— Ты что, не забрала вещи?

— Ну не все же. Куда это все девать? Часть забрала, часть там осталась. Если что-то еще осталось, конечно…

— Ленуся, а не хочешь походить на массаж? Или сделать прическу в салоне? Выбирай любой — или ближе к тебе, или в центре. Я сама тебя отвезу. Девочки все сделают как суперзвезде.

— Походить на массаж… А вот можно сделать какую-нибудь маску, чтобы я прекрасно выглядела на один…

— Вечер? — не дала мне договорить Ольга. — Можно, — сказала она погрустневшим голосом.

— Нет, как раз не на вечер. Часа на полтора, днем. Я хочу… — Я не стала особо врать, но и рассказывать все мне не хотелось. — Мне надо… в одно учреждение сходить. По делу. И хочу выглядеть не так, что у меня все плохо.

— И маску можно, и макияж. Грим можно любой сделать. — Ольга засмеялась. — У нас есть одна девочка, профессиональный гример. Может сделать грим молодого лица, например, или грим лица после бурно проведенной ночи… Тебе какой?

— Мне… — Я задумалась. — Наверно, такой, чтобы меня не жалко было.

— Лен… — Мне показалось, что Ольга плачет. — Слушай, если я убью того, кто все это с тобой сделал, ты будешь ко мне в колонию приезжать?

— Нет. Потому что тебе придется убить меня.

Ольга невесело усмехнулась:

— Ну хорошо. Жаль, что не могу тебе заменить… — Она не договорила. — Когда увидимся?

— Давай завтра.


Я набрала номер. Он ответил сразу. Я почти забыла его голос. Или нет. Вот сейчас он сказал «да», и я почувствовала, что все это время хотела его услышать. Только этот голос. И не надо себя обманывать.

— Алё, — сказала я.

— Лена? — Он помолчал. — Добрый день. Как дела?

— Спасибо. Я как раз вот… хотела бы поговорить.

— Пожалуйста. Буду рад.

— Когда удобно?

— Можно завтра. После трех. Устраивает?

— Вполне.

— Скажем, в три тридцать. Или… три сорок пять.

— Хорошо. Да завтра?

— До завтра, — ответил он и первым отключился.


Я подошла к гардеробу, куда развешивала вещи по мере их появления из пакетов и сумок. Достала, погладила, поносила — повесила. Это — уже узко, не застегивается на животе. Это — слишком ярко, это — немодно года два… Хотя мужчина этого никогда не поймет, но сама я буду чувствовать, что надела писк моды позапрошлого лета… Что-то лучше нейтральное… светлое… Пусть будет виден живот… Или нет… лучше наоборот…

Я перебирала, перебирала, надела свободное шелковое платье до колена, посмотрела на часы и позвала Варю, которая сидела на кухне с Любовью Анатольевной и увлеченно слушала, как та читает сказку на словацком языке, практически не заикаясь…

— Варюша! Посмотри на меня? Хорошо мне в этом платье?

Варька внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Не очень.

— Почему?

— Ты такая… — Она подумала. — Помнишь, мы спектакль смотрели? Где принц с тонкими ножками был, мне не понравился… ты ругалась, что мне только красавчики нравятся…

— Я на принца похожа?

— Нет. На принцессу… Я помню, ее очень жалко было…

Да, и я помнила худенькую девушку лет сорока, с тонкой шейкой, костлявыми пальчиками и жалобными глазами.

— Ясно. Тогда собирайся. Поехали в «Пантеру». Купим что-то новое.

Варька с радостью стала собираться, а я обратилась к Любови Анатольевне:

— Можно мне попросить вас завтра остаться с Варей часа на… — я прикинула: туда-обратно и там полчаса… — два с половиной?

— К-конечно, конечно… я с радостью… — Она, как всегда, заторопилась, теребя воротник аккуратной блузки. Не знаю, как без нас, но все то время, что мы жили у нее, она ходила дома как на занятия в МГУ — причесанная, одетая. — Леночка, Варя очень способная девочка…

— Спасибо. — Я вздохнула. — Я знаю, что все детские таланты и способности надо развивать, иначе они к пятнадцати годам вянут и растворяются… Я так мало могу ей дать…

— Да что вы! — замахала на меня руками Любовь Анатольевна. — Во-первых, до конца способности не пропадут, особенно если они сильные… А во-вторых… Вы и так ей все время посвящаете…

Чем только оно у нас заполнено — это время…

Вышла способная Варька в темно-синих брючках с блестками внизу и в моей короткой майке.

— Можно, мам?

Я засмеялась:

— Да, конечно, очень красиво. Поехали.


Мы долго выбирали в «Пантере» мне блузку и юбку, а купили светлые брюки до колена и двойку из тонкого трикотажа пастельно-розового цвета — топик и кофточку на пуговицах — при желании можно было зайти сбоку и увидеть живот — если снять верхнюю кофту. А можно было просто заметить, какая я красивая, молодая и вовсе не несчастная.

Утром на следующий день приехала Ольга, и мы вместе с Варей отправились в салон на «Войковской». Ольга подвела меня к администратору и велела ей поочередно посадить меня к парикмахеру, косметологу, массажистке и маникюрше. А сама пошла прогуливать Варю во дворе.

Мне кажется, у женщины, которая регулярно ходит к косметологу делать массаж, маски, обкладывания льдом, меняется не столько кожа, сколько взгляд. «Я — ухоженная женщина. У меня все в порядке. В тридцать восемь я выгляжу на тридцать». И этот взгляд действует на окружающих как милицейская форма — неоднозначно, но безусловно: я имею право иметь такой взгляд. И все тут.

Через полтора часа я позвонила Ольге на мобильный и поинтересовалась, чем они заняты. Ольга спокойно ответила, что они катаются на пароходе по каналу. У меня тут же подскочило сердце к горлу.

— Ольга! Да ты что! Варя почти не умеет плавать!

— А мы и не собирались плавать. Мы сидим на палубе и смотрим вокруг. Правда, Варюша?

Все. Моя радость оттого, что из меня делают на два часа голливудскую красотку, мгновенно улетучилась.

— Ольга, я прошу тебя… Ни на секунду не отпускай ее…

Ну что можно объяснить женщине, у которой нет своих детей! Что ребенок, кажущийся уже большим, иногда делает такие вещи… Все проглоченные вилки и все крыши девятиэтажек, с которых снимают пожарные, — на счету не трехлетних, а как раз таких, как Варя. Умненьких, спокойных семилетних деток, честных, послушных, веселых и жутко любознательных.

Все остальное время я дрожала и тряслась в разных креслах, куда меня пересаживали, представляя, как Варя подходит к краю теплохода, а Ольга в это время закуривает сигарету и смотрит в другую сторону или говорит по мобильному. А Варя наклоняется…

— Вам плохо? — Визажистка, красившая мне в это время губы, пыталась унять дрожь моего подбородка.

— Да, душно. Наверно, я уже пойду.

Я достала деньги, радуясь, что Ольга не подоспела к этому моменту, и поискала взглядом администратора. Та увидела, что я собралась уходить, и подошла ко мне сама.

— Нет, нет, Ольга Дмитриевна сказала…

Я отдала ей пятьдесят долларов, прекрасно понимая, что это, видимо, пятая или шестая часть того, что я должна была заплатить, и вышла из салона. Я набрала номер Ольги. Он не отвечал. Я села на скамейку около салона, стараясь ровно дышать. Минут через пять я достала зеркальце и все же посмотрела на себя. Прическу менять кардинально я не решилась, просто мне намочили и специальным феном, треплющим волосы в разные стороны, высушили их. Вместе с достаточно агрессивным макияжем выглядело это чудно. Все равно к четырем часам растрепанные волосы надо будет причесать, а губы подкрасить снова. Я вытерла пальцем розовые тени над глазами, убрала зеркальце в сумку, встала и пошла вокруг детской площадки, на которой я оставила Варю с Ольгой два с половиной часа назад. Раз пятнадцать или двадцать я обошла двор сталинского дома кругом, раз десять набрала номер Ольги и, наконец, увидела, как в арку въезжает ее белая машина.

Ко мне подскочила страшно довольная Варька.

— Мам, знаешь, где мы были?

— На крыше. — Я прижала ее к себе.

— Нет, почему… на теплоходе! И потом еще — на колесе обозрения прямо у реки.

Я перевела дух. Хорошо, что я не знала про колесо. Варька пообнимала меня и отстранилась.

— Ма-ам… — произнесла она с некоторым, как мне показалось, ужасом.

— Что, милая моя?

— Ты такая красивая…

— Как невеста? — Я краем глаза взглянула на Ольгу, которая стояла и смотрела, как мы обнимаемся с выгулянной Варюшей.

— Нет, почему… Как… сейчас скажу… — Она взяла ручками мою голову и покрутила туда-сюда. — Как жена президента. Такая… нарядная. И еще гордая.

Я засмеялась, а Ольга, естественно слышавшая все, подошла ближе, качая головой.

— Лена, ты даже не представляешь, какая у тебя изумительная дочка, какая же ты счастливая… Это целый мир, огромный, прекрасный, которого у меня, например, нет. И не будет уже. — Она прищурилась и улыбнулась. — Ну а ты — просто реклама для моих заведений. Надо было попросить сфотографировать тебя до и после. Я тебя умоляю — ходи хоть изредка сюда. Ты себя не узнаешь через полгода.

— Спасибо, Ольга.

Процедуры по омоложению и приведению моего лица и волос в соответствие с модой, временем года и моим собственным возрастом минус десять лет заняли гораздо больше времени, чем я предполагала. Времени у меня оставалось — только доехать вовремя. Ну и может быть, забросить Варю домой, то есть на попечение Любови Анатольевны. Тогда я еще успела бы надеть купленную вчера новую одежду. Мы распрощались с Ольгой — мне не хотелось посвящать ее в свои дальнейшие планы на сегодня, просто даже из суеверия, и сели в такси, когда она отъехала.

— Мам, ты волнуешься, да? Почему? — спросила Варя в машине.

— Заметно, малыш? Ты не обидишься, если я пока не скажу почему…


Успела я минута в минуту, хотя была уверена, что такая точность не требуется. Разве в точности дело в данном случае?..