— Ленка! Пока не скажешь, что могу встать, — не встану! А хочешь — на животе поползу?

— Не хочу! Вставай, Виноградов! — Я кричала негромко, сложив руки рупором, чтобы не очень испугать разволновавшегося Максима. — Саша, вставай, хватит придуряться! Застудишь почки, будешь по ночам… — Я вздохнула и опустила руки.

Он было приподнялся, но потом лег обратно, уже на бок.

— Если не простишь, не встану никогда!

К счастью, мы подошли совсем близко. Мне не было стыдно, мне было почти смешно, хотя я волновалась за Варю, за Максима и даже за дурака Виноградова. Но Варе было очень стыдно, я видела. Она опустила голову и, обойдя меня, взялась обеими руками за коляску.

— Мам, там, кажется, ребята из параллельного класса…

Еще не хватало! В параллельном классе «А» учится мальчик Дима, в которого Варька зачем-то влюбилась — но теперь уж ничего не поделаешь, я тоже когда-то влюбилась в девять лет, и это был не Варин папа.

Я оставила Варе коляску с ревущим Максимом, быстрым шагом подошла к Александру Виноградову и сильно дернула его за шкирку.

— Хватит цирк устраивать и позорить нас, вставай. Где телохранители-то?

— Отпущены в декретный отпуск. — Александр Виноградов смотрел на меня с максимально возможной для него теплотой и нежностью. — Ты потрясающая женщина, Елена Витальевна. — Он попытался ухватить меня за руку. — Ты великолепна, юна, стройна и прекрасна. У тебя, кстати, берцовые кости после родов уже съехались обратно?

— А они у меня в этот раз и не разъезжались. Так пролез.

— Не больно было? — Биологический отец Максима и Вари с охотой поддержал неинтересный и страшный для мужчин разговор о родах, который так любят все рожавшие женщины.

— Было ужасно больно. Чуть не умерла, мне так казалось. Еще больнее, чем с Варей, хотя больнее не бывает. Еще что?

— Э нет, подожди, ты что звереешь-то? — Александр Виноградов быстренько вскочил, небрежно отряхивая влажные листья с грязного пальто и брюк. — Так хорошо говорили… ну в общем — Вама… то есть… Елена Витальна, Лена, Леночка… — Он выдохнул и набрал полную грудь воздуха и снова выдохнул. И только потом энергично проговорил: — Делаю тебе предложение.

— Жить вместе в большой новой квартире с панорамным остеклением и двумя санузлами?

— С тремя! Третий — детский. Второй — твой лично, с бассейном. Первый — самый маленький — мой, он же гостевой. Гости мои писать будут редко, потому как ходить к нам особо не будут… часто и помногу не будут… и жить не будут… подолгу… А на даче я для друзей, кстати, гостевой домик построил, двухэтажный…

— Спасибо, Саша, у меня уже есть все санузлы, какие нам нужны. Нам троим хватает.

— А мне, четвертому, — нет. — Счастливый Александр Виноградов попытался сбоку подтолкнуть коляску с Максимом Виноградовым.

— И четвертый… человек у нас тоже есть, Саша. У нас всего хватает, и людей, и санузлов для них. И гостевых домиков.

— Я не понял про четвертого…

— Я вышла замуж, Саша.

— За кого это? — Александр Виноградов чуть приостановился. — Ну не ври, ладно…

Я пожала плечами.

— Ты шутишь? Да? А… когда?

— Летом.

— Ну и… и как, интересно, его зовут? Твоего… мужа?

— Какая разница? Анатолий.

— А… Но… — Александр Виноградов закашлялся.

А я подумала, как жалко, что в момент такого очевидного реванша я думаю о том, успел ли Максим пописать в памперс и не пора ли в связи с этим заворачивать всю компанию, за вычетом проигравшего Александра Виноградова, — домой.

Александр Виноградов отошел чуть в сторону от меня и коляски.

— И… и ладно! И черт с тобой! Ты смотри какая, а? Замуж… За старпера какого-нибудь, да?

— Нет. Извини.

— Да мне плевать! Но это мой сын, и я буду его растить и видеться с ним! Сколько захочу!

— Ты уже хотел видеться с Варей, когда пожил с нами, а потом ушел, пока мы приданое с Варей шили.

— Не болтай! — попытался даже прикрикнуть Александр Виноградов, но я видела, что он обескуражен.

Я вдруг увидела, что Варя набрала полные глаза слез и изо всех сил сдерживалась, чтобы не зареветь. Я остановилась, обняла ее и посмотрела на по-прежнему красивое лицо Александра Виноградова, сейчас слегка разрумянившееся от легкого осеннего морозца, на аккуратно постриженные, почти совсем седые виски густых темных волос, на нежные, девичьи мочки — круглых Варькиных ушей…

— Это не твой сын, Саша.

— Что ты сказала? Не мой сын? Как его зовут? Только не ври! Фамилия у него какая?

Я чуть помедлила.

— Виноградов.

— Виноградов? А-а! Ты дала мою фамилию, не спросясь меня? Или ты его еще не регистрировала? И как его зовут?

Я засмеялась. Как же переполошился Александр Виноградов!

— Зовут его Максим, как ты и хотел, Саша. Ты же всегда хотел иметь сына Максима, правда? — Я покрепче обняла заметно съежившуюся под моими руками Варю. — Плюс к дочери Варваре, разумеется. А Максима я, как ты выражаешься, зарегистрировала, не беспокойся. Он на самом деле Максим Виноградов.

— Я, конечно, рад. Но я бы с большим удовольствием сделал это сам… Да-а… Порядочки сейчас… Ну что ж, ладно… Ну что, — он нагнулся ближе к Максиму, — что, Максим Александрович, как жилось вам без отца?

— Он Максим Анатольевич, Саша, и без отца пока, слава богу, не жил.

— Что ты сказала? — Александр Виноградов остановился и то ли споткнулся, ухватившись за мое плечо так, что я чуть не упала, то ли нарочно тряхнул меня изо всех сил. — Что ты сказала, повтори? Какой к чертям собачьим Анатольевич? Это что за шутки? Это мой сын? Да не говори ничего, я знаю, я чувствую, я и тогда чувствовал, что у меня все получилось… Ты обманула меня — тогда? Ты знала, когда я уходил?

Я покачала головой:

— Нет.

— Все равно правды не скажешь…

— Почему? Я действительно сначала не знала. И мне, и нам с Варей было… достаточно сложно одним, без тебя. И потом, я даже говорила тебе один раз. Пыталась…

— Тьфу, черт… Ты же сказала, что наврала… я так и подумал — нечем было меня удержать, вот ты и… Зачем ты…

— Но ты же был занят прелестями одной рыжеволосой девушки.

— Тьфу ты… — он весь исплевался, поминая то господа, то черта, — господи! Ну так с кем ты Максима записала? Это ведь мой сын?

Я помедлила.

— Какая теперь разница.

— Большая! Я должен знать, что у меня есть сын, что я не напрасно жил…

— Ты только не плачь, Саша. Жил ты, скорей всего, не напрасно. У тебя есть и дочь, и…

— Понятно. Значит, мой! Вама!..

— Вамама, — подсказала я. — Теперь еще Максим есть.

— Ну да… — Он почему-то не поддержал идею укрупнения моего прежнего чудесного имени. — Все, идите домой, собирайтесь, я за вами вечером приеду.

— Саша, не говори глупостей. Живем мы теперь совсем в другом месте, через бульвар.

— Я уж знаю, что ты скакала то в одну квартиру, то в другую. Я звонил как-то.

Я хотела ему хоть что-то сказать о том времени. О том, как мне было страшно, и плохо, и больно. Но не стала. Зачем?

— Я вышла замуж, Саша. У меня есть муж. Я, наконец, стала Елена Виноградова, я этого хотела много лет. А это мои дети, Варвара и Максим Виноградовы. Правда, у них разные отчества. Но это детали. Варька, смотри-ка — не Светлана там ваша Ивановна идет? Подойди к ней, спроси, что по математике задано, мы же увели тебя с конца урока. — Варя внимательно посмотрела на меня и пошла догонять учительницу. — А чей Максим сын… Это, может быть, я ему когда-нибудь скажу. Но вряд ли. Это будем знать мы с тобой и его… отец. Тот, чью фамилию он носит. Тебя я к нему больше не пущу.

— Ты… ты с ума сошла! Мне сорок шесть лет! У меня… Это мой сын, и я буду видеть его сколько захочу!

Я видела, как странно покраснели его веки, и провела ладонью по его руке, которой он опять схватил ручку коляски.

— Нет, Саша. Ты же хотел свободы. Боялся, что я начну ее ограничивать. Ты страшно испугался, что придется теперь иметь одну и ту же «сексуальную партнершу» в виде меня, постылой… Так теперь ты имеешь все, что хотел. Правда? Свободу, друзей, женщин, девушек в не ограниченном мною количестве и составе и все остальное. А сын… зачем он тебе? Ты разве растил Варю? Она нужна тебе сейчас?

Александр Виноградов сам убрал руку с коляски и покачал головой.

— Зла-ая ты, злая… никогда не думал, что ты такая злая… — Он поддел ногой мокрый кленовый лист. — Сын — это другое! Ты не имеешь права!..

— Сыновей любят и растят еще меньше, чем дочерей. Их зачем-то хотят иметь все мужчины, а потом не знают, что с ними делать, с описанными, сопливыми, капризными, трусливыми и слабыми.

Александр Виноградов глубоко вздохнул, положил руку мне на ладонь и крепко ее сжал.

— Моя милая, моя родная… ты умная, ты чудесная, ты красавица… Ты, кстати, кормишь Максима? Тебе хорошо бы его хотя бы до трех месяцев докормить…

Теперь уже вздохнула я.

— Время быстро идет, ты забыл, наверно, а для меня как будто вчера было, как я Варю в три года от груди отнимала. Такая была вселенская трагедия. Неужели не помнишь? Так что надеюсь Максима еще покормить.

— Ты не любишь меня больше? — без перехода спросил Александр Виноградов.

— Уходи, пожалуйста, Саша.

— Значит, любишь. — Он успел посмотреть на меня тем знакомым снисходительным взглядом, который когда-то больно-пребольно ранил меня в нашей с ним неравной любви.

— Значит, не люблю. Просто говорить об этом мне неприятно, вдруг тебе станет больно.

Мне самой стало страшно и жарко от произнесенных слов. Ведь одно дело — сказать еще кому-то «Люблю тебя», а другое — объяснить вот этому человеку, который был смыслом моей жизни так много лет…

— Я тебя больше не люблю, Саша.