирога.

— Я кое-что узнал, это тебя заинтересует.

— Расскажешь в следующий раз.

— Дядюшка Джордж никогда не упускает случая устроить свои дела, правда ведь? Даже на приеме, когда все уже на бровях.

— Понятия не имею.

— Это может тебя заинтересовать, — пробормотал Конан, не переставая жевать. — Это может тебя заинтересовать, если ты влюблен в мисс Кьюби.

Джереми охватило желание схватить мальчишку за шейный платок и придушить.

— С чего ты это взял?

— Ну... — Конан покрутил очки на столе. — Мне просто так показалось. Я видел вас на том музыкальном вечере. И мне так показалось. А потом на скачках. И ходят разговоры то тут, то там.

— Люди вечно болтают. Всего хорошего, Конан. Передай мое почтение своей бабушке.

— Так для тебя это не имеет значения?

— Что не имеет значения?

— В смысле, для тебя не имеет значение, что мисс Кьюби выходит замуж за Валентина Уорлеггана?


II

Джереми добрался до Нампары вскоре после четырех. Несмотря на середину декабря, еще не стемнело. Садящееся солнце тонуло за валами облаков, но над ними небо оставалось божественно прозрачным и тянулось на тысячи миль в высоту, как будто до самого рая. Вдалеке кричали чайки, сверкали крылья, пока птицы исполняли свои одинокие ритуалы. Дым поднимался столбом, в сухом воздухе чувствовался легкий морозец.

Джереми не поехал к конюшне, а просто набросил уздечку Колли на старую сирень и на цыпочках вошел в дом. Джейн Гимлетт как раз собиралась нести канделябр с горящими свечами наверх.

— А, мистер Джереми! Вы меня напугали!

— А где... как там?..

— Хозяин и мисс Клоуэнс в библиотеке. Госпоже сегодня получше, а...

— Что случилось?

— Ох, так вы не слышали! У нас мальчик!

— Боже правый!.. И они здоровы?

— Да, вполне. Госпожа чувствовала слабость, но сегодня ей получше.

— Слава небесам! Отличные новости! Она не спит?

— Госпожа? Нет, она только что попросила свечи.

— А ребенок?

— Спит, я думаю.

— Ступай наверх и скажи ей, что я сейчас поднимусь.

Когда он вошел, Демельза сидела в постели и поспешно причесывалась.

Она была бледной, но ее глаза сияли.

— Что ж, сынок.

Джереми наклонился и поцеловал ее.

— Теперь я не единственный.

— Твой соперник — вон там.

— Ну и ладно. А ты как?

— Молодцом.

— Жара нет?

— Нет.

— Дай-ка, я пощупаю твой пульс.

Демельза спрятала ладони. Джереми подобрал щетку, которую она выронила.

— Ты что, ожидала посетителей?

— Только тебя. Когда Джейн сказала...

— Ты решила приодеться в самое нарядное, да? Для такого важного гостя. Вот ты чудачка!

— Ох, я знаю, — согласилась Демельза. — И становлюсь всё чуднее с каждым днем.

Джереми перевел взгляд на колыбель и обратно.

— Ты не выглядишь почтенной матроной.

— Почему это?

— Недостаточно свирепа. Недостаточно стара.

— В эту минуту, — сказала Демельза, — я чувствую себя очень юной.

— И выглядишь так же.

Она и впрямь выглядела удивительно юной, но хрупкой, как будто поправлялась после серьезной болезни.

— А где папа и Клоуэнс?

— В библиотеке, как мне сказали. Как я понимаю, двигают мебель. Хотя понятия не имею, с какой целью.

— Может, хотят сделать там игровую комнату. Белле это понравится.

— Мне не кажется, что Белла оценила своего нового брата. При виде его она поморщила носик.

— Еще бы, ведь она такая избалованная!

— Избалованная?

— А разве мы все не такие? Кстати, как вы его назовете?

— Мы... Знаешь, Джереми, мы еще не решили.

— А когда крестины?

— Наверное, в Сочельник.

— Что ж, тогда можем несколько дней поразмыслить все вместе. Предложения приветствуются?

— Разумеется! Дуайт сказал, что я должна провести в постели еще три-четыре дня, но я совсем не уверена, что его послушаюсь, и я когда я спущусь...

— Он доволен твоим состоянием?

— А когда Дуайт был доволен? Но думаю, вполне удовлетворен. Утром приходила Кэролайн и сказала, что он вполне удовлетворен, так что я приняла это на веру.

Джереми подошел к колыбели. Он увидел круглую головку, локон черных волос и кулачок, похожий на розовый грецкий орех.

— Ну надо же, — сказал он, — я уже в том возрасте, что сам бы мог стать его отцом!

— Ну надо же, так и есть! А теперь расскажи о своей поездке в Хейл. Она была успешной?

— Ох, это не важно.

— Но я всё равно хочу знать.

Джереми рассказал. Впервые с тех пор как он вошел, он наконец-то расслабился.

— Разве ты не этого хотел?

— Разумеется. Всё идет чудесно.

— Но что-то ты не переполнен энтузиазмом.

— Ох.. наверное, я просто задумался о чем-то другом... К примеру, проект парового экипажа больше не двигается.

— Может, скоро начнет. К тому же война...

— Прекрасные новости. Папа рад?

— Мы все рады! И вздохнули с облегчением.

— Мама, — сказал Джереми, — я купил тебе небольшой подарок.

Она прищурилась.

— Боже ты мой! Но зачем?

— А разве не следовало? Ты только что чудесным образом произвела на свет нового Полдарка. Разве не стоит это отметить?

— Я вовсе не так уверена. Но...

Джереми покопался в кармане и выудил серебряный медальон. Демельза взяла его и развернула оберточную бумагу. Потом перевернула медальон и нажала на замочек.

— Боже ты мой! — повторила она. — Джереми, дорогой, это так мило... Прямо не знаю, что сказать...

— Скажи «спасибо».

— И я это сделаю многократно. Джереми, просто сейчас... я не могу придумать ничего другого...

Демельза потянулась к Джереми, и он ее поцеловал.

— Я надеялся, что мальчик будет рыжим, — сказал он. — Чтобы добавить в медальон новый цвет. Для разнообразия. Как думаешь?

У Демельзы всё поплыло перед глазами.

— Мне не нужно разнообразие, Джереми, но спасибо. Это так заботливо. И девочки согласились дать тебе локоны?

— Только Клоуэнс. Беллу я ограбил во сне.

Демельза хрипло засмеялась.

— Кажется, у меня есть волосы всех вас в детстве, но мне больше нравятся те, что ты положил в медальон. Буду хранить их у сердца.

— Вот-вот, так-то, — сказал Джереми с корнуольским акцентом.

— Они поговорили еще несколько минут, а потом он задул свечи, подбросил угля в камин, бросил еще один взгляд на своего братика, бодро улыбнулся матери и вышел.

III

Он отправился прямо в свою комнату, но даже не взял свечу. Он наткнулся на стул, но потом подошел к окну, отдернул шторы и выглянул наружу. Лишь отблески света на небе бросали вызов наступлению декабрьского вечера. После теплой спальни Демельзы здесь было холодно.

Рассказ Конана Уитворта был мерзким, но убедительным. Он вряд ли это выдумал. Да и рассказ был слишком подробным для выдумки.

Похоже, Конан подошел к сэру Джорджу Уорлеггану до перерыва на ужин, и сэр Джордж грубо его отчитал, а сразу после этого поднялся в свой кабинет на втором этаже в обществе майора Тревэниона. Конан решил за ними подсмотреть. Они закрыли дверь кабинета, и Конан решил послушать через замочную скважину.

— Так забавно, — объяснил он Джереми, — услышать то, что не предназначено для твоих ушей.

К разочарованию Конана, сэр Джордж говорил слишком тихо, но майор Тревэнион всегда говорил громко и очень четко. И, похоже, они обсуждали документ, относящийся к Валентину Уорлеггану и Кьюби Тревэнион.

Речь шла о некоторой сумме, выплачиваемой при определенных условиях, но спор шел об этих условиях и дате платежа. Потом майор Тревэнион сделал замечание относительно «чертова тупого пера». И тут Конан приложил глаз к замочной скважине и увидел, как майор Тревэнион затачивает перо. Потом до него донеслись еще какие-то приглушенные слова и звон бокалов. Конан успел вовремя отскочить от двери, когда они вышли и спустились в зал. Майор Тревэнион засовывал во внутренний карман бумаги.

Джереми хотелось выбросить рассказ мальчишки из головы и уйти, но он понял, что Конану есть и еще что рассказать, и Джереми не сумел решительно встать и уйти.

Конан вошел в кабинет. При свете единственной оставленной ими свечи он поднял крышку бюро сэра Джорджа и обнаружил лежащий внутри документ.