– Между вами… – Она сделала паузу, а потом все-таки решилась спросить: – Между вами ведь ничего не было, да?

– Кое-что было, но это ничего не значит.

– Каким это образом кое-что может означать ничего?

Он вздохнул и решил оставить вопрос без внимания.

– Глория ничего не знает о Сэнди. Оно конечно, и знать-то нечего, но я не хочу, чтобы она или кто-то из родственников прослышали об агентстве.

Лицо Джудит опечалилось.

– Ну, пожалуйста, Джуд, – он схватил ее за руку, – не нужно никого заставлять снова проходить через все это. Просто я сам еще раз попытаюсь. Мне это необходимо.

– Хорошо, хорошо. – Она решила прекратить разговор, чтобы не осложнять ситуацию. – Так что ты собираешься делать?

– Все очень просто. – Он спрятал в сумку папку, ежедневник и телефон. – Я начну ее искать.

Глава двадцать пятая

Мне шестнадцать лет, я сижу в офисе мистера Бартона, в одном из продавленных бархатных кресел, том самом, которое выбрала, когда впервые пришла сюда два года назад. Пристально смотрю на те же плакаты, развешанные в тесной комнате. Кирпичные стены грубо выкрашены в белый цвет, в них зияют черные дырки и другие – заполненные белой шпатлевкой. В этой комнате то ли было все, то ли не было ничего, – я никогда не могла понять. Куски скотча болтались на стенках, к некоторым еще липли уголки оборванных плакатов.

Я часто представляла себе комнату где-то в школьном здании, до потолка заваленную стопками плакатов, лишенных углов.

– О чем ты думаешь? – спросил в конце концов мистер Бартон.

– О плакатах без углов, – ответила я.

– А, старая тема, – кивнул он. – Как прошла неделя?

– Тощища.

– Почему?

– Ничего интересного.

– Что ты делала?

– Школа, еда, сон, школа, еда, сон, помножьте на пять, а потом еще на миллион остальных недель моей жизни. Будущее безрадостно.

– Ты где-то была в выходные? На прошлой неделе тебя вроде куда-то приглашали?

Он все еще хотел подружиться со мной.

– Да, в гостях.

– Ну и?

– Ну и все было прекрасно. Вечеринка в одном доме. Родители Джонни Наджента уехали, поэтому мы все там собрались.

– У Джонни Наджента? – Он поднял брови.

Я не ответила, но мои щеки залились краской.

– И ты смогла забыть о мистере Поббсе и веселиться?

Он так серьезно задал вопрос, что я немного смутилась и снова принялась изучать скотч. Мистер Поббс – серый, пушистый одноглазый мишка в голубой полосатой пижаме – с раннего детства спал в моей постели. Или в любой другой, если я ночевала не дома. Но обязательно вместе со мной. Мы с родителями незадолго до этого уезжали на неделю, а когда вернулись, я тут же собралась на выходные к бабушке с дедушкой. В какой-то момент, перекладывая вещи, я потеряла медвежонка. Это сильно меня расстроило, и, приехав домой, я полмесяца его искала, изрядно надоев родителям. На прошлой неделе мы обсуждали мое нежелание пойти куда-нибудь в выходные с Джонни Наджентом – как ни глупо, но я предпочитала потратить время на поиски верного дружка мистера Поббса. Трудно на целый вечер уйти из дому, зная, что где-то в нем прячется мистер Поббс.

– То есть ты пошла на вечеринку с Джонни Наджентом? – вернулся к вопросу мистер Бартон.

– Да, пошла.

Он неловко улыбнулся. До него, несомненно, тоже дошли слухи.

– А как насчет… Ты действительно?..

Он замолчал и начал издавать трубные звуки, обдумывая, как бы сформулировать свой вопрос. Редко удавалось увидеть его таким неловким, потому что он всегда себя контролировал. Впрочем, все, что я о нем знала, было связано только с этой комнатой. Если не считать мелких обрывков личной информации, которые он нечаянно обронил во время наших, тогда еще совсем невинных, бесед, мне абсолютно ничего не было известно о его жизни вне этих стен. Я научилась не задавать вопросов, потому что он все равно не отвечал на них, а я не желала ничего знать. И не знала. Иногда, впрочем, все же спрашивала, но он отмалчивался, – подумав об этом, я пришла к выводу, что в определенном смысле мы оставались совершенно чужими людьми, близко знакомыми лишь в пределах этой комнаты. Нам удалось создать собственный мир, определить его правила и провести между нами черту: переступать ее было нельзя, но в веселые дни разрешалось плясать вокруг нее.

Я вскочила на ноги, чтобы он перестал трубить и не добавил к своему сольному выступлению всю медную духовую группу:

– Мистер Бартон, если хотите узнать, все ли у меня в порядке, то скажу: вам не о чем беспокоиться. Да, я кое-что потеряла, но впервые в жизни не намерена разыскивать эту вещь или надеяться, что она вернется. Полагаю, я исцелилась.

Мы засмеялись и смеялись долго, не в силах остановиться. Потом наступило неловкое молчание, с моей стороны заполненное фантазиями на тему, как он тоже мог бы меня полечить, и мы снова расхохотались.

– Ты с ним встретишься еще? То есть я хочу сказать, тебе понравилась ваша компания? Понравилось на вечеринке? Ты расслабилась, забыла обо всех потерянных вещах? – Он снова засмеялся. – Им удалось добраться до острова Скатах?

Пока моя голова стукалась об изголовье родительской кровати Джонни Наджента, меня посетило прозрение. Я, кажется, вспомнила, куда положила мистера Поббса. Назавтра я позвонила бабушке, надеясь, что мистер Поббс лежит под кроватью и разглядывает своим единственным глазом торчащие над ним пружины. Но его там не оказалось, и мы договорились, что на следующий уик-энд я приеду и еще поищу. Хоть Джонни Наджент и пытался назначить мне свидание. Я собиралась все это объяснить, но вдруг резко затормозила.

– Минуточку! Что такое остров Скатах?

Мистер Бартон смущенно усмехнулся:

– Извини, случайно вырвалось. Это неудачная аналогия.

– Объясните, – потребовала я, заметив, что он быстро краснеет.

– Я не собирался этого говорить, просто выскочило. Не важно, давай двигаться дальше.

– Ну уж нет! Так просто вам от меня не отделаться! Вы-то заставляете меня повторять и объяснять каждое вырвавшееся у меня словечко, – засмеялась я, наблюдая, как впервые на моей памяти он пытается улизнуть от ответа.

Он собрался с мыслями.

– Это старая кельтская легенда и совершенно неудачное сравнение.

Я ждала продолжения.

Он потер лицо:

– Фу-ты, не могу поверить, что все это тебе рассказываю. Скатах была великой воительницей, которая в древние времена воспитала множество героев. Легенда гласит, что достичь ее острова почти невозможно, и потому любой, кому это удастся, считается достойным обучения боевым искусствам.

Я разинула рот.

– Вы сравниваете меня с женщиной-воином, которая учит мужчин сражаться?

Он снова засмеялся.

– Фишка в том, что до этой женщины было трудно добраться. – Увидев мое лицо, он оборвал смех.

Потом наклонился и взял меня за руку.

– Мне кажется, ты неправильно поняла.

– Надеюсь, – выговорила я, медленно качая головой.

Он что-то проворчал, быстро обдумывая, что добавить.

– Суть в том, что только самые сильные, отважные и достойные могут добраться до нее.

Я немного расслабилась.

– А как?

Его тоже отпустило.

– Для начала им нужно пересечь Долину невезения, поросшую травой, острой как бритва. – Он замолчал и взглянул на меня – стоит ли продолжать.

Убедился, что я не собираюсь набрасываться на него с кулаками, и двинулся дальше:

– Затем они попадают в Опасные ущелья, населенные прожорливыми тварями. Последнее испытание – Мост утеса, который опрокидывается, стоит на него ступить.

Я представила себе людей, с которыми сводила меня жизнь. Они пытались сблизиться со мной, даже подружиться, но я неизменно их отталкивала.

– Только настоящие герои способны через все это пройти, – закончил он.

У меня мурашки забегали по коже и зашевелились волосы на голове. Оставалось надеяться, что он этого не заметит.

– Я не должен был все это тебе рассказывать. – Он взъерошил прическу и покачал головой. – Это не входит в мои… э-э-э… обязанности. Извини, Сэнди.

– Да все в порядке, – успокоила его я, и он, похоже, вздохнул с облегчением. – Вы мне только скажите, много ли сами успели пройти?

Его восхитительные синие глаза уперлись в мои. Ему не понадобилось ни секунды на размышление.

– Я только что пересек Долину невезения.

Я обдумала его ответ.

– Постараюсь сдержать своих прожорливых тварей, если пообещаете сразу же сообщить, как только пройдете по мосту.

– Ты об этом узнаешь. – Он улыбнулся, взял мою руку и сжал ее. – Обязательно узнаешь.


Джек остановился возле квартиры Алана и снова заглянул в ежедневник Сэнди. Вчера на час дня у нее была запланирована встреча в каком-то месте с дублинским телефонным номером, и он хотел узнать, приходила ли она. Он надеялся, что человек, с которым Сэнди собиралась встретиться, ему поможет. Вместе с тем, уже на сегодня она назначила встречу Алану в Лимерике. По всей видимости, в Дублине ее ждало действительно важное дело, раз она согласилась мотаться туда и обратно на протяжении суток.

Трясущимися руками он набрал дублинский номер, записанный Сэнди. Трубку сняла женщина. Ее голос казался рассеянным, а на заднем фоне слышались другие звонки.

– Алло, Скатах-хаус.

– Здравствуйте! Простите, не могли бы вы помочь мне? – вежливо начал Джек. – Ваш номер телефона записан у меня в ежедневнике с пометкой «позвонить», а я не могу вспомнить зачем…

– О, конечно, – так же вежливо ответила она. – Скатах-хаус – это офис доктора Грегори Бартона. Возможно, вы собирались записаться на прием?


Я проснулась в своей дублинской кровати от пронзительного телефонного звонка, ввинчивающегося в ухо. Накрыла голову подушкой и стала молиться, чтобы звонок стих. Меня мучило жуткое похмелье. Я высунулась из-под подушки и тут же увидела смятую полицейскую форму, комом валяющуюся на полу. Я работала во вторую смену, а потом пошла в паб, чтобы пропустить пару-тройку стаканчиков. Они очень быстро превратились в пару-тройку явно лишних, и я абсолютно не помнила, как вернулась домой. Телефон наконец-то замолчал, и я вздохнула с облегчением, хотя звонок еще несколько секунд эхом отдавался в моей голове. А потом он снова зазвонил. Я схватила трубку, лежавшую рядом с кроватью, утащила ее к себе под подушку и прижала к уху.