— Ты перебралась к нему. А дальше? — торопила ее Джулия.

— У меня не было выбора. Трейлер не принадлежал мне.

— А Робин?

— Что Робин? Теперь я с ним.

Джулия покачала головой.

— Я все равно не понимаю.

— Я забеременела, — сказала Талли.

— А-а, — протянула Джулия и добавила: — Понятно.

Но, по правде говоря, она ничего не понимала, кроме того, что солнце садится, а Бумеранг пытается засунуть себе в рот пучок травы.

— Меня не тошнило по утрам, никакого дискомфорта, ничего, — продолжала Талли. — Я забеременела в июне, а догадалась об этом лишь в сентябре. Целый месяц после этого я провела с Джереми.

— Ты не принимала таблетки? — удивленно спросила Джулия.

— Принимала. И потому не обратила внимания на задержку. Эти дела никогда не отличались у меня регулярностью.

— Я имела в виду противозачаточные таблетки, — уточнила Джулия.

— Ну да. В июне я подцепила какую-то инфекцию. Пришлось сделать курс пенициллина. Возможно, это снизило эффективность таблеток. Кто их знает?

— А… В июне, — сказала Джулия. — В июне…

Это должно было что-то значить. С прошлого июня прошло пятнадцать месяцев. Те пятнадцать месяцев, в течение которых Джулия колесила по пыльным дорогам.

— Так что же случилось в июне?

— Я же сказала тебе, — вздохнула Талли. — Джереми как раз уехал в Калифорнию.

У Джулии округлились глаза — внезапно ей все стало ясно. Джулия попыталась понять, что же чувствует Талли, но та, опустив голову, разглядывала траву, да и вообще ее серые глаза редко выражали подлинные чувства. Их едва ли можно было назвать зеркалом души.

— Талли, — произнесла наконец Джулия. — Этот ребенок… он не от Джереми.

— Да, Джулия, — подтвердила Талли.

— Но он же мог быть его?

— Джулия, — сказала Талли устало, — здесь нельзя было ошибиться ни в дате, ни в сроках. Джереми мог бы подсчитать. Да и не он один.

Джулия потерла виски.

— Так, Талли. Подожди минутку. Объясни по порядку, что же все-таки произошло. Ты говорила мне, что не хочешь иметь ребенка. На дворе, слава Богу, 1982 год. Ты платишь хорошему доктору три сотни долларов, он делает все необходимое, и ты свободна, как ветер.

Наконец Джулия смогла посмотреть в лицо своей подруги.

«Привет, моя старая загадочная подружка. Я снова пришла побеседовать с тобой».

На этот раз Талли долго молчала. Джулия, сдерживая дыхание, слушала пение птиц, прощающихся с заходящим солнцем, агуканье маленького Бумеранга и его возню в траве. Было жарко, а Талли продолжала хранить молчание. И Джулии опять стало стыдно за свои необдуманные, случайно сорвавшиеся слова. Может быть, Джереми был категорически против аборта, и тогда Талли вынуждена была сказать ему правду? А сказав правду, ей пришлось расстаться с ним. И после того как Талли оставила его, она все рассказала Робину, и, может быть, Робин не захотел избавляться от ребенка; а может быть, Талли отказалась сделать это? Может быть, слова Талли о том, что она никогда не захочет иметь ребенка, были не так уж искренни? Может быть, Талли не признавала абортов? Может быть. Они никогда не говорили об этом, пока учились в школе. Талли всегда старательно избегала подобных тем.

Талли не мигая смотрела на сына.

— Мы пытались, — сказала она. — Я пыталась. Во-первых, я сказала Джереми. Я растерялась. Я никогда не умела просчитывать последствия. У меня не было иллюзий, не было сомнений. Казалось, что все совершенно ясно. Понимаешь ли, я сказала Джереми, что ребенок родится в марте. Он раньше, чем я, понял, что сроки не совпадают. И что мне оставалось делать? Сказать, что ошиблась? «Совсем не в марте, это не так. В апреле, дорогой, именно в апреле». И потом, когда ребенок родится…

Талли посмотрела на темноглазого и темноволосого малыша.

— А потом врать ему, что в моей семье была испанская кровь? — Она покачала головой. — Все это не для меня. Я сказала ему правду.

— И как он воспринял?

— Ну, — Талли вздохнула, — примерно так, как когда-то рассказывала мне тетя Лена, — лучше, чем отец моей матери, оказавшийся в подобной ситуации. Но ненамного.

— Он сказал тебе, чтобы ты уходила?

— Да. И еще много чего. — Талли помолчала. — Мы расстались не сразу, но уже не могли быть вместе. Джереми не сумел смириться с тем, что произошло. Не мог. И не потому, что не хотел. Он был не в состоянии прикоснуться ко мне, просто подойти. Не мог говорить со мной, не заглянув мне в глаза и не повторив, что я разбила его жизнь. В конце концов я ушла от него. В октябре. В одно воскресное утро просто сказала: «Я ухожу!» Он даже не поднял глаз от чашки с кофе. Я ушла. Весь кошмар заключался в том, что я ушла в никуда. — Талли глухо рассмеялась. — В никуда, Джулия. У меня не было средств к существованию. Я ведь не работала, просто жила с Джереми. Много читала. Смотрела телевизор. Шейки тогда еще жила с родителями. Мать окончательно обосновалась в Мэннингере, а тетя Лена меня всегда смертельно ненавидела. — Талли перевела дыхание. — У меня не оставалось выбора. И я отправилась в Манхэттен.

— А… — протянула Джулия, — ты поехала к Робину. И что же он? Как ты обо всем рассказала ему?

— Было воскресенье, он играл в регби. Я подкараулила его в перерыве между таймами. «Что ты здесь делаешь?» — спросил он. «Я ушла от Джереми», — ответила я. Он сказал: «Да? Мне не нужны объедки». «Я беременна», — сказала я.

— О Боже! Как же это?! — воскликнула Джули. — И что же он?

— Ничего, — ответила Талли. — Пошел играть дальше. Насколько я помню, его команда проиграла. У него даже кончик носа побелел. Он вышел с поля, ругаясь на чем свет стоит, подошел ко мне и спросил: «Так зачем ты все это мне рассказываешь?» Я сказала: «Потому что это твой ребенок». — Талли не отрываясь смотрела на сына. — Затем Робин поинтересовался, насколько это точно. Посмотри на малыша, Джул. Разве тут можно сомневаться?

Джулия посмотрела на Бумеранга Де Марко.

— Нет, — промолвила она. — Он весь в отца.

И про себя подумала: «Очень красивый ребенок».

Талли продолжала.

— Затем мы отправились к Робину и около часа делали вид, будто решаем, как поступить. Он спросил меня, что я собираюсь делать.

Талли стиснула зубы, и морщинки вокруг ее плотно сжатых губ обозначились так же резко, как белые колонны на фоне темного фасада дома на Техас-стрит. А ее глаза, ее глаза! Джулия опустила голову. Она была не права, не справедлива в отношении Талли. Сейчас все чувства ясно читались в обычно бесстрастных серых глазах.

— Я сказала, что не собираюсь замуж. Он сказал: «Кто говорит о женитьбе?» Я сказала, что не хочу ребенка. Он ответил, что надо было сообщить ему раньше, теперь может быть уже поздно. Все-таки он проявил интерес или хотя бы притворился. Предложил найти хорошего врача. Я спросила: «Где? В Вичите?» Он сказал, что у нас уже нет времени ехать в Вичиту, срок слишком большой. Наконец я сказала, что не собираюсь делать аборт. Так я хочу оставить ребенка? Нет. Ни то, ни другое. Он сказал, что выбор за мной. Я спросила, хочет ли он, чтобы я избавилась от ребенка. Он ответил, что только если это не его ребенок. Я спросила, признает ли он свое отцовство, и знаешь, что он ответил? Что он уверен — я пришла к нему только потому, что была в отчаянии, я пришла, потому что мне некуда больше идти, как тогда, когда я ушла от своей матери. Он сказал — Боже, помоги мне, — что согласен терпеть меня в своем доме до самых родов, только чтобы не дать мне избавиться от его дочки.

Джулия неожиданно почувствовала желание подойти и взять на руки Бумеранга. Взять на руки и прижаться щекой к его макушке.

— Неужели он так сказал?

— Именно так. Я спросила, почему он так уверен, что родится девочка. Оказалось, он всегда мечтал о дочке.

В этот момент Джулии казалось, что она сама любит Робина.

— Но, Джул, у меня было уже четырнадцать недель, — продолжала Талли. — Нужно было на что-то решиться. В течение следующей недели он сделал все необходимое, и мы уехали.

Она снова замолчала. И это молчание говорило Джулии больше, чем короткие, отрывочные объяснения Талли.

— Ничего, — мягко произнесла Джулия, — ничего.

Талли вздрогнула, поднялась и взяла на руки Бумеранга.

— По дороге в Топику я спросила его, женится ли он на мне, если я оставлю ребенка. И он сказал «Да».

— Так вы вернулись и поженились?

— Да. Вернулись и поженились. В прошлый День Благодарения.

«Прошлый День Благодарения! Так вот чем объясняется случайная встреча у «Дилана» Талли и моей матери», — подумала Джулия.

— А Джереми? Ты виделась с ним после?

Талли покачала головой.

— Конечно, нет. Думаю, он проработал до октября, а после уехал в Нью-Йорк.

Талли помолчала, щурясь на солнце.

— Он не заслуживает внимания! — сказала Джулия.

— Конечно, не заслуживает. И Робин тоже.

Талли что-то промычала.

— Талли, это избитая-избитая ситуация. Двое ребят и одна девушка. Вечный треугольник.

— Не думаю, — ответила Талли без всякого выражения. — Меня хватит только на одного! — Она тихонько укачивала Бумеранга, прижимая его к груди.

Талли дотронулась до руки подруги, пытаясь догадаться, о чем та думает.

— Подумаешь, большое дело — эта Калифорния. Честно!

— Да, конечно.

— А как у тебя с Робином? — осторожно спросила Джулия, страстно желая, чтобы с Робином все было в порядке. И еще ей очень хотелось, чтобы Робин пораньше пришел домой. Тогда она смогла бы увидеть свою старую подругу Талли в качестве жены Робина Де Марко.