Джасинда Уайлдер - Там, где сердце

Он смеется, сверкая белыми зубами.

— Я действительно так думаю, Найл. Но правда в том, что мы не…

— Знаю, — говорю я, прерывая его. — Мне плевать. Что бы это ни было, не говори мне. Пока нет. Просто… просто дай мне это, хорошо? Пожалуйста? Я хочу этого. Я хочу тебя. Да, мы только познакомились и, по сути, ничего не знаем друг о друге. Меня это не волнует. Да, ты бродяга и все равно уйдешь. Ладно, хорошо. Просто подари мне этот момент. Мне нужно это, Лок. Я так чертовски сильно в этом нуждаюсь и не собираюсь извиняться ни за это, ни за то, что веду себя безрассудно — я в отчаянии. Конечно, может быть, то, чем ты собираешься со мной поделиться, имеет первостепенную важность. Может, я возненавижу тебя и никогда больше не захочу общаться. Хотя не могу понять, что такого ты можешь сказать, чтобы заставить меня чувствовать себя подобным образом. Меня это не волнует. Пока нет. Не сейчас. Вероятно, потом. Но прямо сейчас я просто… хочу заняться с тобой сексом. Хочу, чтобы ты заткнул мне рот поцелуем и не останавливался. Хочу, чтобы ты заставил меня почувствовать то, чего я не ощущала так долго. Слишком долго. И если утром ты уйдешь…

Его рот обрушивается на мой, затыкая меня, как я и просила, поцелуем. Его руки на мне повсюду: на груди, на животе, на бедрах, на лице. Проникают между моих ног, возвращая обратно неистовый жар своими прикосновениями. Он прокладывает дорожку легкими поцелуями вдоль моей нижней челюсти, по шее, между грудей.

— Я не уйду утром, — говорит он. — И я оставляю за собой право рассказать тебе позже то, что собирался.

Я зарываюсь пальцами в его волосы, раздвигаю колени и вцепляюсь ему в голову, когда он устраивается между моих ног, нежно касаясь губами внутренней поверхности бедра. Внутрь. Ближе. И потом, черт возьми, да! Его язык и губы там, где я хочу, и это бесконечно лучше, чем я когда-либо мечтала. Он намного искуснее в этом, чем я считала возможным. Он очерчивает мои контуры, используя и пальцы тоже, подводя меня к самому пику наслаждения, а потом отступает, но быстро вновь доводит до края. Вперед-назад. Снова и снова. Пока я не начинаю злиться, испытывая необходимость освобождения.

— Достаточно, Лок, — задыхаюсь я. — Позволь мне кончить.

Он издает урчащий смешок, а потом дает то, о чем я прошу. Делает какое-то движение пальцами и языком, дотягивается и щипает мой сосок, а потом я, сотрясаясь, выкрикиваю его имя. Все вокруг вспыхивает белым огнем, голова кружится, и я взрываюсь. Мои бедра конвульсивно приподнимаются над кроватью, во мне словно замкнули оголенные провода. Впрочем, это не останавливает его. Он продолжает, пока я лежу обмякшая и безвольная, и не останавливается до тех пор, пока я снова не кончаю. Сильно. И затем чувствую его перемещение вверх по мне. Чувствую его на себе. Ощущаю его вес.

Сначала его борода щекочет меня, а потом он снова дарит мне поцелуй. И я чувствую, как он толкается в меня. Жесткий, толстый, горячий, гладкий. Я опускаю руку между нами, захватывая его член. Поглаживаю по всей длине. Поглощаю его поцелуй и приподнимаю бедра, направляя его в меня. Это так невероятно ощущается, что я плачу. Всхлипываю в его поцелуй, вцепляюсь пальцами в его густые волосы, чтобы он не мог перестать целовать меня, и обвиваю ногами его бедра, чтобы он не мог остановиться и выйти из меня.

Он начинает двигаться.

И это рай.

Я кусаю его плечи, царапаю спину, вонзаю ногти ему в ягодицы, притягивая ближе. Такую я себя не знала. Я животное — безрассудное, дикое, полное кипящего желания, жаждущее большего, всего этого. Я слышу собственные… крики. Отчаянные, эротичные, дикие крики. Пронзительные вопли, хриплый плач. Его умышлено медленные движения делают меня еще безумнее, потому что я хочу жестче. И он дает мне то, чего я хочу — жестко и быстро. А потом снова замедляется, двигаясь легко, нежно и неглубоко. Когда я начинаю хныкать от неудовлетворенности, он толкается глубже, ускоряя темп.

Виртуозно. Господи, как виртуозно.

Он точно знает, чего я хочу, что мне нужно, но отказывается дать это, пока я не готова вслух умолять его. Он играет на мне, словно на музыкальном инструменте, перебирая струны моих потребностей и желаний. Губами Лок движется по моему телу, посасывая, целуя, облизывая языком снова и снова. Боготворит меня. Я двигаюсь вместе с ним, уступая его мастерству и следуя туда, куда он ведет, принимая то, что он дает. Он чувствует мое напряжение, чувствует, как я сжимаюсь, слышит мое дыхание — прерывистое и поверхностное — и движется все быстрее и быстрее, подводя меня к краю. И вот я снова падаю — на этот раз с края всей Галактики — в новый горячий эпицентр оргазма, настолько интенсивного, что он захватывает мое дыхание, мои чувства, все, что я сдерживала и ограничивала в себе и могла бы забыть. Чувствую, как ритм его движений сбивается, бицепсы напрягаются, мышцы пресса сжимаются.

— Найл, Боже, я больше не могу… я так… черт, я так близко, — выдыхает он мне в ухо.

Он выходит из меня, я беру его обеими ладонями, размазывая смесь наших соков по всей длине, и двигаю руками быстро, жестко и беспощадно, пока он не издает хриплый львиный рык. В мучительных спазмах он толкает свою эрекцию в мои ладони. Его тело вытягивается в струну, лицом он прижимается между моих грудей, а дыхание переходит в стоны. Я двигаю рукой жестче и быстрее, чувствуя приближение его оргазма, чувствуя его освобождение, ощущая струю на своем животе, проложившую горячую влажную линию вдоль моей диафрагмы. И тогда я даю ему то, что он давал мне: мягкие, бесконечно нежные прикосновения, пока он не обмякает в моих руках.

Обессилевший, Лок валится на спину рядом со мной. Но тут же обнимает меня, притягивая к левой стороне своего тела. Я придвигаюсь ближе, тесно прижимаясь к нему бедрами, и кладу руку на его живот. Меня не заботит, что я пачкаю нас обоих. Прижимаю свое ухо к его груди — к тому месту, где бьется сердце. И в этот момент меня переполняют эмоции. Это из-за звука бьющегося сердца в его груди. Удары сильные и быстрые, громко отдающиеся в моем ухе, постепенно замедляющиеся, ритмичные, такие знакомые, такие прекрасные в своей близости. Находиться вот так, когда тебя держат, укрывают и защищают крепкие мужские руки… само по себе является лучшим способом опьянения. Так же, как и сам секс.

Я смотрю на Лока и понимаю, что он находится в водовороте собственных эмоций. И, судя по выражению лица, внутри него происходит какая-то борьба. Я думаю, он тоже проиграл.

И я эгоистично выбираю ожидание.

Подождать, чтобы насладиться этим так долго, как смогу.

Тук-тук… тук-тук… тук-тук.

Она спит. Простыни сбились под ее идеальной круглой попкой. Она лежит на боку, одна рука под подбородком, другая откинута назад. Пружинящие кудри спутаны и беспорядочно рассыпаны, словно взорвалась бомба коричневых локонов. Длинные, густые, темные ресницы отбрасывают тени на ее щеки.

Невинная. Умиротворенная. Идеальная.

И сердце молотом стучит в моей груди, а внутри все скручивается в узел. Чувство вины — острое, словно бритвенное лезвие — поднимается во мне. Смятение зажимает сердце в тиски. И паника — эта змея — впрыскивает яд в мои вены. А в основе всего — полное, абсолютное отсутствие сожаления за то, что мы только что сделали. Потому что это было… Я даже мысленно не могу сформулировать только что произошедшее. Что это сделало со мной.

Моя душа полностью смещена со своей оси.

Я не знаю, как из этого выбраться.

Я не нытик, и не стану рвать на себе волосы и расхаживать взад-вперед. Я не меланхолик, копающийся в себе. Потому что никогда не брал обязательств ни перед чем и ни перед кем. Для меня ничто никогда не имело большого значения.

Я знаю Найл всего два гребаных дня, и то, что сейчас произошло, было…

…у меня нет ни одного проклятого слова для этого.

Это было слишком впечатляющим.

Проклятье, я в ужасе.

Я должен встать. Должен идти. Я не могу дышать в одной комнате с этой женщиной, даже если она спит. И не только потому, что она так невероятно, неизгладимо прекрасна, и какая-то неумолимая сила вынуждает меня просто смотреть на нее, когда я рядом. И не только потому, что она такая проницательная, умная и милая. Такая страстная. Господи, не просто страстная, а, черт возьми, хищная. Она была ненасытной тигрицей, рычащей, как зверь, когда буквально распадалась на части подо мной. И я хочу этого. Хочу заставлять ее делать это снова и снова. Бесконечно.

Именно из-за этого я в ужасе. Это слово, это понятие — бесконечность. Вечно, без конца.

Это попахивает обязательствами.

Это попахивает значимостью, ответственностью, целями, уязвимостью и правдой. И я неопытен в отношении любого из этих пунктов.

Я трахал ее до потери сознания, а она до сих пор не знает правду. Я пришел сюда, чтобы сделать, кто его знает, что, и по не вполне понятным мне причинам. Тем не менее, здесь я попал в заваруху, устроенную собственными руками.

Боже мой, я чудовище!

Это разрушит ее. И, в свою очередь, уничтожит меня.

Я встаю, покидаю ее комнату и выхожу через заднюю дверь. Я все еще голый, но мне плевать. Ближайшие соседи в километре отсюда, а ее дом находится в лесополосе среди дубов и кленов. Вокруг нет никого, чтобы увидеть меня. И даже если бы могли увидеть — мне плевать, пусть смотрят. Ее заднее крыльцо — просто ужасно. Какие-то полдюжины неокрашенных, необработанных досок, лежащие поперек нескольких шлакоблоков. Ни перил, ни ступеней — ничего. Но, гребаный ад, какой вид!

Луна просто гигантская. Серебристо-белый диск в небе, словно яркий бриллиант, заливает все вокруг нежным светом. Бесконечные поля простираются на долгие мили во всех направлениях, трава по пояс колышется от легкого ветра, плотная стена тополей уходит вдаль, их ветки качаются на ветру, словно танцуют под какую-то недоступную слуху музыку.