В Дом коммуны я явилась в наряде Барбары Лэнгли из Огайо. Похоже, у нее были не такие уж длинные ноги, к тому же она питала явное пристрастие к мини-юбкам и легинсам, которые я даже не решилась примерить. Еще среди вещей, которые она, к сожалению, не надела, собираясь лететь в Нью-Йорк, оказались полосатые свитера с подплечниками, щекотавшими мочки ушей, и пиджаки, украшенные значками с символами мира, эмблемами инь и ян, желтыми смайликами и американскими флагами. Я и в первый-то раз ненавидела восьмидесятые, так что переживать их заново мне хотелось меньше всего.

Хелена расхохоталась, увидев меня в обтягивающих вареных джинсах, едва доходивших до лодыжек, белых носках, моих собственных кроссовках и черной майке с улыбающейся желтой рожицей.

– Как по-вашему, Барбара Лэнгли была членом клуба «Завтрак»[8]? – спросила я, нехотя покидая ванную комнату, словно ребенок, которого ради воскресного обеда со скучными родственниками заставили поменять привычную и удобную одежду на ненавистное нарядное платье.

Хелена растерялась.

– Понятия не имею, в каких клубах она состояла. Хотя я встречала здесь людей, которые носят такую одежду.

В результате я дошла до того, на что, как думала, никогда не решусь: стыдясь самой себя, набрала несколько более-менее приличных тряпок, лежавших вдоль дороги, по которой мы шли в поселок.

– Потом мы сможем зайти к Бобби, – попыталась подбодрить меня Хелена. – У него куча одежды, и всегда можно что-то выбрать. Да и портные у нас есть.

– Возьму пару-тройку вещей секонд-хенд, – предпочла я. – Не оставаться же здесь, пока мне сошьют полный гардероб.

В ответ она только хмыкнула, что мне совсем не понравилось.

Дом коммуны оказался величественным зданием из дуба с широкой двустворчатой входной дверью, похожей на другие. Ее тоже украшала резьба: многочисленные фигуры людей с развевающимися на ветру волосами и одеждами держались за руки, касаясь друг друга плечами. Хелена распахнула двери высотой не меньше двенадцати футов, и вырезанная из дерева шеренга расступилась, чтобы пропустить нас.

В дальнем конце зала длиной футов сорок возвышалась сцена. С трех сторон вокруг нее стояли ряды прочных дубовых кресел; такие же кресла разместились на балконе. Красный бархатный занавес, сейчас поднятый, по бокам перехватывал толстый золоченый канат. Задником служил туго натянутый холст, покрытый отпечатками ладоней, обведенными черной краской. Разного размера – от младенческих ладошек до рук взрослых мужчин – они тянулись рядами: не менее сотни по горизонтали и столько же по вертикали. Над ними виднелись надписи на разных языках. Найдя английский текст, я поняла, что все они означают одно и то же: «Сила и надежда». Знакомые слова.

– Тут отпечатки ладоней всех, кто жил или живет здесь в последние три года. В Доме коммуны каждого поселка есть такая стена. Они теперь стали чем-то вроде нашей эмблемы.

– Я их узнала, – подумала я вслух.

– Не может быть, – покачала головой Хелена. – Дом коммуны – единственное место в поселке, где вы могли их увидеть.

– Нет, я знаю их по дому. Похожий памятник стоит в парке замка Килкенни. На нем тоже отпечатки ладоней – их оставили родственники пропавших без вести – по одному от каждого. И большой камень с надписью. – Я прикрыла глаза и процитировала выгравированные слова, по которым так часто проводила пальцами: «Этот памятник и уголок для размышлений посвящаются всем пропавшим без вести. Пусть их родственники и друзья, приходя сюда, вновь обретут силу и надежду». Отпечаток ладони вашей матери тоже там.

Хелена напряженно вглядывалась в меня, задержав дыхание, словно пыталась отыскать на моем лице намек на то, что это шутка. Но я не шутила, и она медленно выдохнула.

– Господи, даже не знаю, что сказать. – Ее голос дрогнул, и она отвернулась к стене. – Это Иосиф предложил идею, подумал, что всем понравится. – Она покачала головой, все еще не веря в реальность происходящего. – Представляю, что с ним будет, когда он услышит, что вы мне рассказали.

– Класс! – воскликнула я, оглядывая помещение.

Оно больше походило на театр, чем на зал собраний коммуны.

– Зал вмещает две с половиной тысячи человек, – объяснила Хелена, которая вроде бы переключилась на новую тему, но все равно выглядела слегка растерянной, что было вполне понятно. – Если народу ожидается больше, мы приносим дополнительные стулья, но чтобы весь поселок собрался на какое-то мероприятие – такое случается очень редко. Мы используем этот зал для самых разных вещей. Проводим здесь выборы, устраиваем дискуссии с членами Совета, организуем выставки, обсуждения и так далее. Ну и в качестве театра – в тех редких случаях, когда ставим пьесы.

– А кто входит в Совет?

– По одному представителю от каждой нации. Только в нашем поселении свыше ста наций. У нас здесь десятки поселков, и в каждом из них собственный Совет.

– А что происходит на заседаниях Советов? – Услышанное казалось мне забавным.

– Да все то же, что и во всем мире: обсуждают разные вопросы и принимают решения.

– А какой здесь уровень преступности?

– Минимальный.

– Как это у вас получается? Что-то я не замечала на улицах ни патрулей, ни стражей порядка. Как вам удается держать всех в узде?

– Здешняя система правосудия разработана сотни лет назад и действует весьма успешно. У нас есть суд, исправительные учреждения и Совет безопасности, однако не всегда легко заставить представителей разных наций подчиняться одним и тем же правилам. В любом случае, Совет поощряет обсуждения и переговоры.

– То есть это такой орган для ведения переговоров? А какая-нибудь власть у этого Совета есть?

– Та власть, которой мы его наделили. Каждый новичок может прочесть об этом в информационном пакете, который ему выдают сразу по прибытии. – Хелена взяла брошюру со стойки на стене. – У вас тоже есть такая. Если не поленитесь заглянуть в свою папку. Там и рекомендации по участию в выборах.

Я пролистала брошюру и прочла вслух:

– «Выбирайте тех, кто умеет слушать и принимать решения от имени народа, стремясь к согласию и к всеобщему процветанию». – Я улыбнулась. – Что еще требуется от избранников? Например, две ноги – это хорошо, а четыре – плохо?

– Они должны обладать базовыми навыками руководства.

– Ладно, то есть вы хотите сказать, что эти брошюры о том, как правильно выбирать, приносят пользу? – ухмыльнулась я.

– Конечно, – серьезно ответила Хелена, направляясь к Джоане, сидевшей в дальнем конце зала. – Судя по тому, что Иосиф – один из членов Совета.

У меня отвисла челюсть, и я уставилась на нее:

– Иосиф?

– Похоже, вы удивлены.

– Нет… Да, удивлена. – Я помолчала, стараясь правильно сформулировать свою мысль и при этом не обидеть ее. – Он же плотник, – нашла я в конце концов объяснение.

– Члены Совета – обычные люди, которые в течение дня выполняют самую разную работу. Когда приходит время, их приглашают проголосовать за принимаемые решения, если дело того требует.

Мне не удавалось согнать с лица улыбку.

– Знаете, не могу избавиться от ощущения, будто вы здесь играете. Трудно принимать все это всерьез. – Я снова ухмыльнулась. – Ну, послушайте же. Я вот что думаю: все мы оказались в самом центре несуществующего места, а у вас тут действуют всякие Советы, суды и черт знает что еще.

– По-вашему, это смешно?

– Да! У вас же здесь каждый играет, наряжаясь в чужие шмотки и повторяя привычные жесты повседневной жизни. Но каким образом это место – где бы оно ни находилось – может следовать четким правилам или порядкам? Ведь оно целиком и полностью существует вне всякой логики. Не вписывается ни в какую реальность, само это понятие ему чуждо.

Сначала мне показалось, что Хелена обиделась, однако она обратилась ко мне с выражением понимания и симпатии на лице, что мне крайне не понравилось.

– Это жизнь, Сэнди, реальная жизнь. Рано или поздно вы сами поймете, что никто здесь не играет ни в какие игры. Мы все стараемся просто жить и делаем все, что в наших силах, чтобы наша жизнь была как можно нормальнее, как всякая другая жизнь, в любой другой стране, в любом другом мире. – Она подошла к Джоане. – Что тебе удалось сделать со списком Сэнди? – спросила она, обрывая наш разговор.

Джоана подняла удивленные глаза.

– Ой, привет, я и не заметила, как вы подошли. – У вас теперь, – она бегло осмотрела мой наряд в стиле восьмидесятых, – совсем другой имидж.

– Связались со всеми, кто в списке? – спросила я, игнорируя ее неодобрительный взгляд.

– Нет, не со всеми, – ответила она, снова берясь за текст.

– Дайте сюда. – Я выхватила у нее блокнот, чувствуя, как по телу прокатилась горячая волна адреналина.

Я пробежалась глазами по списку из тридцати имен. Галочки стояли меньше чем у половины. Джоана продолжала что-то говорить, а мой взгляд так быстро перепрыгивал от одного имени к другому, что я с трудом их различала. Сердце бешено колотилось, замирая на мгновение всякий раз, когда я видела имя с галочкой. Это означало, что человек жив, все с ним в порядке и скоро мы встретимся.

– Так вот, я и говорю, – произнесла Джоана, явно рассердившись, что из-за меня пришлось скомкать историю, – Теренс в бюро регистрации ничем не мог помочь, потому что не имеет права выдавать информацию без запроса Совета с официальным обоснованием причины. – Она осторожно покосилась на Хелену. – Поэтому я порасспрашивала там и сям в поселке. Но могу вас обрадовать, Сэнди: ирландская коммуна здесь такая маленькая, что все всех знают.

– Давай, давай, – поторопила Хелена.

– Ладно, в общем, я связалась с двенадцатью нашими жителями, – продолжила она. – Восемь из них захотели прийти на прослушивание, еще четверо сказали, что обязательно примут участие в постановке, но только не как актеры. Но мне не удалось встретиться… сейчас, минуточку… с… – Она надела очки и приблизила листочек к глазам.