Полина Саймонс - Талли

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что вы с Талли собираетесь в Калифорнию? — спросила Линн. Тони оторвался от жареной говядины.

— Только то, что сказала, — ответила Дженнифер. — Мы хотим поехать в Калифорнию. Мы собираемся в Калифорнию.

— О чем ты говоришь? — сказал Тони. — Ты собиралась в Гарвард. Я думал, все уже решено.

Дженнифер покачала головой.

— Мы приняты в Стэнфорд. И именно туда мы поедем.

Линн и Тони обменялись долгим взглядом. Потом Линн сказала:

— Дженни Линн, дорогая, чья это идея? Талли?

Тони повысил голос:

— Конечно, Талли! Талли, Талли, Талли! Мне надоело все время слышать это имя! — Он повернулся к жене: — Я говорил тебе, что она от дурного семени! — А потом к Дженнифер: — Чего ты хочешь, Дженнифер? Чего ты-то хочешь?

— Я хочу поехать в Калифорнию, — упрямо ответила Дженнифер.

— Черт! — вспылил Тони, бросая вилку. Она упала с громким звоном, и у всех троих загудело в ушах. — Я не позволю этой девчонке делать из тебя неудачницу, Дженнифер! Я не позволю этой девчонке превратить тебя во вторую Талли.

Линн попросила Тони сбавить тон. Дженнифер отодвинула прибор и сложила руки на коленях.

— Папа, поехать в Стэнфорд — не значит стать неудачницей. Совсем не значит.

Линн и Тони еще что-то говорили, сначала горячо и страстно, потом медленнее, притворяясь благоразумными. Дженнифер полностью выбыла из разговора и наблюдала за родителями, спорившими, кто из них виноват в том, что такое случилось с их Дженнифер.

— Ты вечно шушукаешься с ней! — кричал Тони.

— Вот именно, а ты никогда с ней не разговариваешь! — отвечала Линн.

— Я твердил и твердил тебе об этой девчонке. И все-таки тебе понадобилось привести ее к нам в дом. Я говорил тебе: от нее не будет добра, Линн. Не от добра она появилась, и сама добром не кончит, и, между прочим, никогда никому не принесет добра. Эта Талли…

— Это неправда, пап, — вмешалась Дженнифер. — Неправда, что Талли добром не кончит. У нее все будет хорошо. Вот увидишь. Талли хочет помогать детям. Может быть, она станет психологом.

— Помогать детям? Талли себе помочь не может! — завопил Тони. — Психологом? Дженнифер, чтобы стать психологом, нужно любить разговаривать! А твоя подруга Талли — только что не глухонемая!

— Пап! Ну что ты говоришь! — сказала Дженнифер. — Чтобы стать плохим психологом — нужно любить разговаривать, а чтобы стать хорошим — нужно любить слушать. И Талли не глухонемая, пап. Ты не можешь называть ее глухонемой только потому, что сам не слышишь ее. — Джен поднялась со стула прежде, чем отец успел возразить. — Папа, папа! И вот еще что! Дело совсем не в Талли! — вдруг пронзительно закричала она и запустила стакан с кокой через всю комнату. Он разбился о стену, и осколки с громким звоном посыпались на пол. Гулкое эхо разнеслось по притихшему дому. Родители замерли. Помолчав минуту, Линн грустно сказала:

— Дженни, мы были уверены, что ты хочешь в Гарвард.

— Нет, мама, — возразила Дженнифер. — Нет. Это вы всегда хотели, чтобы я поехала в Гарвард.

— Дорогая, ну что в этом плохого? Чем плохо поехать в Гарвард?

— Ничем. Точно так же, как нет ничего плохого в том, чтобы поехать в Стэнфорд.

Ну как сказать им, как им объяснить, насколько сильно она хочет в Калифорнию! Как объяснить им, что бедняжка Талли хочет туда, только чтобы быть рядом с ней. Поднявшись к себе, Дженнифер тихо рассмеялась. Они ни за что не поверили бы, если бы я рассказала им. Они ни за что не поверили бы, что вовсе не Талли придумала ехать в Калифорнию. И что Талли имеет очень маленькое отношение ко всей этой затее. У Дженнифер было большое подозрение, что Талли, предоставленная самой себе, несмотря на все ее торжественные заявления, несмотря на карты, мечты и разговоры о пальмах, не поехала бы в Калифорнию. О, конечно, Талли ни за что на свете не признается. Но Дженнифер интуитивно чувствовала это. Без Дженнифер Талли никогда бы туда не поехала. Но как объяснить это родителям? И как сказать им, что получивший множество предложений от национальных футбольных команд Джек Пендел, которому исполнится девятнадцать в этом ноябре, поедет не куда-нибудь, а именно в Пало Альто.

Прими меня, дитя, я здесь, я твой,

Сожми в объятьях и прими мой принцип:

Желанье, страсть огонь, которым я дышу,

Любовь — роскошный пир, где все мы гости…

Робин стоял под душем и громко распевал. Была суббота, и он собирался на свидание с Талли. Каким-то чудом ей удалось это устроить. Три дня назад она сказала ему об этом, и он заказал лучший номер в «Холидэй Инн».

Робин вышел из душа и стал вытираться перед громадным, от пола до потолка, зеркалом. Зеркало запотело, но Робин протер его полотенцем и отступил назад, чтобы посмотреть на себя.

— Хм, выгляжу неплохо, — подытожил он и стал одеваться.

Прекрасное настроение омрачала только мысль, что он в самый загруженный день недели оставляет подсчет выручки на девятнадцатилетнего ассистента. «Ты имеешь право расслабиться, парень, — уговаривал себя Робин, натягивая свои лучшие хлопковые брюки и свитер поло. — Посмотри на своих братьев».

Стивен Де Марко-старший был слишком тяжело болен и оставил все дела на троих своих сыновей, но братья Робина совсем не интересовались семейным бизнесом. Брюс и Стив бегали по свиданиям и играли в мяч. Девушки и спорт, казалось, составляли предел их мечтаний.

Стив учился на втором курсе Канзасского государственного университета в Манхэттене. А Брюс, пять лет назад окончив школу, все время играл на гитаре. Он «пытался найти себя». На данный момент он, кажется, нашел себя в фермерстве. Брюс убедил себя, что только так может самореализоваться, и, попросив помощи у отца, купил ферму в двадцати милях на север от Манхэттена. Поэтому, вместо того чтобы, как Робин, носить костюмы от Пьера Кардена и рубашки «поло», Брюс ходил в комбинезоне и вставал с петухами. Он играл на своей гитаре лошадям, и, похоже, им это нравилось. Было также замечено, что его вкусы на девушек и лошадей во многом совпадали.

Вот таким образом Робин стал единственным представителем их семьи в магазине. До встречи с Талли Робин работал по семь дней в неделю от звонка до звонка. Сказав Талли, что свободен по воскресеньям, он солгал. У Робина семь лет не было выходных, но, увидев, как Талли в одиночку оттащила с дороги добермана, Робин тоже решил проявить характер и выделить себе выходной. При этом он сознавал, что никто не справится с торговлей лучше, чем он; что никто не умеет продавать так, как умеет он; никто не сумеет предложить покупателю именно то, что ему нужно; и никто не умеет определить стиль, размер и цену, на которую рассчитывает покупатель, по одному его внешнему виду и манере разговаривать, — так, как это умел Робин.

И, конечно, проблема с кассой. Даже не столько с кассой — расплачивались в основном кредитками или чеками. Но удачливое воскресенье могло принести от пятисот до тысячи долларов наличными. Ладно, ладно, ничего страшного, имущество застраховано, да и в любом случае, что значит какая-то сотня долларов для компании с ежегодным оборотом в два миллиона? Да, но сам факт краж! Обокрасть их проще простого. Например, у них в магазине продавались очень дорогие рубашки от Ральфа Лорена и Пьера Кардена. Кое-какие галстуки и ремни, двухсотдолларовые а туфли «Bally». Ребята, работавшие на складе, запросто могли вынести на себе три-четыре семидесятипятидолларовые рубашки, и эта мысль сводила Робина с ума. С недавнего времени он методично заносил теперь весь товар в компьютер и на следующий день сверял с книгой регистрации проданного.

Робин надел рубашку от Пако Рабана и высушил волосы феном. Несколько месяцев он брал выходной только по воскресеньям, а потом махнул рукой, запер кабинет поставок, инвентаризационные бумаги, и стал брать выходной еще и по средам. Раза два в субботу он возил Талли в Манхэттен показать, как он играет в соккер. Обычно после игры он возвращался в магазин, но только не сегодня.

«…потому что ночь

Принадлежит влюбленным…»

— пел Робин, запирая дом и заводя машину.

«…потому что эта ночь

Принадлежит нам с тобой…»

И хотя Робин очень беспокоился о магазине, больше всего его волновала Талли.

Они только что кончили заниматься любовью, и Робин нежно гладил Талли по волосам.

— Талли, — прошептал он, — Талли.

— Что, Робин, что?

— Ты со многими этим занимаешься?

Она засмеялась.

— Во всяком случае, в «Холидэй Инн» впервые. — Она осмотрелась. — Красиво. Такая огромная кровать. Я первый раз лежу на такой кровати. На такой большой кровати.

— Я серьезно спрашиваю, — сказал Робин.

— Ах, в этом не сомневаюсь. — Она улыбнулась и вздохнула. — Не очень со многими.

— Ты помнишь своего первого?

Она напряглась, ее взгляд стал безжизненным.

— Кто же этого не помнит? — сказала она нехотя. — А ты?

— Конечно. — Он улыбнулся. — Она была старше меня. Ее звали Мэг. Знаешь, она пришла в магазин отца, чтобы купить что-нибудь своему мужу.

— Но присмотрела кое-что для себя? — сказала Талли.