А в это время ко всеобщей радости подтвердились последние слухи: из рук в руки переходили специальные выпуски газет, в которых подробно описывалось поражение Наполеона. Он потерял сорок тысяч человек между Москвой и Смоленском. После этого русские атаковали французов во время страшного бурана у села Красное, убили и захватили в плен огромное число врагов, забрали двести пушек. Остатки французской кавалерии и императорской гвардии сражались в арьергарде, чтобы не допустить полного разгрома.

Трудно поверить, но это было написано черным по белому. Официальные депеши были отправлены три-четыре недели назад, это точные сведения, а не слухи и сплетни. Наполеон проиграл. Не его генералы, а он сам: великий маршал, великий гений, колосс, сидевший два десятилетия верхом на Европе, страшилище, пугавшее детей, герой фанатичных вигов, государственный деятель, от чьего слова содрогались народы, сражался в арьергарде вместе со своим жалким и тифозным войском в заснеженной России!

Мероприятие было в самом разгаре: с самого начала обильно лилось спиртное, даже те, кто обычно умеренно выпивал, не побрезговали сегодня опрокинуть лишние пару бокалов в честь праздника; повсюду царил смех.

Большинство гостей Клоуэнс знала — кого хорошо, кого просто в лицо. Майор Тревэнион в охотничьем сюртуке (как и многие другие) вместе с Клеменс и Кьюби; престарелая леди Уитворт со своим прыщавым откормленным внуком; мистер и миссис Клемент Поупы (она — в восхитительном зеленом платье) со своими миловидными, но скучными дочерями; Пол и Дейзи Келлоу; Джон и Рут Тренеглосы с сыном Хорри и трудной дочерью Агнетой; лорд Деворан с распутной, уже чуть постаревшей дочерью Бетти. Леди Деворан много лет никто не видел: даже когда заходили к ним в дом, она всегда пряталась по углам. Присутствовал Эрик Твиди, сын состоятельного стряпчего из Фалмута. Молодой квакер Роберт Фокс. Ну и, разумеется, мистер Том Гилдфорд.

Многих она никогда не видела и предполагала, что в основном они из Фалмута и прелестных маленьких усадеб, скрытых в зеленых долинах между реками Фал и Хелфорд. Гостей было около шестидесяти; на улице низкая луна и фонари освещали большой внутренний двор, покрытый гравием, где повсюду стояли экипажи, лошади и шепчущиеся конюхи.

— Мисс Полдарк, — спросил Том Гилдфорд, — не доставите ли мне удовольствие в такой счастливый вечер?

Они стояли лицом к лицу. Его глаза выражали неподдельную серьезность.

— С радостью, мистер Гилдфорд, если это в моих силах.

— Вы не потанцуете со мной?

Она улыбнулась.

— Ну разумеется, потанцую, если вы расскажете, как это сделать! Тут не только танцоры, но и музыканты сбиваются с ритма! А Валентин, похоже, знай только успевает им подливать.

— Так и задумано. Но разве это важно? Разве нельзя импровизировать? Смотрите, шажок туда, шажок сюда, поворот, и поклон, и... и...

— А потом?

Он говорил и повторял движения. Потом вдруг остановился и засмеялся.

— Давайте попробуем.

— Хорошо, — согласилась она, — попробуем.

Они кружились в танце и хохотали. К счастью, перед отъездом из Нампары Клоуэнс успела захватить алое платье из парчи, которое надевала в Бовуде, поэтому сегодня она выглядела роскошнее остальных. Мистер Гилдфорд был в синем шелковом сюртуке, застегнутом на все пуговицы, кашемировых бриджах, белых чулках и лаковых туфлях. Сэр Джордж искал майора Тревэниона, чтобы завершить одно неоконченное дело, и вдруг остановился, завороженный зрелищем.

Он не знал, что сегодня придет Клоуэнс Полдарк; хвала Всевышнему, хоть ее несносный братец сюда не заявился. С этой женщиной, девушкой, он впервые столкнулся пару лет назад, когда та без спросу рвала наперстянку в его имении на северном побережье, и она всё так же волновала его своей яркой красотой, непосредственностью, простодушием, безупречной кожей. То обстоятельство, что она не слишком стройна, придавало ей вид спелого персика, небольшого, но всё же вполне зрелого, чтобы сорвать его с ветки. А с ней племянник Деворана. Маленькая чертовка наверняка обручена или уже замужем; а если нет, то ее надо в срочном порядке выдать замуж и убрать с глаз долой; неужели она и вправду такая невинная, какой кажется в танце?

Обеспокоенный, он двинулся было прочь. Вдруг в его руку кто-то вцепился.

— Дядюшка Джордж!

Это был Конан Уитворт, высокий, грузный юноша с поросячьими глазками и короткими мышиными волосенками.

— Да? — Джордж терпеть не мог, когда этот шестнадцатилетний юнец без всякого на то права называл его дядюшкой.

Конан был в коричневом бархатном сюртуке, сорочке с тяжеловесными желтыми кружевами и черном шейном платке. Превратится ли он во франта, каким был его отец? Пока что нынешний облик свидетельствовал об обратном.

— Бабушка говорит, раньше девяти ужин не подадут. Пришлось остаться без обеда, чтобы успеть сюда вовремя, а этими печеньками вряд ли наешься.

— Ничего, от голода не помрешь, юноша, — рявкнул Джордж, — ждать всего час. Лучше займись чем-нибудь полезным для здоровья, чтобы отвлечься.

С этими словами он двинулся прочь.

Конан долго таращился в спину Джорджа и ковырял прыщ на лице. Голос позади него насмешливо передразнил:

— От голода не помрешь, юноша.

Это оказалась маленькая Урсула Уорлегган, хотя уже не такая маленькая и тоже не худенькая, одетая в зеленое бархатное платье.

— Чего тебе надо?

— Ты слышал, что сказал папа! Займись чем-нибудь полезным для здоровья, чтобы отвлечься!

— Я бы занялся чем-нибудь полезным, например, избил тебя палкой, — сказал Конан.

— Только тронь, — ответила Урсула. — Только посмей меня хоть пальцем тронуть, и я заору громче оркестра. Давай, попробуй! Тронь только пальцем.

Конан протянул короткий указательный палец. Урсула уже приготовилась кричать.

— Я не собираюсь тебя трогать, — презрительно усмехнулся Конан, — это только воздух. Видишь, как я провожу пальцем совсем рядом с твоим носом!

Урсула хотела ударить его по пальцу, но промахнулась — Конан успел отдернуть руку.

— Большая жирная жаба! — обозвала его Урсула.

— Мелкая жирная жаба, — не остался в долгу Конан.

— Вот пойду и скажу маме, чтобы она спустила на тебя собак.


И убежала.

— Она тебе не мама, — сказал Конан, но та, похоже, не расслышала.

Пока она уходила из комнаты, он стоял в нерешительности, глядя ей вслед, и хотел было двинуться за ней, но вдруг передумал и ленивой походкой направился в сторону сэра Джорджа...


***


— Сколько времени вы пробудете у миссис Блейми? — спросил Том Гилдфорд.

— О, я могу вернуться домой в любой момент, — ответила Клоуэнс, — мы так договаривались.

— Но Валентин сказал, что вы живете недалеко от Сент-Агнесс на северном побережье.

— Это верно.

— Можно мне тогда вас навестить?

Они пытались танцевать под музыку, сбивались с ритма и смеялись.

— Так можно мне вас навестить?

— Надеюсь, Валентин придет к нам в гости.

— А можно ли мне просто навестить вас, с Валентином или без него?

— Моя мать... Ох, эта музыка! Что они будут исполнять после ужина?

— Ваша мать?

— Она вот-вот должна родить пятого ребенка. У нас в семье, скорее всего, начнется легкий беспорядок.

— Я не стану обращать внимания на беспорядок.

— Не станете, правда? Тогда милости прошу. Если конечно... с моей матушкой всё будет в порядке.

— А разве может быть иначе?

— Она болеет, и это так на нее не похоже... Вас, наверное, удивляет, что меня нет с ней рядом, но она сама так велела... ей лучше, когда мы с братом ей не мешаем.

— Тогда, возможно, вы захотите, чтобы я сообщил в письме о своем прибытии?

— Это вряд ли понадобится. Скорее всего, я уже буду обо всем знать еще до отъезда.


III

Ужин появился и исчез — в буквальном смысле. Харриет удвоила первоначальные распоряжения Джорджа и теперь с улыбкой смотрела на пустые тарелки и блюда, случайно оставшийся кусочек пирога и целый полк пустых бутылок, ждущий возвращения в казармы. Джордж что-то раздраженно буркнул, и она рассмеялась.

— Разбить яйцо, Джордж, — единственный способ приготовить омлет. А можно ли представить более подходящий случай для... для омлета?

Он не понял, о чем она, и сомневался, что она сама понимает. Джорджу не нравились пьяные женщины, в особенности жена. С Элизабет такого никогда не случалось. На поведении Харриет это не сильно сказалось, ее низкий протяжный голос стал чуть более резким, прекрасные глаза горели, как иногда бывало перед занятиями любовью. Но для таких удовольствий всё равно не было возможности, даже если бы ей захотелось, потому что дом кишел беснующимися людьми, и они не собирались расходиться до глубокой ночи.

Перед ужином оркестр сыграл «Боже, храни короля», и еще раз после него, и все подхватили нестройным хором, но ко всеобщему удовольствию. Некоторые дамы расплакались. Весь дом наполнился глупым, сентиментальным и чувствительным патриотизмом, как будто это британцы одержали победу, а не русские, как будто войне настал конец, в чем Джордж сильно сомневался — Бонапарт и французы обладали непомерными возможностями собраться с силами, так что была ли эта победа столь полной, какой казалась? Ни русским, ни немцам, ни полякам, ни австрийцам, ни испанцам до сих пор ничего подобного не удавалось.

С отвращением оглядывая толпу вокруг, Джордж стал размышлять о другом. Если по какой-то случайности это и впрямь означает конец войны, он ничего не приобретет. Насколько было бы лучше настоять на тех масштабных и рискованных вложениях на севере, чем полностью потерять их в прошлом году!