Через одиннадцать дней Талли начала подозревать, что, возможно, Трейси Скотт уехала так далеко, что уже не сможет найти дорогу назад. И все эти одиннадцать дней Талли в каком-то нервном ступоре ждала ее возвращения. Она думала: «Мне больше нечего делать. Мне. Больше. Нечего. Делать. И смотрела на маленького мальчика и думала: Я больше не могу ничего делать. Так что же я буду делать с ним?»

Через тринадцать дней она вспомнила, как ее мать лет десять назад взяла на воспитание ребенка, чтобы легче было оплатить счета. Ребенка семи лет. Штат Канзас выплачивал Хедде деньги, в том числе на питание и одежду, и семилетний воспитанник жил с ними около восьми месяцев. Через восемь месяцев родители ребенка заявили, что берут его обратно, и Хедда, которой теперь материально стало легче благодаря приезду тети Лены и дяди Чарли, больше никого брать не стала.

Программа штата Канзас «Воспитание неблагополучных детей в семьях»[18]. Талли вспомнила о ее существовании как раз вовремя.

И вот она оставила Дэмьена на несколько часов у Анджелы Мартинес и поехала в суд — он находился напротив здания законодательного собрания штата. На четвертом этаже она разыскала социально-реабилитационную службу. В приемной ей указали на дверь, табличка на которой гласила: «Агентство по набору семей, желающих взять детей на воспитание», и посоветовали поговорить с Лилиан Уайт.

Сидя за огромным столом, скрестив на груди большие руки, Лилиан Уайт выслушала рассказ Талли и спросила:

— Ну и чего вы от меня хотите? Чтобы я вернула его мать?

— Нет, — сказала Талли, обеспокоенная таким вопросом. — Я бы хотела, чтобы вы подыскали ему подходящую семью.

— Мисс, это учреждение, где занимаются набором семей и их лицензированием. Мы не занимаемся поиском подходящих семей, просто определяем детей в семью. Если вы хотите найти какую-то особенно подходящую, вам следует обратиться в агентство по усыновлению. И кроме того, — добавила Лилиан, — его мать скорей всего вернется. Они почти всегда возвращаются и требуют своих детей обратно.

Талли была ошеломлена.

— Но о нем некому позаботиться, пока его мать не вернется!

— Ах, но это же неправда, — возразила Лилиан Уайт. — У него есть вы.

— Я? Мне восемнадцать лет. Я гожусь для этого еще меньше, чем она. И кроме того, я не могу, — беспомощно сказала Талли, чувствуя, как эта огромная недружелюбная женщина вынуждает ее принять решение, которое может перевернуть всю ее жизнь. — В этом месяце я поступаю в Уэшборн.

Лилиан подняла брови.

— Да? И что вы будете изучать?

— Детскую психологию, — сказала Талли, вдруг вспомнив кое-что из своей прошлой жизни, той, что была до двадцать шестого марта.

Лилиан пристально смотрела на Талли.

— Так, значит, вы едете в Уэшборн?

— Да, — сказала Талли уже спокойнее, — я поступала в Стэнфорд, но меня не приняли. Поэтому я собираюсь в Уэшборн. Восемнадцать зачетов. К тому же я нашла работу, — без остановки говорила Талли, — у Карлоса О’Келли. Это мексиканское…

— Я знаю, кто такой Карлос О’Келли, — оборвала ее Лилиан. — И я знаю, где находится Стэнфорд. Ладно, давайте посмотрим, что мы можем для мальчика сделать. Вы можете побыть с ним хотя бы до тех пор, пока мы найдем ему семью?

Талли кивнула.

— Сколько лет должны отсутствовать родители ребенка, чтобы его можно было отдать на усыновление? — спросила она.

— Восемнадцать, — отозвалась Лилиан, и Талли, поднимаясь, чтобы уйти, подумала, что она вовсе не шутит.

«О Господи! — мысленно вскричала она, выйдя на улицу. Кошмар. И этой доверили программу воспитания в семьях!»

Сказав Лилиан Уайт про Уэшборн, Талли и для самой себя сделала эту мысль реальнее. Раз она сказала этой женщине, что поступает, — значит, должна держать свое слово.

Ей понадобилось меньше часа, чтобы съездить в Морган Холл — приемную комиссию университета и заполнить бланк заявления о приеме, завернуть в Топику, отыскать в школе свои экзаменационные результаты и снова вернуться в Уэшборн. Покончив с этим, она поехала к Карлосу О’Келли, солгав, что уже работала официанткой, и получила работу. Через четыре дня ее приняли на первый курс при условии, что за позднюю регистрацию она внесет дополнительную плату. Ей потребовалось всего две минуты, чтобы откопать припрятанные в сумке деньги, и еще две, чтобы выбрать по каталогу предметы по обязательной программе. Английская история, религия, средства коммуникации.

— Вы уже подумали об основной специальности? — спросил ее секретарь-регистратор.

— Детская психология, — бесстрастно ответила Талли.

Это имело мало значения. С тем же успехом она могла бы сказать «внутренняя экономика».

Штат Канзас очень быстро подыскал Дэмьену место — некую семью Бакстеров на Индиан Хиллз Роуд. Биллу и Розе Бакстер было за пятьдесят, их собственные дети уже выросли, создали свои семьи и уехали из дома. Бакстеры сказали, что хотели вырастить счастливым еще одного ребенка, прежде чем у них появятся внуки. Но что-то в них настораживало Талли. «Их дом слишком мал для четверых, — подумала она. — И никаких фотографий. Никаких фото с бегающими по двору или плескающимися в бассейне детишками. Ничего».

— Дэмьен, — сказала Талли мальчику в этот вечер. — Пока не вернется твоя мама, ты будешь жить с тетей Розой и дядей Билли, хорошо?

Дэмьен нахмурился.

— А где моя мама?

Талли мысленно поблагодарила Бога, что ему всего три года.

На следующее утро она отвезла Дэмьена, всю его одежду, игрушки и машинки на Индиан Хиллз Роуд. Талли попыталась рассказать Бакстерам, что он любит и как с ним нужно обращаться, но столкнулась с почти полным безразличием. «Интересно, сколько им будут платить за Дэмьена?» — с болью думала Талли, обнимая мальчика и обещая часто-часто навещать его. Включив зажигание и помахав ему в окно, Талли увидела в зеркальце заднего вида свое отражение. Ее лицо было таким же маленьким и исстрадавшимся, как у Дэмьена.

3

Сильвия Васкез работала у Карлоса О’Келли администратором. Это была невысокая миловидная женщина родом из Гватемалы. Для начала она решила послать Талли в безалкогольный зал. Здесь было меньше чаевых, зато не требовалось особой быстроты обслуживания, что было на руку Талли, никогда в жизни не работавшей официанткой.

Сильвия выдала Талли форму — закрытую голубую блузку и короткую цветастую хлопчатобумажную юбку. В первую неделю Талли отработала три вечера. При тарифе доллар в час вместе с чаевыми у нее получилось 60 долларов. Это были первые по-настоящему заработанное деньги — она никогда не считала настоящей работой танцы в клубах, разовые поручения Линн Мандолини и присмотр за ребенком. На следующей неделе она заработала 80 долларов, а на третьей Сильвия добавила ей еще десять часов, и ей удалось получить 20 долларов.

Талли осталась в трейлере, передвинув большую часть скарба Трейси в освободившуюся комнатку Дэмьена.


Впервые увидев трейлер, Робин не смог скрыть своего ужаса.

— Силы небесные, Талли, почему ты живешь на этой помойке? — спросил он.

— Это не помойка, — обиделась Талли. — Я вымыла и покрасила здесь все. И уже не воняет. К тому же он стоит всего сто долларов в месяц. И в настоящий момент он полностью мой. Ты можешь назвать другое жилье, которое я могла бы считать своим?

— Талли, в твоем распоряжении весь мой дом. Пять спален, бассейн, горничная, и все только что отремонтировано. Почему ты предпочла этот трейлер?

— Потому, — сказала Талли, — что он грязный, дешевый, рядом с железной дорогой и полностью мой. Ты можешь указать еще какое-нибудь место с такими параметрами?

— Да на кой черт тебе сдалась железная дорога? — Робин скривился. — И когда же наступит момент, когда тебе, наконец, захочется расстаться с нею?

— Даже не знаю… — засомневалась Талли. — В конце концов ведь я родилась у железной дороги.

Робин только вздохнул.


Август был уже на исходе, когда в кафе к Карлосу О’Келли зашла Джулия навестить Талли. Заказав чимичангу и коку, она сказала:

— Мы давно не виделись.

— Да, — отозвалась Талли, перелистывая блокнотик заказов. — Я была очень занята, правда. Тебе обычную или диетическую коку?

— Обычную, — сказала Джулия. — Том неделю назад уехал в Браун.

— О-о, — протянула Талли и начала убирать посуду с соседнего столика. — И как ты в связи с этим себя чувствуешь?

— Не знаю. Мы не общались с тех пор, как он уехал.

— Вот это и в самом деле удивительно.

— Это тебе удивительно, — возразила Джулия. — Я даже не скучаю по нему.

— Да о чем скучать-то?

— Мы много разговаривали, — сказала Джулия и добавила: — Больше, чем с тобой.

«Да кто угодно больше разговаривает, чем мы с тобой, Джулия», — хотела сказать Талли.

— Но я не поэтому по нему не скучаю, — заметила Джулия.

«Я знаю, почему ты по нему не скучаешь», — подумала Талли, но ничего не сказала.

Джулия поела, расплатилась и дождалась, пока Талли выйдет из кухни. Девушки постояли в дверях, обеим было неловко.

— Талли, я пришла попрощаться. Завтра я уезжаю в Нортвестерн.

Талли попыталась улыбнуться.

— О, ну что ж, это здорово, Джул. Это здорово. Слушай, я уверена, тебе там будет хорошо. Пиши обязательно, ладно?

Джулия с горечью смотрела на Талли.

— Да, конечно, Талли. Ты тоже, ладно?

Они быстро обнялись и отпрянули друг от друга,

— Куда ты сейчас, Талли? — спросила Джулия. — Ты вернулась домой?