— Нет, он не красавец, но очень милый и добрый. Кроме того, умен и очень богат. К сожалению, он уже обручен с Лаллой.

— Это не имеет значения. Ты способна заставить любого мужчину потерять голову. В любом случае, это хорошая новость. Миссис Шиллинг, расслабьтесь!

Миссис Шиллинг держала руку на сердце и тяжело дышала, пока я не прочитала телеграмму до конца.

— Вы слишком молоды, чтобы помнить войну. Стоило мне тогда увидеть почтальона, как сердце начинало выпрыгивать из груди. Это было так страшно! Сколько деток стали сиротами! Сколько девушек потеряли своих любимых… Кстати, как там твой дружок?

Миссис Шиллинг наслаждалась, выслушивая рассказы о моих любовных похождениях.

— Он все еще сердится на меня. Притворяется, что я разбила ему сердце. Но все время, пока я отсутствовала, Джулия Семфил-Смит жила в его квартире. Он признался, что изменял мне, но говорит: все это не имеет значения. Он говорит, что я постоянная любовь, а Джулия — любовь непредвиденная. Он ссылается на философию Симоны де Бовуар и Жана Поля Сартра. Я же считаю его слова лишь жалкой попыткой оправдать свою сексуальную распущенность.

— Чайные листья говорят, что он будет неверным. Чайные листья никогда не лгут. — Миссис Шиллинг с явным удовольствием откусила большой кусок печенья. — Он не самая лучшая кандидатура для замужества.

— Абсолютно с вами согласна. Я предложила остаться друзьями. Но, по-моему, еще больше разозлила его.

— Ты слишком наивна, Виола! — воскликнула Тиффани. — Мужчина обязательно почувствует себя оскорбленным, если женщина предложит ему отношения, которые исключают пылкий секс по первому требованию. Если ваши отношения лишатся плотского начала, то станут для него неинтересными. Мужчина должен видеть перед собой цель, видеть крепость, которую должен покорить.

Тиффани стала настоящим философом.

— Они не понимают, что хорошо, а что плохо. В этом и кроется главная беда! — вздохнула миссис Шиллинг. — Бедные сумасшедшие мужчины!

— Они и вправду сумасшедшие! — согласилась Тиффани.

Хамиш ждал меня в «Риволи баре» в «Ритце». Он тепло обнял меня, а я вспомнила наставления Тиффани: слушать внимательно и мотать на ус все, что он будет говорить. Хамиш был замечательный собеседник — остроумный и занимательный. Он выглядел стильно в дорогом костюме в полоску и модном шелковом галстуке. Мы заказали пару коктейлей «Северный полюс» — три части французского вермута и ананасовый сок. Края стаканов были опущены в сахар, крупинки которого искрились на солнце, словно лед. Я записала рецепт коктейля в блокнот, чтобы затем сообщить Джереми.

Хамиш только что вернулся из Рима. Рим прекрасный город, но в Италии стояла невыносимая жара. После Рима даже Лондон показался ему прохладным. Я была одета в светло-зеленое льняное платье без рукавов. Хамиш сказал, что я выгляжу соблазнительно, словно фисташковое мороженое. В разговоре Хамиш упомянул, что посетил в Риме дом, в котором провел последние дни и умер великий Джон Китс. Мы говорили некоторое время о поэзии Китса. Хамиш восхищался «Одой к греческой амфоре». Его пленяли строки: «Красота есть правда, правда — красота; это все, что человек знает на земле и что он должен знать».

За обедом Хамиш много рассказывал о себе, своем детстве и своих родителях. Родители Хамиша жили в Шотландии. Рядом с их домом, в поместье, стоял небольшой коттедж, который принадлежал лично ему.

— Окна моего коттеджа выходят на море. Часто стада овец гуляют по пляжу. Овцы разбредаются по берегу и ковыряются в морских водорослях. Они выглядят довольно нелепо среди песчаных дюн. Иногда на берег выползают тюлени. Они высовывают головы из воды и ревут друг на друга вот так.

Хамиш поднес ладони ко рту, сложил их трубочкой и попытался продемонстрировать рев тюленя. Посетители, сидевшие за соседними столиками, повернули головы и уставились на нас с удивлением. Хамиш напомнил мне Тедди Титт-Праеда. Когда я описала ему Тедди, Хамиш смеялся до слез. Гости ресторана вертелись в креслах, озирались на нас, пытаясь понять, что его так рассмешило.

Обед начался со спаржи. Старший официант лично подошел к нашему столику, чтобы убедиться, что соус Maltaise [54], который подавался со спаржей, приготовлен должным образом. Я старательно записала рецепт соуса в блокнот.

— Ты собираешься стать поваром? — спросил Хамиш.

— Не знаю. Маловероятно. Но кто знает, что может случиться? Самое интригующее в том, что, когда тебе двадцать, ты можешь стать кем угодно. — Я похлопала рукой по блокноту. — Здесь только ростки. Каждый из них может вырасти в огромное дерево.

— Хотелось бы мне, чтобы Лалла смотрела на мир так же, как и ты.

Мы не говорили об Инскип-парке и о Лалле до этой минуты. Я ожидала этого разговора, но решила, что Хамиш должен начать его сам.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я и наклонила голову, чтобы вдохнуть запах омара, которого подали на второе. Изумительные крохотные трюфеля на тарелке придавали блюду непередаваемый аромат. Мой интерес к приготовлению пищи делал ее поедание еще более интересным.

— Она бежит от всего — от работы, от друзей, от того, чтобы быть счастливой, как любая другая девушка. Она бежит от меня… — Хамиш пристально взглянул на меня. Я нацелилась вилкой в нежно-розовый кусок мяса, обильно политый Shampagne [55]. До меня дошло, что в минуту откровенности следует оторваться от тарелки. Превозмогая себя, я положила вилку на стол. — Не понимаю, почему она не выходит за меня замуж и не позволяет увезти себя из Инскип-парка. Думаю… я практически уверен, что смогу сделать ее счастливой. Но она постоянно уводит разговор в сторону и меняет тему, когда я предлагаю ей руку и сердце. Она говорит, что любит меня и не выйдет замуж ни за кого другого. Но я чувствую, что иногда она хочет избавиться от меня. Лалла напоминает испуганное животное на веревке. Ты ведешь его спокойно за собой, но чувствуешь: стоит лишь чуть-чуть ослабить хватку, как оно рванется, сорвется с поводка и скроется вдали за холмами. Что грызет ее? Почему она такая?

Услышав слово «грызет», я непроизвольно опустила глаза. Окинув омара голодным взглядом, я с трудом заставила себя посмотреть во взволнованное лицо Хамиша.

— Хм… — Я не могла нарушить обещание и выдать секреты, которыми поделилась со мной Лалла, но мне хотелось подбодрить Хамиша. — Полагаю, она чувствует себя недостойной твоей любви. Лалла считает себя… Не знаю, как это выразить… Не плохой, нет… может, заслуживающей порицания.

— Это все?! Боже мой, это же абсурд! Хотя да, полагаю, что ты права. Смехотворно думать о себе подобным образом. Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю некоторые моменты, которые подтверждают правоту твоих слов. — Хамиш несколько приободрился. — Надеюсь, что это все. Я помогу ей избавиться от этой глупой идеи. Я же всегда боялся, что она считает меня скучным. Нам хорошо вместе, когда мы вдвоем. Но стоит показаться кому-либо еще, как Лалла начинает вести себя так, словно тяготится моим обществом.

— Никто никогда не скажет, что ты скучен! — воскликнула я искренне. — Я абсолютно уверена, что и Лалла никогда не считала тебя таким. Проблема в ней, а не в тебе. Поверь, я знаю, о чем говорю.

— После разговора с тобой я чувствую себя гораздо лучше. Я никого никогда не любил так, как Лаллу. Уже через пять минут после нашей встречи я понял, что она та единственная, которая создана только для меня. Если ей нужно, пусть убегает время от времени. Я только хочу быть уверен в том, что она вернется.

В эту минуту лицо Хамиша было таким печальным, что я почувствовала себя тронутой до глубины души. Легкий укол ревности пронзил мое сердце. Почему никто не любит меня так, как Хамиш любит Лаллу? Может быть, потому, что я не являюсь человеком, который способен убежать?

— Вероятно, я слишком эгоистичен. Тебе ведь нет никакого дела до моих проблем. Я обратился к тебе лишь потому, что знаю, как ты нравишься Лалле. В твоем обществе она чувствует себя раскованно. Почему-то она не любит других женщин, а женщины не любят ее. Мне кажется, они видят в ней угрозу.

Я вспомнила наши школьные годы. Хамиш был прав: девочки побаивались Лаллу. Она всегда делала то, что считала нужным, никогда не интересуясь мнением других.

— Ты совсем ничего не ешь, — сказал Хамиш. — Может, мне стоит заказать что-нибудь еще?

Хамиш вызвал такси и довез меня домой. Я с трудом вылезла из машины. Мой живот был набит до отказа. На десерт я съела клубнику Romanoff и несколько птифур с кофе. Хамиш сказал, что ужасно устал от худосочных девиц, которые могут позволить себе на ужин лишь вяло жевать тонкий стебель сельдерея. Ему приятно находиться в компании девушки, которая не только невероятно красива, но при этом еще и хороший едок.

— Надеюсь, ты не считаешь меня обжорой? — спросила я на крыльце.

Хамиш настоял, что проведет меня до самых дверей. Такси стояло рядом, счетчик работал. Ночью Хамиш улетал в Японию. Машина ждала его, чтобы отвезти в аэропорт Хитроу. Мягкое интеллигентное лицо было освещено светом уличных фонарей.

— Я не считал так ни минуты. Думаю, что ты жадно впитываешь жизнь. Мне это кажется очаровательным. — Он легко прикоснулся к моей щеке ладонью и нежно, по-братски поцеловал. Я подумала, как счастлива должна быть Лалла. — Обещай мне кое-что, Виола!

Я была готова к его просьбе. В последнее время ко мне обращались с просьбами разные люди. Я не забыла ни одного обещания, которое давала.

— Лалла несчастлива. Ты ей нужна. Если она будет вести себя не совсем так, как полагается, постарайся не сердиться на нее! Знаю, я прошу слишком многого. Можешь ли ты стать ей другом, ради нее и ради меня?

Я пообещала, что подружусь даже с Джеком Потрошителем, если Хамиш попросит меня об этом.

Я зашла в темный холл, взобралась на подоконник и проводила автомобиль Хамиша глазами. Такси медленно доехало до конца площади, выехало на трассу и затерялось в потоке машин. Мне не стоило больших усилий представить себя влюбленной в него, влюбленной в кого бы то ни было. Я тут же спохватилась и устроила себе выволочку. Очевидно, шампанское и душная летняя ночь сыграли со мной злую шутку. Я закрыла глаза. Сладкий запах жасмина из раскрытого окна обволакивал и пьянил.