— Перекусываешь с важными персонами, а, Мадди? — Терри в костюме своего героя Джеки склонил к ней голову с гладко зачесанными волосами. — Замолвишь за меня словечко?

Она повернулась к нему на стуле и улыбнулась:

— Какое словечко?

— Насчет какой-нибудь ведущей роли?

— Если получится.

Он хотел еще что-то сказать, но бросил взгляд на свой столик и крикнул:

— Эй, Лерой, это мои огурцы!

Мадди все еще смеялась над ними, когда подошли Эдвин и Рид.

— А здесь неплохо кормят, — одобрил Эдвин, с аппетитом глядя на свой сэндвич и полную тарелку картошки с салатом.

— Это они увидели вас, вот и стараются показать себя с выгодной стороны.

Кто-то стал подпевать мелодии, извергавшейся из музыкального ящика.

Мадди пришлось немного повысить голос.

— Вы приедете на премьеру в Филадельфии, мистер Валентайн?

— Да вот подумываю. Я уже не так часто езжу, как раньше. Были времена, когда владелец не столько сидел в офисе, сколько разъезжал по стране.

— Должно быть, это было очень интересно. — Мадди принялась за салат, стараясь не смотреть на соблазнительный кусок полусырого филе на тарелке Рида.

— Бесконечные гостиницы, встречи, переговоры. — Эдвин пожал плечами. — И, признаться, я очень скучал по моему мальчику. — Он кинул на Рида взгляд, в котором смешались сожаление и любовь. — Я уж не говорю о том, сколько бейсбольных матчей приходилось пропускать!

— Ну, потом ты все наверстал.

Рид отрезал от своего филе и переложил на тарелку Мадди кусочек мяса. Он проделал это так машинально и естественно, что в сердце Эдвина зародилась надежда.

— В своей школьной команде Рид был лучшим подающим.

Мадди обернулась к нему, и Рид покачал головой со своей характерной сдержанной улыбкой.

— Вы играли в бейсбол? Но вы не говорили мне об этом, — упрекнула она, но тут же сообразила, что не в его привычках было рассказывать о своей жизни. — До переезда в Нью-Йорк я совершенно не разбиралась в бейсболе, — заговорила она, заминая свой промах. — Потом я побывала на нескольких играх «Янки» и поняла, в чем тут соль. Какой у вас был уровень подачи?

Рид удивленно поднял брови:

— 2,38.

— Ого! — Ей понравилось, что он запомнил эту цифру, и она весело подмигнула его отцу. — Он мог бы играть в высшей лиге.

— Я говорил ему это. Но он предпочел бизнес.

— Но ваш бизнес тоже можно отнести к большой лиге, не так ли? — Она отрезала крохотный ломтик от кусочка мяса, которым поделился с ней Рид. — Большинство людей видит только конечный продукт, диски, которые мы вставляем в плеер. Но ведь от нотного листа до цифрового звука большая работа.

— Когда у вас найдется пара-тройка свободных дней, — улыбнулся ей Эдвин, — я ознакомлю вас с этим процессом.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение. — Она отхлебнула чая с медом, который должен был помочь ей продержаться следующие четыре часа репетиции. — Знаете, я с большим увлечением работала над записями альбома из «Парка Сюзанны». Петь в студии — это совсем другое дело, чем петь на сцене. Я бы сказала, более высокие требования. — Она проглотила листик салата. — Простите.

— Ерунда.

— В студии звукозаписи действительно имеются свои правила и требования, — вступил в разговор Рид, отодвигая чашку с кофе, который нашел слишком крепким. — С другой стороны, в ней есть и свои преимущества. Можно привести в студию вон того парня, что стоит за стойкой, и сделать из него Карузо, если нажимать нужные кнопки.

Подумав, Мадди покачала головой:

— Но это же мошенничество!

— Нет, просто торговля, — поправил ее Рид. — И так делают множество серьезных студий.

— И «Валентайн»?

Он взглянул ей прямо в глаза:

— Нет, «Валентайн» начинала свою карьеру, поставив во главу угла качество, а не количество.

Она кинула на Эдвина озорной взгляд:

— А не вы ли хотели заключить контракт с «Тройняшками О'Харли»?

Эдвин густо посыпал перцем мясо в сэндвиче.

— А разве вы плохо пели?

— Тогда мы были чуть лучше самых заурядных исполнителей.

— Ну, судя по тому, что я сегодня видел на сцене, теперь им до вас далеко!

— Спасибо.

— Мадди, у вас найдется время пообщаться в более спокойной обстановке?

Она оперлась подбородком на подставленные руки и медленно усмехнулась:

— Вы просите меня о встрече?

Он на мгновение растерялся, а потом расхохотался так громко, что все на них обернулись.

— Провалиться мне на месте, если бы я не решился попросить вас об этом, если б мог скинуть лет эдак двадцать! О такой девушке можно только мечтать! — Он ласково похлопал Мадди по руке, но смотрел на сына.

— Верно, — бесстрастно сказал Рид.

— А что, если устроить прием! — внезапно осенило Эдвина. — Устроим спектаклю пышные проводы в Филадельфию. Как вы думаете, Мадди?

— Это было бы замечательно! А меня вы пригласите?

— При условии, что вы оставите для меня танец.

Отец вызывал к себе симпатию не меньше своего сына.

— Я оставлю вам столько танцев, сколько пожелаете.

— Хватило бы сил хоть на один!

Она засмеялась вслед за ним. Снова взяв чашку с чаем, она поймала на себе холодный, изучающий взгляд Рида и отчаянно смутилась.

— К сожалению, мне пора возвращаться. Надо еще кое-что сделать перед репетицией.

— Проводи даму через улицу, Рид. У тебя ноги помоложе.

— О, не беспокойтесь, — встав из-за столика, возразила Мадди. — Мне не нужен…

— Я провожу вас. — Рид взял ее под руку.

Она не стала устраивать сцену, хотя готова была разнести все вдребезги. Вместо этого она наклонилась и поцеловала Эдвина в морщинистую щеку:

— Спасибо за угощение.

Только выйдя на улицу, она сухо заявила:

— Рид, я сама перейду улицу, а ты отправляйся к отцу.

— У тебя какие-то проблемы?

— У меня?! — Выдернув у него свою руку, она с возмущением воззрилась на него. — О, слышать не могу твой вежливый и невозмутимый голос! — И рванулась вперед.

— У тебя еще двадцать минут. — Он снова схватил ее за руку.

— Я же сказала, у меня есть дела.

— Это ложь.

На середине улицы, когда на светофоре зажегся желтый свет, она повернулась к нему.

— Тогда, скажем, у меня есть более приятные дела. Более приятные, чем сидеть там, за столом как букашка под твоим изучающим взглядом. В чем дело? Ты осуждаешь меня за то, что мне нравится общество твоего отца? Боишься, что я строю на него какие-то планы?

— Замолчи! — Он резко дернул ее за руку — им стали сигналить машины.

— Ты просто женоненавистник, верно? Приклеил всем нам одинаковый ярлык «Не заслуживают доверия». Интересно только почему.

— Мадди, еще немного, и у тебя истерика начнется.

— И ничего удивительного! — заявила она. — Ты словно замороженный. Я видела тебя со сцены, видела этот твой холодный, оценивающий взгляд. Как будто ты смотрел на меня, а видел такой, как моя героиня!

Она угадала, и он поспешил сказать:

— Вот еще глупости.

— Вовсе нет. — Они уже подошли к служебному входу, и она отшатнулась от него. — Я знаю, когда говорю глупости, сейчас этого не было. Не знаю, Рид, что тебя терзает, но мне тебя жалко. Я старалась не обращать на это внимания, но это уж слишком.

Он взял ее за плечи и прижал к стене.

— Что — слишком?

— Я видела твое лицо, когда Эдвин сказал про вечер, сказал, что приглашает меня. Так вот, можешь не волноваться, я не приду. Найду какой-нибудь предлог.

— О чем ты говоришь? — отчетливо выговаривая каждое слово, спросил он.

— Я не догадывалась, что тебя смущает, когда тебя видят вместе со мной.

— Мадди…

— Но ведь это можно понять, не так ли? Я всего лишь Мадди О'Харли, без знатной родословной. Училась заочно, и диплом мне прислали по почте. А мои родители происходят из рода земледельцев на юге Ирландии.

Он взял ее за подбородок.

— Когда в следующий раз вздумаешь идти обходным маршрутом, оставь мне карту, чтобы я не заблудился. Да я понятия не имею, о чем ты говоришь!

— Я говорю о нас! — закричала она. — И не знаю почему, ведь «нас» нет, не существует! Ты не хочешь, чтобы мы были вместе. Ты не хочешь, чтобы у тебя была я, поэтому я не…

Он до того был ошеломлен ее неожиданным выпадом, что не дал ей договорить и прижался губами к ее рту.

— Помолчи, — сказал он, когда она попыталась вырваться. — Помолчи хотя бы минуту!

Господи, какое наслаждение снова ее целовать! Если бы она знала, как тяжело было у него на душе, когда она исполняла свой возбуждающий танец перед пустым залом, каким несчастным он был, сидя с ней рядом, но не смея ее коснуться! Он кипел от злости. Он оскорбил ее, заставил страдать, и, скорее всего, не в последний раз. Он уже не знал, как этого избежать.

— Успокоилась? — спросил он, подняв голову.

— Нет.

— Ладно, тогда просто помолчи. Я не знаю, о чем я думал, когда видел тебя на сцене. Мне трудно о чем-либо думать, когда я смотрю на тебя.

Она хотела ответить что-то резкое, но сдержалась.

— Почему?

— Не знаю! А что касается всего остального, что ты тут наговорила, то это просто чушь. Мне безразлично, получила ты образование заочно или в Ваззаре. Мне безразлично, был ли твой отец рыцарем или вором.

— Он участвовал в уличных беспорядках, — проговорила Мадди. — Но только раз или два. — Она не смогла сдержать слез. — Извини, но я ничего не могу с собой поделать. Мне всегда так тошно на душе, когда я злюсь, что не могу сдержаться.

— И не надо. — Он смахнул с ее щеки слезы. — Я был несправедлив к тебе. Нам и вправду нужно прояснить ситуацию, в которой мы оказались.