Полина Саймонс - Талли

— Но ты только подумай, сколького ты добьешься, если ты переедешь к нему, — настаивала Джулия. — У него уйма денег. И от него будут умные дети.

— Да, Талл, действительно, подумай, — перебила ее Дженнифер. — Я не сомневаюсь: если ты попросишь, он купит тебе тот дом на Техас-стрит. Я просила папу узнать, кто владелец. Одна старая леди. — Дженнифер подняла брови. — Очень старая леди.

Талли переводила взгляд с Джулии на Дженнифер.

— Да что с вами? Оставьте меня в покое, хватит уже! Джен, что случилось? А как же Стэнфорд?

Дженнифер покачала головой, похлопала Талли по руке и снова принялась украшать стол молочными кругами.

— Подумай хорошенько, Талли, — повторила Джулия. — Ты сможешь, наконец, уйти из дома.

— Да, — сказала Талли. — В другой дом.

— О, да, но на Техас-стрит! Ты только подумай! — сказала Дженнифер.

— Мандолини! — воскликнула Талли.

Дженнифер мягко засмеялась.

— Это всего лишь шутка, Талли, — сказала она. — Джулия, Талли сомневается, что любит Робина. Ее сердце не признает доводов разума. Правда, Талли?

Большая часть молока из стакана Дженнифер сохла на столе.

— Правда, Джен, — согласилась Талли, отводя взгляд.

— Талли, откуда ты знаешь, что не любишь его? — спросила Джулия.

— Не знаю, — медленно произнесла Талли. — А как узнать, люблю я или нет?

— Ты бы узнала, — сказала Джулия, бросив взгляд на Дженнифер. — Правда, Джен?

— Правда, Джул, — медленно ответила Дженнифер.

Дженнифер, Талли и Джулия так ни к чему и не пришли в тот день. В шесть они перестали ломать над этим голову и решили сделать друг другу сюрприз, когда ежегодник выйдет в свет.

В машине Дженнифер села на пассажирское место, разрешив Талли править «камаро» до Гроув-стрит.

— У тебя неплохо получается, Мейкер, — заметила она, — каких-нибудь несколько лет — и ты сможешь сдать на права.

— Катилась бы ты, — отозвалась Талли. — У меня экзамен семнадцатого марта.

Дженнифер покачала головой.

— Не знаю. Может, помолишься святому Патрику?

Летели дни. Все еще короткие и пасмурные. Но каждая новая стрелка травы несла с собой весну, и каждая капля дождя смывала запах зимы. Каждое дуновение ветерка уносило остатки зимнего воздуха. Процесс шел медленно — возрождалось всякое дерево и цветок, увеличивался минута за минутой световой день, и вечер наступал с каждым днем все позднее и позднее. Если бы они понимали, что и в их жизни — сейчас весна, возможно, они обращали бы больше внимания на эти мелочи. Время, однако, течет медленно, когда ничего не происходит; и ежедневные перемены не сохранялись в памяти; каждое происшествие поглощалось другими событиями и забывалось, как забываются завтрак или заход солнца, то обыденное, что заполняет каждый из дней; особенно в молодости, когда жадно глотаешь воздух в ожидании перехода в лучший мир, в мир взрослых; и. не можешь дождаться, когда кончится сегодня, чтобы скорее наступило завтра — эта новая жизнь.

Снежный февраль перешел в март. А в марте зарядили дожди.

Ветры и грозы принесли запах весны. По телевизору то и дело предупреждали об опасности торнадо, и каждый день проливной дождь сменялся ослепительным солнцем. Типичный март для Канзаса.

Талли всеми средствами старалась не допустить, чтобы Робин встретился с ее матерью, да и сама держалась от Хедды подальше. В первую неделю марта она пережила легкий испуг, обнаружив в почтовом ящике письмо, адресованное Хедде Мейкер. Больше всего Талли удивило, что адрес был написан от руки. Хедда никогда ничего не получала, кроме счетов, и уж тем более никаких личных писем. Присмотревшись внимательнее, Талли заметила, что имя Хедда написано неправильно, с одним «д». Талли вздохнула и решилась на маленькое преступление.

Разорвав конверт, она порадовалась, что не отдала письмо матери. «Миссис Мейкер, — гласило послание, — ваша дочь морочит вам голову и встречается с моим парнем. Очень часто. Каждую неделю. Она украла его у меня, а сейчас она лжет вам каждую среду и воскресенье».

Подписи не было. Талли не так уж поразилась этой записке. В общем, она ожидала чего-то подобного. Что ее действительно удивило — это глубина осведомленности Гейл. Та, оказывается, не только знала, по каким дням Талли встречается с Робином, но осведомлена и о сложностях в отношениях между Талли и ее матерью.

Талли порвала письмо, решив никому ничего не говорить. Гейл, должно быть, раздобыла эту информацию у бесхитростной, ничего не подозревающей Джулии, с которой училась в одном классе. Если Гейл поверит, что ее план удался, она на какое-то время приостановит военные действия.

Джулия продолжала посещать дискуссионный клуб, исторический клуб и клуб текущих событий.

— Говорильня — слово из десяти букв, вот что действительно доставляет вам с Томом наслаждение, — высказалась по этому поводу Талли.

Дженнифер продолжала терять в весе.

В понедельник, двенадцатого марта, когда Дженнифер на минутку вышла из кухни, Талли сказала об этом Линн Мандолини. Линн попробовала спорить, возразив, что ее дочь никогда еще не выглядела так хорошо.

— Да, миссис Мандолини, но когда она весила на двадцать фунтов больше, она тоже выглядела прекрасно. А сейчас я удивлюсь, если в ней наберется хотя бы сто десять фунтов[12].

— О Талли! — воскликнула Линн, закурив и плеснув себе в стакан. — Сто десять! Неужели?

— Джен, — сказала Талли, когда Дженнифер вернулась. — Сколько ты сейчас весишь?

Дженнифер посмотрела на нее так, словно ее ударили.

— Я… я не знаю. А что?

— Дженнифер, ты всегда взвешиваешься по два раза на день. Сколько ты сейчас весишь?

— Талли, не приставай к ней! — громко вмешалась Линн.

— Мама, мама. Все нормально. Я вешу сейчас около ста пятнадцати, — ответила Дженнифер.

Линн посмотрела на Талли взглядом «что-я-тебе-гово-рила». Талли демонстративно отвернулась.

— О, понятно, — сказала она. — Сто пятнадцать. Значит, с сентября ты похудела на тридцать пять фунтов?

Позже, когда они остались одни, Талли сказала:

— Мандолини, ты лжешь. Лжешь. Сколько ты весишь на самом деле?

— Талли, я сказала правду….

— Дженнифер, прекрати! Я всегда вижу по твоему лицу, когда ты лжешь, даже если твоя мать этого не замечает. Так сколько же?

Дженнифер что-то промямлила.

— Что? — переспросила Талли.

— Девяносто шесть, — прошептала Дженнифер.

Весь оставшийся вечер Талли была как лед.

Поздно ночью, у себя дома, после долгих беспокойных бессонных часов, насчитав не то 1750-ю, не то 2750-ю овцу, она заснула. Она спала сидя, уронив голову на стол, ветер трепал занавески и ее волосы. Вместо подушки Талли проложила между лицом и деревянной поверхностью стола свои ладони. Талли спала, и ей снилась пустыня. Она шла по пустыне одна, совершенно одна, и ей хотелось пить. Ей казалось, что она идет уже много дней и много дней ей хочется пить. Боже, как она хотела пить! «Напиться или умереть», — думала Талли, бредя по пустыне.

— Джулия, с Дженнифер происходит что-то ужасное, — сказала Талли во вторник, тринадцатого марта, когда они вышли из кабинета для внеклассных занятий. — По-моему, у нее — анорексия[13].

— Ты с ума сошла?

— Джулия, последнее время ты очень многого не замечаешь, но не говори мне, что ты не заметила, что Дженнифер стала худей меня.

Джулия задумалась.

— Ну, может быть, и правда, немножко худее, но…

— Джулия! — воскликнула Талли. — Она весит девяносто шесть фунтов! Девяносто шесть![14]

Джулия покраснела.

— Талли, не кричи на меня! Да, она очень худая. Даже болезненно худая. Но чего ты от меня-то хочешь?

— Джулия! — Талли умоляюще сложила руки. — Тебе все равно?

— Господи, ну конечно, нет, Талл. Но мне нужно готовить доклад по шестому периоду английской истории, а после школы мы собирались пойти в ратушу — нам выпала миссия раздобыть там кое-какие сведения. Слушай, она всегда была толстушкой, а в последнее время похудела. А ты, наоборот, немного поправилась.

Талли покачала головой.

— Ты что, отказываешься понимать? Я не поправилась за последнее время. А Джен не просто похудела, она больна.

— Мне нужно на занятия, — сказала Джулия. — Поговорим с ней потом.

— Ты со своей чертовой миссией… Где ты была все эти месяцы? Где? Я не знаю человека, у которого было бы столько забот. Тебе известно, что у Джен по всем предметам не больше 65 баллов, да и то только потому, что учителя ее просто жалеют? Ты знаешь, что с января она не прошла ни одного теста?

— Откуда ты все это знаешь? — спросила Джулия, неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Оттуда! Знаю, потому что разговорилась в спортзале с двумя девчонками из ее класса. Они сказали, что мистер Шмидт волнуется за нее. И даже говорил о ней с ребятами.

Прозвенел звонок. Джулия помчалась в класс.

— Мы поговорим с ней, обязательно! — прокричала она.

Талли тупо смотрела, как она убегает. Она надеялась,

что после разговора с Джулией ей станет легче, но стало гораздо хуже. Все внутри сжималось от тревоги.

Еще через четыре дня, в день святого Патрика, в одиннадцать утра, Талли сдала на права.

— Думаю, Святой Пэдди, верно, услышал мои молитвы, — сказала Талли, улыбаясь.

— Похоже, что так, — сказала Дженнифер. — Спасибо, что научила меня водить машину, Джен.