— Знаю, что ты уезжаешь рано утром, — сказала Верити.

Он огляделся.

— Вот кресло.

— Нет, сядь сам. Я заметила, ты снова хромаешь. А я сяду вот тут, — Верити уселась на кровать. — Как я рада за Демельзу!

— Да уж. Она тоже рада.

— Росс, не переживай ты так. Для этого я и пришла. Вот бы у меня родились еще хотя бы двое детишек! Но этому не суждено было случиться. А тебе очень повезло!

— Вот и увидим под Рождество. Она-то, конечно, будет сама не своя от счастья... — Он помолчал и улыбнулся. — Большая радость, да?.. Да, так оно и есть, не правда ли — пусть даже в виде крошечного комочка. Все женщины это чувствуют.

— Ты сам это почувствуешь.

— Уже сейчас я порой нахожу в детях отнюдь не только радость!

— Расскажи мне о возлюбленном Клоуэнс. И о Джереми.

Они поговорили какое-то время, и Росс спросил:

— А что Эндрю-младший? Говоришь, он сегодня не в море, но и ночует не дома. Это заметно по твоему голосу. И взгляду отца. У вас тоже проблемы?

— Что ж, да.

— Может, это просто привычка? Раньше беспокоилась о безопасности одного Эндрю, теперь — другого?

— Нет. Не совсем. Хотя об этом я тоже тревожусь. Но сильнее всего — когда он на берегу.

— Где он этой ночью?

— В Кардью, скорее всего.

— С Уорлегганами?

— Да. Или у них в Труро.

— Ты из-за этого так тревожишься? Сам бы я туда, разумеется, ни ногой, но Джереми с Клоуэнс ездили, и ничего не случилось. Их позвал Валентин.

— С Валентином-то он и дружит.

Росс стянул с шеи платок, свернул его и положил на стол рядом с креслом.

— Я не знал, что вы виделись с кем-то из них после смерти Элизабет.

— Нет, я не виделась. Мы не виделись. Меня никогда не интересовала жизнь Джорджа, а Джеффри Чарльз всегда был далеко... Но около года назад Валентин к нам заехал, когда Эндрю был дома, и они подружились. С тех пор они встречаются всякий раз, когда оба приезжают домой.

— Кажется, я не видел Валентина лет пять или около того. Он был на похоронах Джонатана Чайновета. Почему бы им не поладить? Они же почти ровесники.

— Эндрю почти на год старше. Но Валентин на него влияет... Еще до знакомства с Валентином Эндрю слишком любил выпить. Возможно, то, что произошло с его отцом, послужило причиной нашим тревогам и излишней осторожности. Эндрю-старший из-за своего прошлого смотрит на выпивку, как на дьявола — так что спиртного у нас в доме мало. Но Эндрю-младший стал часто возвращаться навеселе. Они сильно ссорятся из-за этого... Служба на пакетботах с семнадцати лет означает дисциплину, пока они в море, и я просила его отца не обращать на него внимания, утверждая, что каждый моряк не прочь хорошенько выпить, оказавшись на берегу.

Верити замолчала, не зная, как продолжить.

— И всё стало еще хуже, когда он встретил Валентина?

— О да. Но это еще не всё. Валентин, хоть и жалуется постоянно на нехватку денег, на самом деле получает огромные суммы на карманные расходы — гораздо больше, чем Эндрю может себе позволить. Они вместе посещают петушиные бои в Труро, делают ставки... Ты знаешь постоялый двор «Норвегия»?

— В Деворане? Знаю.

— Они собираются там — пять или шесть молодых людей, чтобы сыграть в карты или кости. Все они обеспечены, кроме Эндрю. Он уже погряз в долгах.

Росс потер глаза.

— Что говорить, молодежь, роскошно живущая не по средствам — обычное дело. Знаешь, мне пару раз приходилось вытаскивать Джеффри Чарльза.

— Нет, я не знала. Надеюсь, ты прав, Росс. Как думаешь, может, я волнуюсь по пустякам?

— Нет, это не пустяки. Кому он задолжал?

— В основном ростовщикам.

— Ох. С ними всегда сложнее.

Верити встала с кровати.

— Но я сильно тебя задержала. Так редко удается с тобой поговорить, Росс. Нас разделяют всего восемнадцать миль, но тебя никогда не бывает дома. Не знаю, как Демельза это выдерживает.

— В будущем ей станет полегче. Я ей обещал. А тебе стоит лишь послать весточку, если захочешь меня увидеть. Остается вопрос, следует ли разобраться с его долгами прямо сейчас? Я мог бы помочь.

— Нет, я тебе не позволю. Ты рассказал мне о своих шахтах. Так или иначе, мы не сильно задолжали. У Эндрю-старшего после службы остались кое-какие накопления, и к тому же он всё еще работает время от времени. Мы сможем решить проблему с долгами, если наш сын не ввяжется еще во что-нибудь.

— Хорошо, тогда скажи, могу ли я помочь как-то иначе? Может, мне поговорить с ним? От этого будет толк?

— Не знаю. Но спасибо тебе, Росс.

— Если понадоблюсь, я приеду в любое время.

Верити потеребила волосы.

— Ты сказал, что несколько лет не видел Валентина. Он совсем не похож на своего отца.

— Когда я видел его в последний раз, тоже не был похож, — сухо произнес Росс.

— Он очень хорош собой. Очень галантный — совсем как Джеффри Чарльз в его возрасте. Но на этом сходство заканчивается. Элегантность и утонченность Джеффри Чарльза была просто этапом, и он получил от этого удовольствие. Но Валентин, по-моему, человек более извращенный и испорченный. Он нервный, напряженный, но владеет собой. Когда он приходит к нам, то слишком пристально смотрит на меня и ведет себя со мной, как с женщиной.

— А как же иначе?

— Но ведь я ему не ровесница! Он смотрел на меня так, будто хотел, будто бы хотел...

Росс понимающе кивнул.

— В общем, как ты и сказала, совсем не такой, как его отец.

— Кажется, он обижен на Джорджа. Разумеется, сыновьям свойственно мечтать освободиться от родительской опеки в таком возрасте. Но Валентин иногда говорит так, будто его держат мертвой хваткой! Не похоже, чтобы Джордж себя так вел, напротив — он очень щедр.

— Что ж, лично я тоже не хотел бы оказаться у Джорджа на побегушках.

— Ох, ты — конечно же, нет! Но Валентин... — Верити подошла к двери и положила пальцы на задвижку. — Знаешь, в те давние годы, когда Элизабет иногда заходила меня проведать и брала с собой Валентина, мне казалось — когда ему было лет восемь-девять — мне казалось, что он похож на тебя...

Воцарилось молчание. Росс заерзал в кресле.

— Лодыжка иногда побаливает.

— Это одно из таких странных, нелепых и бестолковых совпадений, — продолжала Верити. — Просто мне вдруг подумалось, что цвет волос и глаз, посадка головы... Но сейчас... сейчас создается другое впечатление, не менее странное. Понимаешь, о чем я?

— Разумеется, я не вполне понимаю.

— Теперь он совсем не такой, как ты. Этому худощавому молодцу до тебя далеко. Близко посаженные глаза, своеобразная походка, тощие ноги и эта любезность, от которой становится не по себе...

Она покраснела.

— И?

— Нет, наверно, ты сочтешь это глупостью, но сейчас он напоминает мне твоего отца.

Глаза Росса были прикрыты, и по его непроницаемому лицу нельзя было догадаться, о чем он думает.

— Верити, что бы ты ни говорила, я никогда не назову это глупостью. Но всё это описание — для специалистов по генеалогии.

— Разумеется, — охотно согласилась она. — Но иногда у меня возникает суеверное чувство, что кровь — это еще не всё. Валентин родился в Тренвите, где Полдарки прожили два с половиной века. Это было странное рождение, преждевременное, при лунном затмении, в присутствии тетушки Агаты — старейшины семьи. Разумеется, я знаю, что в нем не течет кровь Полдарков, но разве тебе никогда не казалось, что духовная и психологическая обстановка могут сильно повлиять на ребенка?

— Ты помнишь моего отца лучше, чем я, Верити, — сказал Росс. — В каком-то смысле. Ты примерно на год старше и жила в паре миль от нас, так что у тебя была возможность составить о нем личное мнение. Да и к тому же в последние годы его жизни меня вообще рядом не было.

— Твой отец, — сказала Верити, — всегда хорошо ко мне относился. Но у него был бешеный, необузданный и мятежный нрав — совершенно не такой, как у тебя. Ты тоже готов выступить против власти, когда видишь, как на чьи-то права несправедливо посягают. Он же своей необузданностью бросал вызов и наслаждался этим.

— И ты думаешь, что в этом Валентин похож на него? Наверняка у многих молодых людей...

— У них по-другому. Или это только мне так кажется. Будто он способен с улыбкой столкнуть кого-нибудь в пропасть.

— Что ж, неплохая рекомендация для сына твоей невестки.

Повисла продолжительная пауза.

— Пока твоя мать была жива, — продолжила Верити, — бешеный нрав отца дремал — словно убаюканный дикий зверь. Но когда она умерла, такая молодая...

— Он всегда был строг со мной, — задумчиво произнес Росс. — Тогда, в детстве, я не понимал, что он меня любит — для этого потребовалась особая проницательность. Помню, когда мне было двенадцать, я подхватил пневмонию. Врач — тот, что был до Чоука — Эллис вроде бы? — сказал, что я могу умереть. Помню, как отец в истерике кричал на Пруди, ругаясь, что она дала мне сырые простыни. Я тогда подумал: «Господь всемогущий, да он меня любит!»

— Бедный Росс!

— Нет-нет. Возможно, из-за этого у меня развился более сильный инстинкт выживания. Думаю, отец был гораздо более уязвим, чем мы могли себе представить. После смерти матери он словно помешался. На женщинах, я имею в виду.

— Да, я знаю.

— Иногда мне кажется, что таким образом он ограждал себя от боли, одиночества. В то время, конечно... К счастью, большая часть его похождений проходила вдали от нас, в доме бывали только совсем случайные подружки.

— И уж точно без Джуда и Толли Трегирлса тут никак не обошлось, — скривилась Верити.

— Да, ты верно подметила, без Джуда и Толли никак не обошлось. Толли обычно приводил с собой женщину. А Джуду приходилось довольствоваться только выпивкой: Пруди дышала ему в затылок... Вероятно, я бунтовал против всего этого из чувства порядочности.