Уинстон Грэм - Танец мельника

Клоуэнс хватали и отпускали, и передавали дальше, сцеплялись горячие руки. Как это отличается от Бовуда! Ее партнерами становились Валентин, Пол, Том, Хорри и старый лорд Деворан, запыхавшийся и стонущий, опять Том, офицер ополчения, два незнакомца, Том, Валентин, Том.

Когда всё почти закончилось и несколько человек уже в истощении привалились к стенам, Клоуэнс охватило странное чувство, словно музыка что-то сообщила ей, не через уши, а через саму ее сущность. Это же танец мельника. Танец мельника. А Мельник, ее мельник, тоже был среди них, как неугомонный дух. Сильный, дерзкий, завораживающий мужчина, весь состоящий из мускулов и сухожилий, умеющий драться и всегда готовый драться, схватить, потребовать, солгать, украсть, если нужно, взять то, что считает своим, обаятельный, эгоистичный, беспощадный.

Он находился где-то среди толпы, рядом с Клоуэнс. И она поняла, почти с ужасом, что так всегда и будет. Как будто она начала выздоравливать и почти забыла о болезни, но вдруг снова заметила зашевелившуюся боль, и она знала, что эта боль неизлечима, угнездилась глубоко в душе, напоминая в самый разгар веселья, что от некоторых недугов нет лекарств.

Джереми провел две ночи у Харви, а третью — у Эндрю Вивиана. В последние месяцы у литейного предприятия Харви возникли серьезные трудности, на них подали иск в Канцлерский суд [17] в Лондоне. В сентябре лорд-канцлер приказал закрыть цех до принятия решения, и это продлилось до начала декабря, когда суд наконец-то вынес решение в пользу мистера Генри Харви. Хотя тяжба возникла в результате разрыва с партнерами, мистер Харви ополчился на «Корнуолльскую медную компанию», своих ненавистных конкурентов, считая, что именно они мутили воду. Одним из акционеров компании был сэр Джордж Уорлегган.

Все три месяца угольный склад, горны и обе вспомогательные мастерские простаивали, как и два корабля, и теперь мистер Харви боролся с долгами и нехваткой оборотного капитала. И потому авансовый платеж за половину стоимости механической лебедки пришелся как нельзя кстати — именно это ему предложил Джереми. А кроме того, по мысли Джереми, так его заказ получит приоритет. Хотя мистер Харви жил с сестрой, дом был полон детей, оставшимися сиротами после смерти его сестры Анны с мужем, скончавшихся несколько лет назад, и у Джереми не было недостатка в общении. Он огорчился, что не удалось встретиться с мистером Тревитиком, и пожаловался на это у Эндрю Вивиана.

— Пусть они и тесно связаны родством по браку, но редко видятся с глазу на глаз, — сказал Вивиан. — Не то чтобы они друг друга невзлюбили, все дело в характерах. Генри очень скрупулезный и добросовестный, настоящий предприниматель, который никогда не испугается рискнуть, если это оправдано его логическими выводами. Ричард — изобретатель, гений в подлинном смысле того слова, чья мысль летает как на крыльях, и ему не очень-то нравится, когда его блестящие идеи пытаются тщательно и осторожно изучить во всех деталях. Я пришел к заключению, что Генри мог бы найти больше общего с Артуром Вулфом, который, хоть и не гений, каковым себя считает, но всё же обладает великолепным умом изобретателя.

Но тем не менее Джереми хорошо провел время и встретился также с Уильямом Симсом и Уильямом Уэстом. Потом Эндрю Вивиан устроил встречу с капитаном Джоэлом Лином, принявшим предложение нескольких шахт выпускать ежегодные сводки о мощностях и эффективности шахтных насосов Корнуолла. Это показало бы возможности этих механизмов и воодушевило бы самих инженеров на дальнейшие разработки.

Лишь полдня Джереми посвятил своему паровому экипажу — пока он не сконструирует и не создаст совершенно новый котел на основе набросков, сделанных мистером Тревитиком во время их последней встречи, не было особого смысла работать над остальными деталями.

Но всё же во время обсуждения двигателей Джереми не покидали мысли о том, что может произойти дома, скорее всего уже происходит, и когда он наконец покинул Хейл, то решил добираться домой по кратчайшему маршруту. За пару дней до отъезда из Нампары он раздобыл локон волос Клоуэнс, кудряшки Изабеллы-Роуз и, конечно же, без каких-либо трудностей — свои собственные волосы. Он отвез их к ювелиру Соломону в Труро, купил серебряный медальон за восемь фунтов и попросил старика-ювелира поместить локоны внутрь, оставив место для еще одного. Он толком не знал, что стоит подарить матери по такому случаю.

Так что по пути ему пришлось сделать крюк и заехать в Труро за медальоном, и Джереми признал, что оно того стоило. Соломон сделал всё элегантно и со вкусом, уменьшив локоны наполовину, но оставив между ними достаточно места, чтобы четко отличать один от другого: темно-медные волосы Джереми, почти как у отца, сияюще-светлые Клоуэнс и по-цыгански черный локон Беллы, значительно темнее материнских, которые часто сияли и привлекали взгляды всех присутствующих.

Лавка Соломона находилась на Сент-Остелл-стрит, а прямо напротив нее — кофейня Блайта. Понимая, что опоздает к ужину, Джереми отправился туда и заказал пирог с голубиным мясом.

Зал был разделен перегородками, и клиенты сидели в относительном уединении. Во время еды Джереми читал имеющиеся в заведении газеты. Он краем уха слышал о победах русских, но пока что не видел об этом ни строчки. Новости оказались потрясающими. Неужели это начало конца? Он также прочитал, что в Ла-Манше и Ирландском море хозяйничают американские приватиры.

— Добрый день, Джереми Полдарк, — произнес кто-то и плюхнулся напротив.

Это был Конан Уитворт.

Джереми познакомился с ним на музыкальном вечере в Каэрхейсе, а до этого и знать не знал.

— А, Конан... День добрый, — учтиво ответил Джереми.

Мальчик решительно занял стул напротив и разглядывал Джереми, а он продолжил трапезу. Подошел разносчик.

— Это вкусно? — спросил Конан, указывая на тарелку Джереми.

— Весьма.

— Тогда и мне принесите. И побыстрее. — Когда разносчик ушел, Конан сказал: — Бабушка у мисс Агар. Она меня отослала, но вовсе не поесть. А мне нужно перекусить.

Джереми промычал и перевернул страницу газеты.

— У меня прыщи, — сказал Конан.

— Что?

— У меня прыщи. Видишь? Некоторые лопаются.

Джереми уставился на прыщавое лицо мальчишки. Его бледная кожа походила на апельсиновую корку. Но и угрей на ней было порядочно.

— В Труро ходит оспа, — заявил Конан, завозившись с очками — он снял их, протер и нацепил обратно. — Особенно на том берегу реки.

— Сейчас самый сезон.

— Бабушка говорит, это потому что черни невозможно сделать прививку, от этого она только заболевает и разносит заразу.

— Вполне возможно.

Джереми запихнул в рот последний кусок пирога.

— Что-то разносчик не торопится, — сказал Конан. Он открыл рот, как будто хотел засмеяться, но не произнес ни звука. — Я ошибся.

— Что? — раздраженно буркнул Джереми, когда его снова отвлекли от чтения.

— Ошибся. Бабушка послала меня за примочкой. «Очищающее средство Соломона от кожной сыпи». Четыре шиллинга и шесть пенсов за пузырек. Она дала мне полсоверена. Я решил, что перекушу и скажу ей, что цена поднялась до пяти с половиной. Понимаешь?

— И что с того?

— Ну так вот, я зашел к Соломону напротив. Средство Соломона в лавке Соломона. Логично же, да? Средство Соломона — лавка Соломона. Но он ювелир. А средство Соломона продают за углом, на Сент-Клемент-стрит, у Харри! Аптекаря!

Конан снова беззвучно засмеялся.

— Пшеница высшего сорта продается на рынке в Труро от тридцать восьми до сорока шиллингов за бушель, — прочитал Джереми. — Но мельники просят от пятидесяти до пятидесяти двух шиллингов и семи пенсов. Правительству следует вмешаться, чтобы мельники не набивали себе карманы.

— Как думаешь, это правда? — спросил Конан.

— Что?

— Поражение французов. Все этому верят, а я — нет.

— Да, думаю, что правда.

Мать мальчика была гувернанткой Джеффри Чарльза, и Джереми помнил ее как застенчивую, тихую и замкнутую девушку, к которой кузен был сильно привязан, а дядя Дрейк — безнадежно влюблен. Как она могла породить подобное создание?

Разносчик поставил на стол еще одну порцию пирога с голубями. Конан снял очки, чтобы лучше видеть, и набросился на еду с жадностью умирающего от голода. Джереми расплатился и начал сворачивать газету.

Конан сказал что-то с набитым ртом, и Джереми не разобрал.

— Что?

— Большой прием в Кардью. Во вторник вечером. Продлился почти до утра. Все были на бровях. Дядюшка Джордж просто взбеленился. Еще бы!

— О чем ты говоришь? В чем дело?

Конан, не переставая жевать, посмотрел через стол на Джереми. Теперь до него наконец-то дошло, что его общество не доставляет удовольствия. Для Конана это было не впервой, но всё равно его это выводило из себя.

— В воскресенье Валентин приехал домой из Кэмбриджа. Ему нужен был предлог, чтобы устроить прием. Поражение французов. Леди Харриет уговорила дядюшку Джорджа. Валентин разослал всем приглашения. Целой толпе народу. Человек семьдесят или больше. Странно, что тебя там не было.

— Я уезжал.

— А твоя сестра там была.

— Клоуэнс? А, она же остановилась во Флашинге.

— И мистер Джон Тревэнион там был. И мисс Тревэнион. И ее сестра мисс Кьюби.

Джереми положил газету обратно на полку. С другой стороны прохода сидели напротив друг друга два фермера и жевали пироги, запивая их элем. Оба не сняли шляп — возможно, чтобы волосы не попали в пищу, потому что ели они руками, отказавшись от предложенных ножей, уткнувшись носами в тарелки, как свиньи в хлеву. Конан оказался в хорошей компании.