Хамиш увидел Лаллу. Он бросился к нам, уронив на землю чемоданы. Хамиш не обращал внимания на толпу, он не сводил глаз с Лаллы. Его лицо выражало волнение и любопытство одновременно.

Лалла попыталась улыбнуться, но ее губы задрожали.

— О Хамиш! Мне так жаль, мне так жаль!

Слезы покатились по ее щекам.

Лицо Хамиша смягчилось, он распростер руки.

— Моя девочка, моя бедная девочка! Что же ты наделала? О чем ты думала?

Глава 29

Несмотря на протесты Джереми, на следующий день Лалла и Хамиш уехали в Шотландию. Хамиш заявил, что способен простить Лалле все что угодно, но не находит в себе сил простить Зеда. Поэтому, для того чтобы избежать унизительной сцены, предпочитает покинуть Инскип-парк, прежде чем Зед появится утром на репетиции.

— Не подумай только, что ты сможешь безнаказанно вести себя подобным образом, — сказал Хамиш, строго глядя на Лаллу. — Я не собираюсь притворяться, что твой поступок мне безразличен. Я прощаю тебя только потому, что безумно люблю.

Хамиш произнес эти слова на кухне. Он и Лалла помогали мне поджарить бекон и грибы на завтрак. Лалла казалась по уши влюбленной. Каждый раз, когда она смотрела на Хамиша, ее глаза наполнялись нежностью. Сегодня утром я решила принести Лалле в комнату чашку чая. Открыв дверь без стука, я увидела Хамиша, который лежал в кровати рядом с Лаллой. Голова Лаллы покоилась на его обнаженной, покрытой светлыми волосами груди. Постель была усыпана розами. Я подумала, что неплохо потрудилась для того, чтобы помирить влюбленных.

— Еще один славный денек. Не возражаете, если я раздвину шторы? У меня только одна чашка. Лалла, ты поделишься с Хамишем? Мне не очень хочется возвращаться на кухню за второй чашкой.

Мне ответил Хамиш:

— Какая роскошь — чай в постель. Уверен, что Лалла разрешит мне отхлебнуть глоток. Спасибо, Виола, ты настоящий друг.

Лалла мечтательно улыбнулась. Ее, казалось, перестали занимать обычные земные заботы. Лица Хамиша и Лаллы светились счастьем. Я вдруг отчетливо поняла, как нелегко мне придется. Вряд ли я смогу сдержать слово, которое дала себе накануне. Вряд ли я смогу оградить себя от проявления чувств.

Когда пришло время прощаться, никто из нас не мог говорить: в горле у каждого стоял комок. Ники выбежал на крыльцо, чтобы обнять Лаллу напоследок. Джереми нахмурился.

— Если вы на самом деле не можете остаться еще на пять дней, езжайте с миром, — проворчал он.

— Прости меня, дорогой. — Лалла прижалась к нему. — Это очень важно. Я никогда не подвела бы тебя просто так.

— Хорошо, хорошо. Совсем не обязательно душить меня. Счастливой дороги! Пока, Хамиш. В следующий раз постарайся остаться подольше.

Леди Инскип стояла рядом со мной и держала за руку:

— Терпеть не могу расставаний. Конечно же, это глупость. Я не буду расстраиваться. До свидания, дорогие дети. Счастливого пути!

Лалла обняла леди Инскип и прошептала ей что-то на ухо. Мы стояли так близко, что я все услышала.

— Береги себя. Не давай папе и этой вонючке Тинкер запугивать тебя. Надеюсь, ты сможешь дать им достойный отпор… Я буду очень скучать, мамочка! — Лалла поцеловала леди Инскип в щеку.

— О Лалла! — воскликнула леди Инскип и крепко сжала губы.

Автомобиль с Лаллой и Хамишем скрылся за поворотом. Мы с Джереми остались вдвоем — обсудить, как нам спасти постановку.

— Ты должна сыграть Бесс вместо Лаллы. Правда, ты не очень подходишь по габаритам. Бесс должна быть крупнее. Но мы засунем подушки под платье, а на ноги ты наденешь туфли с высокими каблуками.

— Но кто тогда будет играть Клоринду?

— Хм… Может, миссис Хоггинс? Хотя нет, она слишком толста.

— Ты прав, кроме того, что она толста, ей скоро исполнится пятьдесят. Что ты думаешь по поводу мисс Тинкер или Фло?

— Тинкер? Представь ее усатую физиономию и беззубую улыбку. Она ничуть не похожа на утонченную викторианскую барышню, которая падает в обморок каждые пять минут.

Фло была сестрой Зеда. Джереми уговорил ее сыграть морячку. С шерстяным колпаком на голове и высоко, чтобы обнажить татуировку, закатанными рукавами, Фло представляла собой замечательный образец морской волчицы.

— У меня появилась идея. Я знаю кое-кого, кто идеально сможет сыграть Бесс. Кроме того, она способна выучить роль за считанные секунды. Она профессиональная актриса, правда, немного недоучившаяся. Я позвоню ей немедленно.

Джереми потащил меня к телефону. Я набрала номер ОЗПА. Джайлс поднял трубку.

— Привет, Джайлс. Как дела? Мне срочно необходимо найти Тиффани. Дорога каждая минута. Ты ведь знаешь, что в доме нет телефона. Премьера в субботу. Все соседи приглашены.

Я не кривила душой. С тех пор как стало известно о том, что после спектакля состоится вечеринка, почтовый ящик ломился от писем с выражением согласия посетить столь значительное мероприятие.

— Подожди секунду, Виола. Я не понимаю, что ты там бормочешь. Тиффани загорает на балконе. Я позову ее.

— О, как здорово! — воскликнула Тиффани, когда поняла, чего я от нее хочу. — Я как раз собиралась идти домой. Стелла вызвала по телефону своего парня. Кажется, она собирается изнасиловать его прямо у меня на глазах. Я почувствовала себя лишней, у меня депрессия. Ах, мне уже не терпится увидеть особняк, угольщиков и все остальное. Я постараюсь приехать сегодня вечером.


Мы репетировали целый день. В перерывах между заучиванием бесконечных монологов я готовила. Мне нравилось находиться на кухне среди деревянных ложек и пузатых медных кастрюль с оловянными ручками. Кастрюли были невероятно тяжелые, но идеально подходили для приготовления пищи. Содержимое такой кастрюли прогревалось на огне равномерно. Я жарила, парила и варила. Стены кухни были выложены белой и голубой плиткой. На каждой плитке красовался узор. Мне особенно понравились голубая змея, которая обвилась тяжелыми кольцами вокруг пальмовой ветки, и пятнистый леопард, беззаботно играющий с детенышами.

На ленч мы ели яичницу, ветчину и тосты. Мне посчастливилось обнаружить в кладовой огромную жестяную банку с черной патокой, и я приготовила пирог с патокой на десерт. К чаю я испекла имбирный пудинг, рецепт которого нашла в толстой поваренной книге на кухонном столе. Рецепты в книге были написаны от руки аккуратным почерком и датированы началом 1900 года. Имбирный пудинг рекомендовалось подавать с сыром. Утром я купила в магазине фунт чеддера. Несмотря на возражения Хаддла, я положила тонко нарезанный сыр на поднос с пудингом. Получилась удивительная комбинация.

— Божественно! — промурлыкал Джереми, набив полный рот. — Я всегда думал, что ангелы питаются нектаром. Теперь вижу, что ошибался. Имбирный пудинг с сыром лучше любого нектара. Ты согласен со мной, Хаддл?

— Когда вы находились на кухне, мисс Хотуи, позвонила мисс Бредбоард. Она просила передать, что нет необходимости встречать ее на перроне. Она прилетит на ковре-самолете позднее.

Глаза Хаддла светились озорством. Он развернулся и вышел из столовой, шаркая по полу новыми галошами.

— У Тиффани нет водительских прав. Следовательно, кто-то подвезет ее. Надеюсь, что не Стелла Партингтон. Жаль, что я не умею водить машину.

— Хочешь, я научу тебя? — предложил Джереми.

— Большое спасибо, но твой стиль вождения подходит скорее профессиональному гонщику, а не желторотому новичку. Привет, Ники! Хочешь чаю? Что нового ты раскопал сегодня?

— Я нашел скелет крысы. Посмотри!

Крысиные останки были не самым приятным зрелищем, но я заставила себя издать одобрительный возглас.

— Ради Бога, убери отсюда эту гадость! — приказал Джереми. — Конечно, у тебя в руках замечательный экземпляр античного хомяка, но он ужасно воняет.

Ники не выглядел обиженным. Я подумала, что в ситуации, когда ты единственный в семье ребенок, есть свои недостатки. Только братья и сестры не боятся сказать тебе правду в глаза. Родители часто склонны преувеличивать достоинства ребенка. Повинуясь слепой любви, они не стесняются раздавать любимому чаду комплименты. Посторонние же избегают прямых оценок из вежливости. В детстве мне так не хватало человека, на чье мнение я могла бы положиться. Того, кто дал бы мне хороший совет, направил меня.

Я долго размышляла о своих родителях, об их нетрадиционных отношениях. В комнату вошел Хаддл. Он принес на подносе дневную почту. Два письма были адресованы мне. Их переслали с Толгейт-сквер. На одном конверте я узнала аккуратный почерк отца.


«Дорогая Ви!

Спешу сообщить, что твоя мама снова умчалась от меня. На этот раз она поехала в Шотландию. Она сказала, что хочет провести некоторое время вдали от всех, в горах, в старинном замке, в кругу старых друзей. Перед отъездом она пообещала, что никогда больше не вернется к Питеру. Я ей верю. Бедняга Питер появился у нас уже после того, как мама уехала. Он долго говорил о чем-то с твоей тетей. Он выглядит словно типичный жиголо — увешанный с ног до головы, как новогодняя елка, золотыми побрякушками. Но по его лицу было видно, что парень страдает. Я терпеть не могу мужских слез. Мне было жаль даже Питера. Другое дело, когда ты плачешь о погибшем в бою товарище или сочувствуешь больному ребенку. Но лить слезы из-за того, что кто-то не будет больше тебе принадлежать, — совсем не по-мужски. Мне всегда больно, когда твоя мама уезжает, но я уже привык. Я знаю, что она обязательно вернется. Надеюсь, что у тебя все хорошо. Не волнуйся за меня, я справлюсь. Я чувствую себя гораздо лучше, если знаю, что ты в порядке. Я так горжусь тобой. Благослови тебя Господь!

Дженкинс».

— В чем дело, Виола? Плохие новости?

— Нет, нет, все хорошо. — Я пыталась нащупать носовой платок. — Просто моя чертова мамочка в очередной раз бросила отца и укатила в неизвестном направлении. Мой отец самый славный, добрый, благородный человек на земле. Я ненавижу, когда она ранит его. — Джереми подошел и сел рядом. Он поглаживал меня по спине до тех пор, пока я не успокоилась. Очередной кусок пирога помог мне подавить слезы. — Она бросала его уже шесть раз. Думаю, что и теперь он справится. Дорогой папочка. Я должна написать ему ответ после ужина.