Полина Саймонс - Талли

— Джереми, я виделась с Робином, — объявила Талли, едва увидев Джереми. Он заехал за ней после работы, и сейчас они сидели в машине на стоянке при «Каса Дель Сол», дрожа от мороза.

Джереми молчал целых пять минут.

— Когда моя жена сказала мне, что уходит к другому, — произнес он наконец, — я ничего ей не сказал. И сейчас тоже не нахожу слов. Я знаю их так много, но почему я не могу выбрать самое нужное?

— Извини, Джереми.

— Наверное, раньше ты говорила «извини» кому-то еще, Талли.

Она отвернулась к окну.

— Я не могу ничего объяснить, — сказала она.

— А я просил?

— Я скучала по нему.

— Понимаю.

— Я жалею о том вечере. — В голосе ее не чувствовалось настоящего сожаления.

— Нет, — сказал он. — Это я жалею.

— Я вышла из себя. Ты знаешь, как я себя чувствовала? Как будто я лежу на операционном столе, широко раскинув ноги, а ты тыкаешь в меня ланцетом и говоришь практикантам: «Не хотите ли взглянуть? Нет, вы только взгляните сюда».

— Позволь мне задать тебе вопрос, Талли, — тихо сказал Джереми. — Если бы я следил за тобой не в церкви, а где-нибудь еще, ты бы рассердилась так же сильно? Да и рассердилась ли ты бы вообще?

— Не знаю, Джереми, — сухо ответила Талли. — Кто может заранее знать, как поступит в том или ином случае? — И потом добавила! — Возможно, и нет.

Он хотел сказать что-то еще, но передумал и выговорил только:

— Извини.

Талли не смотрела на него.

— Я совсем сошел тогда с ума. Ты никогда не уступала мне. Как ты можешь винить меня за то, что я отвоевал хоть чуть-чуть знания о тебе? Я думал, ты ему купила цветы. ^:

— Ладно, — сказала она.

— Так что же теперь? Ты больше не хочешь со мною встречаться? — спросил он.

Она хрустнула пальцами, потом сказала:

— Я думала, может ты не захочешь больше встречаться со мной.

— Ты так думала? — колко спросил Джереми. — Знаешь, я слишком стар, чтобы играть в эти игры. Если не хочешь встречаться со мной, так и скажи. Скажи мне это прямо в лицо:

Она не могла смотреть на него.

— Ну, какое-то время, ладно? Мне нужно, чтобы никто не задавал мне сейчас никаких вопросов.

— Сейчас? — сказал Джереми. Ты хотела сказать — всегда. — Талли промолчала, поэтому он снова заговорил: — Хорошо, я не буду задавать тебе никаких вопросов.

— Нет, — сказала Талли. — Не задавать мне вопросов даже мысленно, Джереми. — Она подышала себе на руки. — Послушай, — сказала она. — У меня было несколько тяжелых лет. Тяжелых, понимаешь. Я стараюсь их забыть, но у меня плохо получается, когда ты начинаешь умолять, спрашивать, добиваться чего-то. Ты делаешь мне еще хуже. Поэтому я хочу некоторое время побыть одна, чтобы снова заковать себя в броню, а ты тем временем должен вернуться к тому состоянию, когда не ждал от меня слишком многого. Потому что я и в самом деле немного могу тебе дать. В чем в чем, а в этом я абсолютно уверена. У меня немногое есть, чтобы дать тебе, Джереми.

— У тебя есть очень многое, Талли Мейкер.

— У меня нет ничего, — медленно сказала она. — Я устала от всех вас. Джереми, знаешь, чем ты привлек меня? Тем, что ты ничего не знал обо мне. Ничего. Это было в тебе самое лучшее, Джереми Мэйси. Теперь, когда ты одним махом уничтожил это преимущество, я не знаю, что мне с тобой делать. Меня, знаешь ли, и так уже есть кому пожалеть.

— Я не жалею тебя, Талли, — сказал Джереми. И, помолчав, уныло спросил: — А Робин знает о Дженнифер?

— Робин иногда ходил со мной к Святому Марку, — указала Талли, тяжело вздохнув, — он ждал меня в церкви.

— А-а… — протянул Джереми и добавил: — Я как-то видел его там.

Талли кивнула.

— Он тоже говорил, что видел тебя там. Вы оба шпионили за мной.

— Ну что я мог сделать? Убить его? Избить до полусмерти перед алтарем?

— Ты не должен был шпионить за мной.

Джереми глубоко вздохнул.

— То, что он делал то же самое, не оскорбляет твои чувства. Ты возмущаешься только мной.

— Только тобой, — ответила она. — Ему известна эта часть моей жизни. Я не могу этого изменить. Но я хотела, чтобы с тобой было иначе. Я хотела, чтобы у тебя было это преимущество.

— Почему он знает о ней? — добивался Джереми.. — Ты рассказывала ему?

Она смотрела в боковое стекло.

— Он знал ее. — И помолчав: — Она сама нас познакомила.

— Я думал, ты познакомилась с ним на вечеринке.

— Да, — сказала Талли, откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза. — У нее на дне рождения.

Джереми нежно дотронулся до ее руки.

— Что произошло, Талли? Расскажи мне, что случилось?

Она ответила, не открывая глаз:

— Я не знаю, что случилось.

И про себя Талли подумала: «Она просто не сумела отличить небес от ада».

Талли тяжело переносила разлуку с Джереми. Она сидела на его семинарах по понедельникам, средам и пятницам с десяти до одиннадцати утра. После того разговора она не стала ждать его после занятий в понедельник. В среду они выпили по чашечке кофе, а в пятницу он остался у нее на ночь. Встретившись в субботу вечером с Робином и увидев его счастливое лицо, Талли почувствовала себя как на дыбе и в следующий же понедельник сказала Джереми, что теперь между ними действительно все кончено. Джереми разволновался и попросился прийти к ней, чтобы обо всем переговорить.

Вечером, в ожидании его прихода, Талли написала письмо Джулии.

23 марта 1981 года

Дорогая Джулия!

Спасибо, что продолжаешь писать. Я не могу дождаться, когда ты приедешь на лето домой. Встретиться с тобой — такое облегчение после Робина и Джереми, да и Шейки тоже.

В прошлый раз я не писала тебе, что оба мои мужчины выследили меня, когда я ходила в церковь. С тех пор мало что изменилось. Джереми должен прийти ко мне примерно через час, чтобы мы могли поговорить о том, почему я больше не хочу с ним встречаться.

Когда-то я любила весну. Любила дышать ее воздухом и ждала, что много всего произойдет. Запах цветов и тепла и сильный ветер, предвещающий лето. Предвещающий. Есть такое слово? Но сейчас беспрестанно налетают бури. Еще только конец марта, а уже двадцать четыре раза объявляли торнадо. Помнишь, как однажды мы возвращались с миссис Мандолини из похода по магазинам в Канзас-Сити и попали в смерч? Миссис Мандолини молилась, и носилась между нами, и кричала на нас, чтобы мы немедленно вылезли из машины и спрятались в кювет, а мы на заднем сиденье были не в силах оторвать глаз от черного столба в небе. Помнишься какой был грохот, когда мы все-таки вылезли? Должно быть, это действительно было нечто, потому что мы уже не слышали больше миссис Мандолини, а только видели, как у нее шевелятся губы, когда она схватила Джен и потащила ее к откосу, а Джен пыталась закричать: «Если они не пойдут, я тоже никуда не пойду! Категорически!» Помнишь?

Вчера я видела у Святого Марка мистера Мандолини. На улице лил дождь. Канзасская весна. Он был в шляпе, и слава Богу — ему было что держать в руках. Мы принесли ей цветы; конечно, они тут же намокли. Потом вошли в церковь, поставили две свечи. Он прочитал молитву. На коленях. Я хотела поговорить с ним; он был очень вежлив, но сказал, что хотел бы побыть один. Попросил меня зайти к нему на работу.

Я так и сделала. Сегодня после занятий. Он был очень занят, и я пробыла недолго. Спросила, как миссис Мандолини. Он только покачал головой и сказал: «Не очень хорошо, не очень хорошо. Пьет». Но без подробностей.

Так что вот так. Он просил меня заходить к нему, но не думаю, что он в самом деле хотел этого, да я и не виню его — меня вообще удивляет, что они все еще в Канзасе.

Джека Пендела в Канзасе нет. О, если уж зашел разговор о Джеке, то надо сказать, что Шейки начала действовать мне на нервы. У нее серьезный роман с Фрэнком Боуменом, они встречаются почти каждый день. Он как ее расческа — она никогда с ним не расстается. Даже по четвергам, когда предполагается, что у нас — девичник. Думаю, он собирается официально просить ее руки.

В «Каса Дель Сол» все хорошо. Но я все еще в безалкогольном зале. Они не решаются доверить разносить алкогольные напитки двадцатилетке. Надо было им рассказать про мою коллекцию оружия. Коллекцию, которую я могла бы иметь, если бы захотела.

В пятницу я сказала Джереми, что больше не стану с ним встречаться. И уже немного жалею об этом. Но я не могу видеть лицо Робина. Честно. И не могу, когда он звонит, а здесь Джереми.

Между прочим, Робин ведет себя весьма самоуверенно. Он не принимает Джереми всерьез. Видимо, не верит, что я могу бросить его ради Джереми. И если судить поверхностно, то он прав. С чего бы мне бросать его? Да и как я могу?

Но знаешь, Джулия, я все-таки должна сказать свое слово в защиту разговоров. Я не очень-то люблю разговаривать, так же, как и Робин. Не знаю, такое ли уж это хорошее сочетание. Но, с другой стороны, Джереми говорит не переставая. Он всегда рад возможности поговорить. И обычно мы так хорошо с ним разговариваем. Робин больше такой: «Ты не хочешь об этом говорить? Отлично, давай трахнемся». А Джереми будет разговаривать до этого, после этого и во время этого. Он не говорит мне, как Робин, всякие ничего не значащие нежности, когда мы занимаемся любовью, но в остальное время мы прекрасно ладим, и он такой умный. Я по-настоящему уважаю его. Хотя, должна сказать, что ничего не значащие нежности Робина в последнее время переросли в нечто большее.